Богиня по ошибке

Так что сейчас я, возможно, нервничала не зря. А проклятый горшок мне совсем не помогал.

Впереди показался зеленый с белым указатель: до Рапы десять миль. Едва я разглядела указатель, как небо буквально разверзлось, и мой «мустанг» чуть не захлебнулся в потоках ливня. Я люблю свою бибишку. Обожаю ее! Но «форд-мустанг» – не та машина, в которой можно ездить в ливень. Ее сразу заносит. Я переключилась на пониженную передачу, включила «дворники» и сосредоточила все внимание на том, чтобы не съехать в кювет. Попробовала включить радио – сплошные помехи. Деревья, которые я смутно видела на обочине, клонились к земле под самыми неестественными углами. Я включила дальний свет, но видимость все равно была нулевая. Порывы ветра били в машину со всех сторон; чтобы не потерять управление, пришлось вцепиться в руль обеими потными руками.

Почему ладони вспотели?

– Что за хрень?

В салоне стало тепло. Почему? Из вентиляционных отверстий лились струйки прохладного воздуха, и все равно меня охватил неприятный жар.

И вдруг я поняла, в чем дело. Жар шел от проклятой коробки. Одним глазом я смотрела вперед, на дорогу, хотя все равно ничего не видела, другим косилась на коробку. Клянусь, она мерцала, как будто в ней находился только что включенный инфракрасный обогреватель…

Я оторвала взгляд от коробки и…

О господи! Дорога вдруг куда-то пропала! Шины заскрипели по гравию на обочине; я поспешно крутанула руль влево. Машину занесло; пробуя как-то выровнять ее, я выкрутила руль вправо… Бесполезно! Порывы ветра и потоки дождя не давали ничего разглядеть. Из последних сил я вцепилась в руль, стараясь убрать занос. Меня завертело. Услышав визг покрышек, я охнула. Сердце провалилось куда-то в желудок. А потом весь мир перевернулся вверх ногами.

Висок тут же кольнуло острой болью. Запахло дымом. Оказывается, я зажмурилась; но, открыв глаза, решила, что угодила прямо на Солнце. Ваза вывалилась из коробки и превратилась в огненный шар. Медленно вращаясь, шар плыл ко мне. Время остановилось. Где я? Похоже, меня отправили на окраину ада! Неожиданно я увидела в ярко светящемся шаре собственное отражение, но какое-то искаженное, как будто смотрела на объятый пламенем водоем, поверхность которого пошла рябью. Я увидела себя совершенно голой; с распростертыми руками и запрокинутой назад головой, я вращалась в языке пламени, словно языческая танцовщица. Огонь и дым окружали меня, и я поняла, что сейчас умру. Нет, передо мной не пронеслась за один миг вся моя жизнь; я не стала жалеть об оставленных друзьях и родственниках. Моя последняя мысль была абсолютно лишена возвышенности: «Черт возьми, так и знала, что надо перестать чертыхаться! Что, если Бог – и правда баптист?»

Часть вторая

Глава 1

Сознание возвращалось ко мне постепенно; все как-то ускользало. Мне казалось, что я сплю и вижу сон, похожий на тот, что снился мне в один особенно паршивый период жизни. Сон сопровождался мучительными судорогами. Во сне судороги перемежались с болезненными, но вместе с тем желанными родовыми схватками. Вдруг я родила печенье с кремовой начинкой, и мне сразу полегчало… А, поняла! Я увидела классический эротический сон по Фрейду.

Очень болела голова. Она просто раскалывалась. Мне было хуже, чем во время приступа мигрени, хуже даже, чем с похмелья, когда не помнишь, какую дрянь вчера пила и что с чем мешала. А уж тело… вот тела своего я совсем не чувствовала. И глаза не разлеплялись. Да, скорее всего, я умерла. Ничего удивительного…

Меня нежно, как друг, окутала темнота.

