За них меня судит, –
А только желанье во мне не избудет.
Попался я в петли волос золотых
По воле Эрота,
И стрелкой холодной из глаз ледяных
Пронзил меня кто-то, –
И новая сердцу явилась забота,
А прежней не будет
Ему до поры, пока прочь не отбудет.
Но милый мне вид белокурых кудрей
Платком опечатан,
А пламень невинный прекрасных очей
При встречах – запрятан.
Солдат, и горами крутыми укатан,
В чести не оскудет:
Его от присяги и смерть не отнудит.
LX. L’arbor gentil che forte amai molt’anni
Любезный ствол, люблю вас много лет,
И ваши ветки внемлют благосклонно
Цветам воображенья и резона,
В которые мой хилый ум раздет.
Как вдруг вы поняли, что вам на след
Держаться к нам все дружеского тона:
Не обессудьте – и моя канцона
Отныне не пеан, собранье бед.
Но что же скажет ученик мой бедный,
Когда поймет он из моих стихов,
Что пыл любви – болезненный иль вредный?
Будь он пиит, будь деятель верхов –
Клянусь, что он не сносит потрохов
В сем разе, ни головушки победной!
LXI. Benedetto sia ‘l giorno, e ‘l mese, et l’anno
Благословен тот светлый скол времен
И та страна, та местность незабвенна,
Где ясных глаз не избежал я плена,
Где милой девой был я взят в полон.
Я сладкой ревностью бывал смущен –
Пребудет и она благословенна,
Любви стрела и счастья перемена,
И боль, которой я не обделен.
И вы благословенны, слезы боли
И вздохи, и стенанья без числа,
Вы, знаки самой сладостной неволи.
И ты, строка, что деву вознесла
Над миром звезд в сияющем престоле –
Владычицей тоски и ремесла.
LXII. Padre del ciel, dopo i perduti giorni
Царю небесный, после стольких суток,
Растраченных в мечтаниях пустых
С томленьем вящим в органах моих