– И часто в вашей карьере случались такие убийства? – поинтересовался, хранивший до этого молчание Харви.
– Увы, да, люди самые отвратительные создания на свете. Грёбаные извращенцы садисты, насильники, как мужики, так и бабы, тут нет никаких исключений.
Смит стряхнул ставший уже длинным кусок пепла в стеклянную пепельницу и, откинувшись на спинку кресла, выразительно смотря то на одного, то на другого детектива, добавил:
– Мой вам совет парни, отбросьте на хрен свою чувствительность. Для одного из вас это первое убийство, другой уже вёл одно, и оно я думаю, до сих пор снится ему в кошмарах. Всё это неважно, поймите, в чём отличие нашей работы от любой другой – мы здесь пытаемся очистить мир от ублюдков, забирающих чужие жизни. Мертвецу уже ничем не поможешь, выколоты у него глаза, порезана грудь или он вообще разрезан на части, мёртвые не возвращаются, они не будут стучаться вам в окна дождливой ночью и протяжно выть: «За что?».
Капитан наклонился вперёд и добавил уже тише:
– Я говорю вам всё это не для того чтобы ожесточить вас, нет, это всё придёт само с опытом, просто я хочу помочь вам поскорее преодолеть переходный этап. Любой преступник – жалкий тип, обиженный жизнью. Он убивает либо для того чтобы украсть, либо для того чтобы повысить свою никчёмную самооценку.
Рэнди и Харви слушали капитана, не моргая, им обоим было немного стыдно за то, что они, уже немаленькие дяди со значками, проработавшие в полиции не один год, оба вчера сплоховали, лишь только взглянув на труп.
Капитан же договорив последнюю фразу, щелчком отправил окурок в урну, открыл шкаф достал бутылку крепкого скотча, и, налив где-то четверть стакана, усмехнулся:
– Врачи говорят, что с утра в понедельник пьют только самые заядлые алкоголики, но я же думаю, что все они просто завидуют, ибо у них нет такой возможности. Итак, парни, что планируете делать дальше?
– Неплохо было бы ещё раз поговорить с миссис Дэвидсон, – начал Рэнди, но тут же осёкся, – но я понимаю, что сейчас это не самая лучшая идея, поэтому начнём с кабинета убитого.
– Всё тщательно обыщем, – вклинился в разговор Харви, – я уверен, что мы найдём там что-нибудь интересное.
– Добро, – капитан встал, залпом осушил стакан, и с треском поставив его на стол, громко хлопнул в ладоши, – новый день, новый успех, новая победа, давайте валите отсюда, и принесите мне чего-нибудь стоящего!
***
Покинув кабинет, Рэнди и Харви так быстро шли в сторону выхода, что оба едва не налетели на…
– Дороти, простите ради бога, – увидев, как сильно женщина испугалась, почти в один голос произнесли детективы.
– Ничего стра-стра-шного, всё в п-п-порядке.
Повисло неловкое молчание, которое первым нарушил Рэнди.
– Как дела в архиве?
Дороти улыбнулась и, поправив очки, пожала плечами.
– Н-н-ничего нового, мистер М-майерс, – она нахмурилась, сделала глубокий вдох, потом выдох и быстро проговорила: – прошу прощения за мои заикания, у меня всегда так, когда я чего-то пугаюсь или нервничаю.
Теперь уже Харви подхватив «эстафету» у своего напарника, начал снова извиняться, но Дороти его перебила:
– Всё в порядке, я к-к-как раз сама шла к вам навстречу и хотела пожелать вам удачи, – она огляделась по сторонам, и, прикрыв губы ладонью, тихо прошептала, – я слышала что некоторые в отделе считают что вы не найдёте убийцу. Но, я думаю, это всё неправда, вы оба отличные детективы, и если вам вдруг понадобится помощь…
– Мы непременно обратимся за ней, спасибо вам Дороти, – мягко улыбнувшись, подытожил этот неловкий разговор Рэнди.
Ещё раз извинившись, детективы поспешили покинуть отдел, и обращённые на них косые взгляды, и, усевшись в машину, наконец, выдохнули.
***
Город окутался серостью, словно вуалью. Свинцовое небо и почти не прекращающийся дождь, смывали яркие краски осени. Жёлтые листья тонули в лужах грязи, деревья стояли голые и понурые. Это выглядело так, будто они вот-вот умрут, сделав последний отчаянный глоток этого холодного, пронзающего насквозь воздуха.