В следующий раз, когда я очнулась, у меня все еще ужасно болела голова – прямо раскалывалась. Зато тело я чувствовала – и еще как! У меня болела каждая клеточка, каждый мускул, как будто я заразилась самым жутким, самым гадским адовым гриппом! А что, если я и правда в аду? Если сейчас кто-нибудь заорет на меня и потребует, чтобы я решала математические задачи, я сразу пойму, что очутилась в аду… Но я ничего не слышала, кроме странного звона – должно быть, звенело у меня в ушах. Я попробовала открыть глаза, но веки не слушались – наверное, потому, что у трупов веки не поднимаются. Сердце… как будто выскакивало из груди. А разве у трупов сердце бьется? Интересно, мертвые испытывают страх? Наверное, да… На сей раз темнота не была добрым другом, но она звала прийти к ней в темные объятия, и я закружилась в бесконечной спирали…

– Лежи тихо, госпожа, все будет хорошо.

Нежный и знакомый голос говорил с каким-то странным напевным акцентом. Голова у меня как будто налилась свинцом; мне было жарко, и все тело болело. Казалось, будто на мне живого места нет. На голове у меня что-то лежало, и я сосредоточилась на влажной прохладе. Дотронулась до толстого компресса, но кто-то осторожно отодвинул мою руку.

– Все хорошо, госпожа, я здесь. – Вот опять – голос знакомый, а узнать не получается.

– Где… – Ну и голос у меня! В горле не просто першило; его как будто жгло огнем.

Огонь! Неожиданно я все вспомнила, и мне стало страшно.

На сей раз, когда я велела глазам открыться, они меня послушались. Я старалась сосредоточиться и сфокусироваться, но темные очертания и отблески света сливались в одно большое пятно. Огромное пятно, сидевшее рядом со мной, пошевелилось, образ постепенно обретал четкие контуры…

Слава богу, рядом со мной Сюзанна! Раз она здесь, значит, я не умерла; может, все и вправду будет хорошо. Я старалась не отводить глаз от подруги; вдруг все вокруг потемнело. Я быстро замигала глазами, чтобы снова хорошо ее видеть. Сюзанна держала меня за руку, но, как ни странно, заметив, что я открыла глаза, она попыталась отстраниться и как будто побледнела… Потом вместо одной Сюзанны я увидела двух, потом четырех. Потом их снова стало две, потом четыре… Перед глазами все плыло.

– Госпожа, лежи тихо. Сегодня ты много пережила, и твоему телу и душе необходим отдых. Не беспокойся, тебе ничто не угрожает, все хорошо.

Я хотела спросить, какого дьявола она так странно выражается, но из моего горла вырвалось какое-то змеиное шипение – точнее, звук, который издает какой-нибудь дрянной опоссум, попав в луч света фар ночью на дороге. Нет, они не притворяются мертвыми, они шипят и до смерти пугают ничего не подозревающих женщин, которые остановили машину на неосвещенной проселочной дороге, чтобы без помех сбегать в кустики. В общем, я и сама себя не поняла и решила, что Сюзанна тоже вряд ли меня поймет. Она поспешно обернулась, и кто-то, кого я видела неотчетливо, протянул ей кубок. Кубок? Да еще золотой? В больнице-то?!

– Выпей, госпожа. Питье смягчит горло и поможет тебе уснуть. – Ее рука осторожно приподняла мне голову; она поднесла кубок к моим губам, и я, кашляя и давясь, стала глотать сладкую, густую жидкость.

Едва голова оторвалась от подушки, как виски сдавило волнами боли. Вокруг все снова стремительно чернело; я старалась не сводить взгляда с подруги. Она сняла с моего лба компресс и сменила его на новый, прохладный, который ей передала невероятно молодая сестричка в странной полупрозрачной форме. Вид у сестрички был такой, словно она вот-вот пойдет отплясывать ирландские танцы куда-нибудь на лужок, а не обходить больных в блоке интенсивной терапии или отделении неотложной помощи…

Чернота на этот раз была со сладковатым привкусом лекарства, напоминающего микстуру от кашля.

В следующий раз мрак рассеялся внезапно, и пробуждение оказалось малоприятным. О нет, только не это! Сейчас меня…

– Госпожа, позволь я тебе помогу. – Сюзанна приподняла мне голову и убрала волосы со лба. Меня вырвало прямо на постель. Сюзанна и в самом деле лучшая подруга; мне стыдно, что я однажды обозвала ее снобкой! Когда меня наконец вывернуло наизнанку, она уложила меня на подушку и обтерла мне лицо.

