Богиня по ошибке

– Спокойно, Паркер, возьми себя в руки! – Просто смешно; чтобы избавиться от страха, пришлось напомнить себе, что сюда я явилась влекомая страстью к скупке всякого барахла.

Я вышла из машины и щелкнула брелоком; оклахомская жара, словно только этого и ждала, тут же обхватила меня своими влажными руками. За углом я углядела большой стол, вокруг которого толпились посетители аукционов всех мастей. Я догадалась, что у стола проходит регистрация, и зашагала туда, то и дело бросая жадные взгляды на кучки распродаваемого имущества. В основном вещи, выставленные на аукцион, находились за домом, но кое-что было видно и сбоку. У меня руки чесались порыться в заполненных доверху коробках… Но сначала предстояло зарегистрироваться.

– Уф! Жалко, не сообразила собрать свою гриву в конский хвост! – по-свойски обратилась я к матроне, стоявшей в очереди впереди меня.

– Угу. – Матрона обмахивалась пригласительным билетом на Аукцион необычных вещей; мельком оглядев мои влажные от пота кудрявые волосы, она неодобрительно покосилась на мою белую шелковую блузку без рукавов, очень стильную (и очень короткую!) юбку «Гэп» и мои длинные (и очень голые) ноги. – Уф! – Она издала звук, похожий на тот, что издает курица, снесшая яйцо; я поняла, что на том наша дружеская беседа и закончилась.

– Похоже, здесь и правда продается немало интересного. – Я отважно предприняла вторую попытку завязать разговор, на сей раз с плешивым коротышкой, стоящим в очереди за мной.

– Совершенно с вами согласен. – Коротышка беспокойно переступил с ноги на ногу, вытирая пот со лба. – Я услыхал, что на аукцион выставят несколько образчиков стекла периода Великой депрессии, и сразу понял, что просто обязан сюда приехать. По-моему, американское стекло просто обворожительно, а вы как считаете? – К этому времени его косенькие глазки отыскали вырез в моей блузке; было очевидно, что обворожительным он находит не одно лишь стекло.

– М-м-м… да, стекло – это вещь. – Я сделала шаг вперед. Настала очередь матроны получить билет, но она так пристально следила за плешивым типом, который разглядывал меня, что регистратору пришлось еще раз окликнуть ее. Наконец она назвала ему свое имя.

– Признаюсь вам откровенно, – плешивый наклонился вперед, беспардонно вторгнувшись в мое личное пространство, – сейчас я редактирую чудесную, познавательную книгу о журнальных столиках эпохи Великой депрессии, где подробно рассказывается, как отличить подлинные произведения того времени от точных копий, факсимиле.

– М-м-м… очень мило. – Плешивый коротышка так и застыл в моем личном пространстве, и я потихоньку пятилась от него, тесня матрону, которая все никак не уходила. Она сосредоточенно прикалывала номер участника к груди – которая являла собой артефакт эпохи Великой депрессии.

– Если пожелаете участвовать в торгах, рад буду предложить вам свою помощь. Очень неприятно, когда такую милую молодую даму обводят вокруг пальца… – У плешивца сел голос, и он поспешно вытер вспотевшую верхнюю губу сложенным носовым платком. Под мышками у него тоже проступили желтые пятна. Зря он в такую жару застегивает рубашку на все пуговицы!

– Большое спасибо, если понадобится, я непременно воспользуюсь вашим предложением! – Слава богу, мой черед регистрироваться.

– Имя… – Я спиной чувствовала, как внимательно прислушивается плешивый.

– Шеннон Паркер.

– Мисс Паркер, ваш номер – семьдесят четыре. Пожалуйста, заполните анкету рядом с номером… впишите ваш адрес. Карточку с номером носите с собой постоянно. Во время торгов аукционист будет обращаться к вам по номеру. Когда приобретете все, что захотите, назовите кассиру ваш номер, и она выпишет вам счет.

Не дослушав – я и так все знала, не в первый раз на аукционе! – я схватила карточку с номером и бежала, пока плешивый коротышка намертво не приклеился ко мне. Никогда не понимала, почему низкорослые мужчины так млеют от меня. Я не какая-нибудь амазонка, но без каблуков мой рост – пять футов семь дюймов, а я люблю высокие каблуки и в туфлях на плоской подошве хожу редко. Если даже отвлечься от роста, меня трудно назвать миниатюрной женщиной. Не поймите меня неправильно, я не толстуха. И все же… Я занимаюсь в тренажерном зале до седьмого пота, и все равно мне не мешает сбросить пять – десять фунтов. В общем, мне никак не удается стать гибкой, стройной худышкой, какие сегодня в моде. Про таких, как я, принято говорить: «Есть за что подержаться». У меня большая грудь, округлые бедра, крепкие ноги. Рядом с коротышками я чувствую себя нелепо; мне всегда кажется, что при случае я, наверное, легко сумею их побить. В общем, низкорослые мужчины меня не интересуют. Подайте мне кавалера ростом с Джона Уэйна, и я растаю, как кубик льда на теплом языке… К сожалению, мою личную жизнь нельзя назвать бурной.

