– А вв.. вот ссс… сейчас… кк… костерок… ррр… разведём… пп… прямо ттт… тут – вдруг прорезался голос у никогда до сих пор не заикавшегося Хуана, – пп… поиграем в ууу… уютную иии… инквизицию…
Тут оба мужчины, как по команде, будто мысленно сговорившись, синхронно схватили начавшую яростно брыкаться и грязно ругаться ведьму и энергично принялись с очевидным удовольствием окунать её головой в чавкающую под ногами зловонную грязь канавы.
– Э, нет, господа! – раздался вдруг над ними негромкий детский голос. – Этого я вам не позволю!
Локальная инквизиция была тут же приостановлена и её действующие лица дружно уставились на источник беспокойства. Им оказалась стоящая буквально в нескольких метрах от остальных участников действа девочка лет девяти с по-взрослому большим чёрным зонтом-тростью, крепко сжимаемым её правой рукой.
– Не для того вы спасены от её чар, господа, чтобы вы сами уподобились ей же самым низменным образом, – не по-детски рассудительно продолжила девочка.
– У… уходи! Ч… что тт… тебе нн… надо? – взволнованно спросил Хуан.
– Артикуляционный аппарат мы Вам сейчас поправим, не волнуйтесь, юноша. И на работе восстановим… Ага!.. Ну вот, уже восстановили. Выньте-ка, пожалуйста, сюда нашу ворожею из лужи быстренько! – распорядился ребёнок безапелляционно.
– Да кто ты такая! – гневно и без единой запинки воскликнул Хуан и осёкся вдруг.
– Я тот, кто слово держит. И на «ты» я только с узким кругом, – ответила ребёнок, почему-то используя мужской род.
Ведьма была тут же благополучно эвакуирована мужчинами из сточных вод канавы и относительно аккуратно уложена на газонную травку под ближайшим деревом.
– Всё, господа! Хуан, Хорхе, ступайте, пожалуйста, сейчас оба по домам и хорошенько помойтесь! Ни с кем сегодня старайтесь не разговаривать без крайней тому необходимости. Полностью способность делать это естественным для окружающих образом вернётся к вам только завтра. И ешьте-пейте сегодня побольше всего томатного. А я тут с нашей чародейкой потолкую тет-а-тет.
С этими словами девочка присела рядом с ведьмой и взяла рукой её левое запястье.
– Она опасна! Она же… она может… она очень опасна! – дружно переполошились почему-то не спешащие уходить мужчины.
– Безмерно тронут вашей заботой, господа! – чуть удивлённо приподняв свою по-детски выразительную, нетронутую до сей поры ни краской, ни пинцетом, ни тем более рейсфедером бровь, едва заметно дрогнувшим голосом ответила девочка.
– Ну что-же… держите ответный подарок, джентльмены – после недолгого размышления продолжила она. – Хуан, Вас ждёт повышение в библиотеке, – тут девочка улыбнулась, – Хорхе, Вам мама разрешит теперь встречаться с Ракель. А сейчас вы быстро пойдёте на тот тротуар, – она указала рукой на пешеходную дорожку метрах в трёхстах, – видите вон там даму с серо-зелёной коляской?
Мужчины посмотрели в указанном направлении.
– Примерно через четыре минуты она, заболтавшись с другими дамами, забудет поставить коляску на стопор, и та покатится к пешеходному переходу.
Парни заметно напряглись и уже намерились было бежать в указанном направлении.
– Там и будете ждать, – продолжила их собеседница, – вы очень бережно остановите коляску и аккуратно вернёте её взволнованной женщине. И тут же тихо испаритесь. Повторяю, никакого общения сегодня. Все интервью в свете софитов только завтра, когда вас обоих найдут журналисты. Я внятно изложил задачу?
Оба парня непроизвольно вытянулись по стойке смирно перед девочкой едва ли в половину их роста и быстро зашагали в сторону указанного тротуара.
– Ты видел это, Педро? – спросила Родригес у своего напарника.
– Что, Моника?
– Те два рослых мужика вон там салютуют какой-то пигалице с большим чёрным зонтом, как рядовые солдаты полковнику.
– Как генералу, Моника! – раздалось тут же из патрульной радиостанции. – Прекратить наблюдение. Срочно выдвигайтесь к южному выходу из станции Копилко[27 - Copilco – станция метрополитена в Мехико, линия номер 3]. Как поняли?
– Принято! Какой код?
– Вот вы там с Педро и разберётесь, какой код.
– Ясно, выезжаем.
«Чёрт возьми, какое такое наблюдение мы должны прекратить? И с каких пор центральный диспетчер обращается к патрульным по имени?» – пожала недоумённо плечами сержант полиции Моника Родригес, ловко лавируя патрульным автомобилем в плотном дорожном потоке.