Терпеть не могу рвоту. От всей души ненавижу. Так было всегда. Когда меня тошнит, меня всю трясет и я не могу сдержаться. Хорошо, что со мной такое происходит нечасто, но, когда меня тошнит, я становлюсь беспомощной, как младенец. Естественно, меня и сейчас трясло не переставая. Голова продолжала кружиться; я по-прежнему не понимала, где нахожусь. Наверное, все дело в том, что я умерла.

– Во… воды, – кое-как прохрипела я.

Сюзанна немедленно подала знак дежурной сестричке, и перед моими глазами появился еще один кубок. Сюзанна поднесла его к моим губам и помогла сделать глоток.

– Тьфу… – Я выплюнула почти все. В кубке оказалась не вода, а легкое вино. Вообще-то вино я обожаю, но только не после рвоты. – Сюз! Во… воды! – Я смерила подругу многозначительным взглядом: как только мне станет лучше, подруга, я тебя убью! Может, до нее наконец дойдет?

– Да, госпожа! – Сюзанна снова побледнела и, обернувшись к молоденькой сестричке, сунула ей кубок. Кстати, что это за больница такая странная? – Сейчас же принеси госпоже Рианнон воды!

Молоденькая сестричка, похожая на нимфу, стремительно выбежала вон.

Сюзанна повернулась ко мне, но почему-то избегала смотреть мне в глаза.

– Прости, госпожа. Я неправильно тебя поняла. Это я во всем виновата, а не девушка. – Она сложила ладони перед грудью, как будто молилась, и склонила голову, по-прежнему упорно отводя глаза в сторону.

Черт побери, что же происходит? Я дотянулась до ее пальцев и дернула. Пусть, наконец, посмотрит на меня! И вдруг я заметила ее волосы. Цвет был ее, обычный – светло-русый, с красивыми, натуральными более светлыми прядями, – но пряди эти доставали ей до талии, так что одна из них упала мне на руку..

– Не может быть! Как… – с трудом, заикаясь, произнесла я. У Сюзанны всегда была короткая, сексуальная стрижка. Я люблю поддразнивать ее насчет ее игриво взъерошенных волос. Она отвечает: «О, спасибо!» – и самодовольно жмурится, как кошка, только что вылакавшая блюдце сливок. Когда она успела отрастить волосы до пояса? Ничего себе! Неужели я много лет пролежала в коме? Может, я валялась в отключке целый миллиард лет, а Сюз, пока я была без сознания, с горя решила уподобиться какой-нибудь леди Годиве и без моих мудрых советов по поводу ее внешности – подруги ведь должны давать друг другу советы, как лучше выглядеть? – она отрастила волосы до самой задницы!

Но нет, она не выглядит ни на минуту старше. Вот зараза!

Она по-прежнему избегала смотреть мне в лицо, зато я пристально разглядывала ее. Сюзанна, никаких сомнений! Та же хрупкая фигура. То же красивое круглое лицо, которое дышит добротой. И длинные пряди она нервно заправляет за уши – совсем так же она делала, когда у нее еще были короткие волосы. У нее те же веснушки на носу и высокие скулы. Если она улыбнется (хотя сейчас, по-моему, ей не до того), я наверняка увижу знакомые ямочки у нее на щеках, по обе стороны от полных губ.

– Сюз… – Я снова дернула ее за руку, стараясь заставить посмотреть на меня. Она подняла голову, и я увидела ее золотисто-карие глаза, которые так хорошо знала. – Что… – Я попыталась спросить: «Что происходит, подруга?» Она как будто расслабилась, но тут вбежала медсестра (ну да, нимфетка в самом деле вбежала в палату рысцой) с новым кубком:

– Вот, госпожа.

Слава богу, настоящая вода. И даже холодная! Я старалась пить мелкими глотками, но моему бедному горлу и это было трудно.

– Сп…пасибо, – с трудом прохрипела я.

Сюзанне пришлось наклониться вперед, чтобы расслышать меня, но я увидела, что она все поняла, потому что она вдруг покраснела, торопливо схватила мягкую тряпочку и промокнула мне губы.

Я с изумлением поняла, что очень устала. А ведь я ничего не делала – меня всего лишь вывернуло наизнанку, потом я пробовала заговорить и выпила пару глотков воды. Что-то тихо мурлыча себе под нос, Сюзанна убрала мне волосы со лба.

– Спи, госпожа. Все хорошо!

И что, интересно знать, на ней надето?..

Вторая моя подруга, чернота, снова пришла неожиданно и забрала меня в свои объятия.