Основная часть вещей, выставленных на аукцион, разместилась за домом – судя по всему, раньше там был великолепный, ухоженный парк. Точно посередине обширной площадки красовался полуразвалившийся фонтан со статуей обнаженной нимфы. Вокруг фонтана расположились столики и коробки с имуществом. Они занимали примерно полкруга, а остальное место было отдано под сельскохозяйственную утварь. Здесь толпились мужчины разного возраста – судя по виду, жители оклахомской глубинки – и восхищенно разглядывали выставленные на продажу вещи. От такого изобилия у них явно сорвало крышу… Иногда они переговаривались; ветер доносил до меня обрывки фраз, и мое оклахомское сердце таяло от их выговора. Один жевал соломинку; между передними зубами у него зиял проем. Правда, я ничего не выдумываю!

Итак, вещи, выставленные на торги, распределили по лотам; оглядевшись, я поняла, что организаторы проделали огромную подготовительную работу. В одном углу стояли однотипные предметы мебели – спальные гарнитуры, кухонные уголки, резные стулья и так далее; в другой угол составили столы, уставленные лампами, бра, канделябрами, стеклом и хрусталем. Я заметила, что плешивый коротышка сразу устремился к столу, где стоял хрусталь. В коробках, помеченных номерами, были свалены разные безделушки. Коробки расставили на достаточном расстоянии, чтобы покупатели рылись в них, не нанося друг другу серьезных увечий. Произведения изобразительного искусства были выставлены на складных столах и мольбертах.

К картинам-то меня и потащило. Естественно, я жадно поглядывала и на мебель, но почти сразу поняла, что эти лоты мне не по карману.

Видимо, владелец всего этого богатства, которое вскоре перестанет ему принадлежать, обладал вполне определенным вкусом. Сюжеты всех картин, представленных на мольбертах, были взяты из мифологии. Техника самая разная – акварель, акрил, масло – а сюжеты… Я увидела все: от «Рождения Венеры» до «Прощания Вотана с Брунгильдой».

– Бог ты мой, вот умора! – Не удержавшись, я усмехнулась и ткнула в бок стоящую рядом тетку – типичную любительницу дешевых распродаж. На мольберте красовалась прекрасная полноцветная репродукция: огромный свирепый дракон изрыгает пламя на светловолосую воительницу, сидящую верхом на застывшем в прыжке белом коне. Воительница отражала пламя щитом и потрясала мечом. Фамилии художника я не нашла, зато увидела внизу напечатанное название картины: «Битва с лесным пожаром». – Я должна ее купить! – воскликнула я, хихикая.

– Чё-то странная она какая-то, – прогнусила тетка, и я перестала улыбаться.

– Вот именно. По-моему, она не просто странная, а ненормальная…

Тетка бросила на меня удивленный и неодобрительный взгляд и быстро зашагала к предметам домашнего обихода. Я вздохнула, раскрыла блокнотик и записала: «Лот номер двенадцать – репродукция с драконом». Внимательнее осмотрев раму, я усомнилась в том, что покупка мне по карману. Но может, остальные покупатели тоже решат, что картина «чё-то странная какая-то», и я останусь единственной желающей ее приобрести?

Среди предметов живописи нашлось немало интересных, но мои скудные финансы требовали ограничиться лишь одной картиной и, может быть, вазочкой, статуэткой или еще какой-нибудь «странной» безделушкой. За картинами следовали лоты, претендующие на художественную ценность. На столах стояли образцы покрасивее, а между ними разместились коробки с разнообразным хламом. Вглядевшись, я поняла, что у них все же есть нечто общее. Так, все статуэтки оказались миниатюрными копиями каких-то римских или греческих статуй, и все были… ну да, очень обнаженными.

Ох, позабавлюсь я…

На одном столе стояли три мужские статуэтки фута два высотой. Я решила, что не могу пройти мимо – они достойны моего внимания. Стараясь не слишком откровенно пялиться на них, я читала описания под номерами. Лот номер семнадцать – Зевс-громовержец в полной боевой готовности (обнажен и… вот уж правда, лучше не скажешь – действительно в полной боевой готовности).

– Извини, красавчик. Я не могу повезти тебя домой, боюсь, меня назовут извращенкой. – Я щелкнула пальцем по его хозяйству.

Лот номер восемнадцать – древнегреческий правитель, возможно Димитрий I Сирийский. Димитрий оказался большим, мускулистым обнаженным мужчиной. Ну о-очень большим.