Рэнди смотрел по сторонам, с тоской и печалью вспоминая свой родной город. Нью-Йорк никогда особо ему не нравился, большой город, давящий на мозг шум, в Олбани всё было по-другому. Он бы хотел вернуться туда, но ещё больше детектив хотел оказаться в городке Саратога-Спрингс. Этот небольшой город, население которого не доходило и до тридцати тысяч человек, располагался в пятидесяти километрах от Олбани, и именно в нём находился отчий дом Рэндалла Майерса.
Родители Рэнди владели небольшим кафе, с которого имели неплохой заработок, ведь Саратога-Спрингс всё-таки курортный город.
«И настоящий рай, – подумал про себя Рэнди, – может быть мне и не стоило уезжать, занялся бы семейным бизнесом, жил бы в комфортных условиях, но нет же».
Всю жизнь Рэнди гнала вперёд неудержимая тяга к справедливости. Чуть ли ни с самого детства он боролся с тем, что считал несправедливым и нехорошим. С возрастом всё только усугубилось. А у таких парней выхода только два, идти или в полицию или в юристы. С бумажками Рэнди возиться не хотел, вдобавок ко всему он не был уверен в стопроцентной честности судейского процесса, поэтому монетка легла на другую сторону.
Сзади раздался оглушительный гудок чёрного джипа, и детектив, увидев, что уже горит зелёный, включил передачу и, добавив газу, свернул направо.
– Ты какой-то сегодня очень задумчивый, – Харви положил руку на плечо напарника, – это из-за этих придурков в участке?
– Просто иногда я думаю, на своём ли я месте, – кисло улыбнувшись, ответил Рэнди, – а так всё в порядке.
– Рэнди, ты хороший парень, – вкрадчиво сказал Харви, и тут же добавил уже громче, – просто очень впечатлительный, но босс прав, это пройдёт. Работая в полиции долго, мне кажется, со временем перестаёшь быть идеалистом, а просто включаешь автомат. Каждое убийство оно как бы забирает у тебя частички твоей души, и ты превращаешься в бесчувственное создание сосущее радость у своих близких, прямо как дементор.
Увидев как Рэнди ещё больше помрачнел, Харви неожиданно прыснул в кулак и легонько ткнул его локтём в бок.
– Брось напарник, я же шучу. Да работа сложная, но всё не так плохо, есть и светлые стороны, особенно те моменты, когда ты видишь что на ублюдка, которого ты искал, надевают наручники.
– Знаешь, я всегда хотел у тебя спросить, но мне как-то было неловко, да и момент был неподходящий, но сейчас, поскольку мы всё равно стоим в пробке и нужно чем-то занять время…
– Боже, Рэнди, – Харви выразительно закатил глаза, – не виляй, ты хочешь спросить меня за то убийство, которое я расследовал покуда ты, ещё гордо пустив нос по ветру, расхаживал по Олбани?
Рэнди кивнул, а после высунулся из окна и выкрикнул пару неласковых слов какому-то парню на «японце» что пытался влезть перед ним с другой полосы.
– Что ж это не очень приятная история, – начал Харви, когда Рэнди вновь вернулся на своё место, – но, я расскажу, почему бы и нет.
Харви опустил взгляд на свои руки и начал попеременно неспешно сжимать то один, то второй кулак.
– Знаешь, я ведь никому прежде не рассказывал об этом, даже Кристин. Парни в отделе, конечно, знали, но это не то, им особо душу не изольёшь, все уж слишком на себе повёрнутые. – Харви на минуту замолчал, а после, смерив взглядом напарника, улыбнулся и добавил: – но ты не такой, я ещё это в первый день понял. Хоть ты и та ещё заноза в заднице, вечно хмурый, и делаешь всё по правилам, но у тебя есть душа.
– Да, я пока что её не продал.
Харви уже давно перестал удивляться тому, что его напарник шутил с каменным лицом, так, будто он говорил чистую правду.
– Ну, так вот. Девушку звали Дженнифер Голдинг. Ей было девятнадцать лет, и она была очень красива, – Харви глубоко вздохнул, потянулся было к внутреннему карману, но тут же отдёрнул руку, – именно это её и сгубило.
– Красота?
– Да. Невинное создание, по словам её родителей, она за всю свою жизнь и мышки не обидела. Она явно не заслужила того что с ней сделал тот придурок.
Харви глянул в окно на небо, крепко сжал зубы, так что желваки выступили на скулах. Наконец он не выдержал и громко сказал:
– Слушай, Рэнди если ты не против, можно я закурю, я буду аккуратно. Просто… ну не могу я спокойно вспоминать эту историю, меня постоянно бросает в дрожь.
– Ты куришь? – Рэнди был ошеломлён, за весь год, сколько они вместе работали, Харви ни разу не держал во рту сигареты, от него ими даже не пахло.