Её напарник, Педро Сапатеро, вопроса будто даже не услышал, сосредоточенно копаясь в своём недавно приобретённом смартфоне. Лишь на секунду Монике показалось, что он едва заметно напрягся при слове «чёрт».
«Видимо, от всей души они её приложили», – подумала девочка, – «что-ж, имели основания…». Несмотря на крепко зажатое в маленькой девичьей ладошке запястье Вероники и требовательный Зов, она никак не хотела возвращаться.
Глава 9. Знание – сила
Вернувшись утром с суточного дежурства, я первым делом проверил дыру в кухонной стене, благоразумно загороженную мной давеча подпёртым кирпичом, обёрнутым в чёрный пластиковый пакет, большим листом фанеры с наспех повешенным поверх объявлением, внушительно гласящим: «Не трогать. Папа делает ремонт. А то всё сломается!».
Если первые два предложения ещё могли дать повод двум моим девочкам – жене и дочери – проявить своё естественное любопытство и сунуть любознательные носики куда не приглашали, то третье полностью исключало подобное развитие событий. А то всё сломается! А папа на работе до завтра. И кто же будет чинить это самое всё, если оно сломается? Нет уж, лучше не трогать!
Так что и лист фанеры, и обёрнутый в пластик кирпич остались ожидаемо нетронутыми, и за ними я застал всё ту же картину – проталина в стене и черти, в оной беснующиеся.
– Мы, значит, недоглядели? Мы, а не ты? – вопрошала своего товарища вполне невинным, но почему-то попахивающим озоном и потрескивающим грозовыми разрядами голосом номер один.
Я понял, что ничего не потеряю, если схожу в душ, после чего помою накопившуюся за время моего отсутствия в раковине посуду. Ну и чайку попить нелишним будет.
– Ты же опять меня не так поняла!
– Ах, опять?! Я же тебя совсем не понимаю?! – прозвучало совсем уже…
Даже и не знаю, какими словами поточнее описать, как именно это прозвучало. Скажем, примерно так же, как услышана была плывущими на обломках корабельной мачты волна в левой верхней части картины «Девятый вал» Айвазовского. Видели?
Типа, сейчас начнётся самое интересное.
Я с любопытством поёрзал на сиденье кухонного диванчика, обитом мной добросовестно потёртой кожей, вырезанной из старой турецкой куртки. Помнится, купил я её около четверти века тому назад на Алайском базаре в Ташкенте.
Видели бы вы глаза впервые увидевшего меня в ней тогда, в разгар девяностых, заведующего модной в то время в нашем вузе кафедрой менеджмента, до того момента принципиально меня не замечавшего. Не видел он меня в упор ни как студента, лучшего на потоке в плане оценок, ни как без пяти минут выпускника, суматошно бегающего в поисках формального руководителя для своего уже написанного без посторонней помощи дипломного проекта.
А вот как меня в кожаной, по тем временам доступной не каждому ташкентцу, куртке увидел, таким елеем вдруг запузырился: «Помощь нужна?»
«Нет, спасибо, сам».
Вспомнил и скривился. Тьфу.
В общем, устроился я поудобнее и решил посмотреть, чем закончится это бесплатное для меня кино. Драма меня ждёт или комедия? Может быть, захватывающий боевичок? Эх, сюда бы ещё бумажный стаканчик попкорна. И баночку порезанных на четвертинки маринованных перчиков–халапеньос[28 - Халапеньо (исп. – Jalapeno) – один из наиболее популярных на североамериканском континенте видов острого стручкового перца благодаря своему уникальному аромату и вкусу. Часто можно встретить его потребление, например, в мексиканских кинотеатрах в консервированном виде в качестве снека] к нему.
Вот говорят, что человеку нравится смотреть на огонь, воду и на то, как другие работают. Это утверждение неполно определяет круг предпочтений зрителя современного, уверяю я вас.
Сегодня некоторым из нас, часто независимо от нашего пола и возраста, почему-то нравится смотреть со стороны на чужие разборки в пространстве, которое эти странные толерантные европейцы называют забавным словом «прайвеси[29 - Privacy (анг.) – личное пространство, частная жизнь]». Хоть у Эндрю Хламова, хоть в передаче «Щас чуда». Да такого чуда на многих телеканалах хоть лопатой греби. Это одна из причин, почему я их давно не смотрю.
И сидим ведь, ждём с наслаждением, кто же кому что набьёт или выбьет. Ну или кто у кого хотя бы бельё погрязнее на белый свет умудрится вытащить. И торжествующе вывалит чужое исподнее самыми вопиюще неприглядными местами на наше выделяющее слюни от животного возбуждения обозрение.
Но не тут-то было. Внезапно завязавшаяся было вполне многообещающе прелюдия завершилась не менее молниеносно, чем началась. Симка, придя на кухню, вздумала утробно заурчать, начав непрошено тереться обоими своими заушиями о мою левую голень. Жрать хочет.