– Ох, милый… Жаль, что ты не Галатея, а я – не твой безымянный скульптор! – Предварительно оглядевшись и убедившись, что никто на меня не смотрит, я похлопала Димитрия по щеке и хихикнула.

Лот номер девятнадцать, статуэтка этрусского воина, понравился мне гораздо меньше. Слишком щуплый на мой вкус. В статуэтке выделялись всего две детали: его оружие и… хм… его оружие.

– Пока, мальчики. Как подумаю, что придется с вами расстаться, прямо все падает… – Посмеявшись своей шутке, я перешла к следующему столу, уставленному большими вазами, – я насчитала штук шесть. Взгляд мой скользил по элегантным урнам…

И вдруг все замерло, время прекратило свой бег. Легкий ветерок утих. Все звуки смолкли. Я перестала чувствовать жару. Я перестала дышать. В глазах потемнело; я видела одну только вазу.

– Ой, извиняюсь. Не хотел вас зашибить. – Какой-то добрый человек подхватил меня под локоть, не дав упасть, и воздух снова хлынул мне в легкие, а мир вокруг ожил.

– Ничего-ничего… – Я глубоко вздохнула и попыталась улыбнуться.

– Видно, совсем растерялся, вот и налетел на вас!

– Не стоит беспокоиться. Ничего страшного.

Он с сомнением посмотрел на меня, но кивнул и пошел дальше.

Дрожащей рукой я пригладила волосы. Что это со мной? Что случилось? Я смотрела на вазы, и вдруг… Взгляд мой снова обратился к столу с керамикой, и остановился на последней вазе. Ноги понесли меня к ней еще до того, как мозг отдал приказ. Дрожащей рукой я потянулась к ярлычку. «Лот номер двадцать пять. Ваза кельтская (копия погребальной вазы с шотландского кладбища). Роспись в цвете воспроизводит сцену молитвы, возносимой Верховной жрице Эпоны, кельтской богини – покровительницы лошадей».

Я снова посмотрела на эту вазу и сразу ощутила сильную резь в глазах – их как будто ожгло огнем, – и передо мной все поплыло. Часто-часто моргая, чтобы не ослепнуть, я пристальнее вгляделась в поразивший меня предмет, стараясь не обращать внимания на то, как странно я себя чувствую.

Глиняная ваза высотой фута два напоминала с виду основание лампы с изогнутой ручкой. Верх ее оказался очень красиво скругленным.

Но не форма и не размер вазы заставили меня забыть обо всем на свете. Я не могла отвести взгляда от росписи, занимавшей целиком одну сторону сосуда. Благодаря темному фону все фигуры, подчеркнутые золотом и пастелью, казались необычайно живыми и теплыми. На скамье или лежанке с подушками сидела женщина, красиво изогнувшись в талии, спиной к зрителям. Я увидела вытянутую руку, которой она властно указывала на что-то просительницам, и каскад ее роскошных волос.

– Волосы совсем как у меня! – Лишь услышав собственный голос, я поняла, что говорю сама с собой. У женщины на вазе и правда волосы были точно такие же, как мои, только длиннее. Такие же золотисто-рыжие, так же вьются колечками – мне никогда не удается их пригладить. Палец у меня дернулся словно сам по себе; застыв на месте, я, как завороженная, погладила вазу, и… – Ой! – Горячо! Я отдернула палец.

– Не знал, что вы интересуетесь керамикой!

Я обернулась и увидела своего недавнего знакомца – плешивого коротышку.

– Откровенно говоря, я неплохо разбираюсь в некоторых видах ранней американской керамики… – Он плотоядно облизнулся.

– Ну а меня ранняя американская керамика как раз мало волнует. – Появление плешивого коротышки в моем личном пространстве подействовало так, словно меня окатили холодной водой и я мигом избавилась от всех странных ощущений. – Мои пристрастия лежат северо-восточнее Америки. Мне гораздо больше нравятся Греция и Рим.

– Что ж, понятно. Очаровательной вещицей вы любуетесь! – Он потянул к вазе свои потные руки, рывком, как-то суетливо перевернул ее и уставился на донышко. Я внимательно смотрела на него, ища признаки чего-нибудь необычного, но плешивый коротышка оставался тем же заурядным придурком, что и раньше.

– Скажите, а вы не замечаете в этой вазе ничего… м-м-м… необычного?

– Нет. Неплохая копия, но я не вижу ничего странного в Эпоне, изображенной на вазе. Что вы имеете в виду? – Он поставил вазу и промокнул верхнюю губу влажным платком.

– Мне показалось… сама не знаю… в общем, когда я до нее дотронулась, то едва не обожглась. – Я посмотрела на него в упор. Может, моя ненормальность уже бросается в глаза?