– Ух ты, чёрт, напугал! – ответила женщина, непроизвольно проверяя рукой причёску, – крадёшься, как росомаха. С головой всё решим. Знакомый моего мужа работает на одного человека в городе Веракрус. Он очень важный в тех местах сеньор.
– И что?
– Как что? Тот обещал помочь раздобыть такую, какую вам надо. Только придётся вам туда самим поехать и забрать, когда он позвонит. Да, запаситесь средством от комаров.
Умудрённой опытом женщине вдруг показалось, что этот довольно привлекательный на её взгляд мужчина при слове «чёрт» слегка напрягся. Или почудилось? Поправив очки и взглянув внимательно, она увидела на его выразительном лице обычное выражение почти детской озабоченности.
– Веракрус? Далековато! А поближе нет?
– Не нашла, – обиженно поджала губы Тита, – извини. Возьми эти и ещё вон те газеты. И вот тебе телефон, амигито[19 - Amigito (исп.) – дружочек]. Поищи-ка сам. В супермаркетах я до сих пор таких вещей не замечала.
Глава 6. Не замечал ли кто Хемигуэя в дуэлянтах?
[20 - Однажды, будучи вызванным на дуэль, Эрнест Хемингуэй выбрал в качестве оружия пару ручных гранат на дистанции двух десятков шагов. Инициатор благоразумно отозвал свой вызов.]
«И спросил бог сатану, не замечал ли тот раба[21 - Ветхий Завет, Книга Иова, гл. 1]», – мечтательно витал в облаках своей непонятно откуда взявшейся эрудиции мой внутренний, пока я в полусогнутом состоянии сонно тряс требухой над далёкой от московской в смысле качества псевдо-дорогой в набитом донельзя в утренний час пик тесном спичечном коробке на колёсах, кем-то зачем-то неискренне названном автобусом.
Чтобы скрасить себе некомфортное времяпрепровождение, попытался представить себе семейство владельца завода, производящего этакое транспортное чудо. Почему-то вообразились упитанные розовощёкие лица бывшей комсомольской, а теперь уже некомсомольской, то есть ещё более зажравшейся знати, у которой есть всё.
Имеются у них и построенные не ими ветхие уже заводы, которые дружно портят нам с вами воздух. Лопающиеся от роскоши замки и поместья их стоят большей частью отнюдь не на Волге. Шикарные яхты и обширные поместья с виноградниками услужливо обслуживаются по-европейски вышколенным персоналом, не понимающим ни слова по-русски.
Только дворянского званьица не хватает. Титулка какого ни на то. Вот такая печалька. И где же его взять бывшему первому, или даже не первому, но хоть какому-то секретарю? На этом моменте размышлений меня от души улыбнуло.
– Чо лыбишься, чмо? – послышался вдруг хриплый женский голос. Каким-то шестым чувством я почувствовал, что это было адресовано именно мне.
Сфокусировавшись на источнике неприятного звука, я увидел женщину далеко не первой свежести, и, скорее всего, не первой же судимости, прищурившись пялящуюся на меня с одного из ближайших ко мне сидений. Рядом с оной сидел человек с не меньшим, если считать по татуировкам на пальцах, опытом пребывания в пенитенциарных учреждениях.
– Я улыбаюсь хорошей погоде, – попробовал я незамысловато не дать возможности конфликту возникнуть, как это с умным видом советуют делать в подобных случаях модные сегодня авторы учебников прикладной психологии для чайников. И попытался незаметно отодвинуться поближе к выходу из квази-автобуса. Безуспешно – любое перемещение в этой консервной банке возможно только на остановке.
– Ты где, чмырь, погоду тут увидел? – оскалился в предвкушении развлечения всем своим металлом во рту её расписной сосед.
Я посмотрел внимательно в эти наглые буркалы, но решил всё-таки не связываться. Во-первых, страшно. Ну а с кем не бывает? Со мной вот случается. Меня же в библиотеку родители записали раньше, чем в первый класс. Чтобы не доставал юных в сущности строителей социализма своими странными, постоянно ставящими их в тупик вопросами.
Хотя, назвать библиотекой помещеньице с несколькими стеллажами на первом этаже общаги для добровольно-принудительно направленных со всех концов Союза строителей нового горно-металлургического комбината в самом сердце среднеазиатской пустыни можно с большой натяжкой.
Во-вторых, не успел разозлиться. А это ой как важно в нужный момент. Короче, я позорно отвернулся и промолчал, надеясь, что сами отвяжутся. На этом маршруте из города в Промзону всякого рода народа полно. Однако большинство из нас едут сюда угрюмо на нелюбимую работу и понятия свои из прошлой жизни здесь транслировать обычно не принято.
– Ты чо, парашник, от людей …бло воротишь? – включил своё гнусавое вещание в местный эфир один из двух утырков, сидящих сзади только что упомянутой мной навязчивой пары бакланов, непонятно что потерявших в этом эрзац–автобусе, полном обычных невыспавшихся трудяг вроде меня.
«Так, их уже четверо. И что им от нас надо?» – заволновался мой внутренний.
Любителей сцен энергичных разборок добра с превышающим числом злом путём применения навыков рукопашного боя я здесь разочарую: брехня это всё голливудская. Занимался я рукопашным, имею представление некоторое…
Одного из них, самого импульсивного, то есть наименее опытного, я, допустим, выну из пространственно–временного континуума на щепоть единиц времени натужным, но всё ещё результативным (нравится мне полагать) мае в челюсть на стадии его набега на меня, используя факторы неожиданности и сложения противоположно направленных векторов силы.
Но, во–первых, в набитой донельзя жестяной коробке проделать всю эту красоту не получится по причине до обидного банальной – места маловато для таких изысков.
А во-вторых, потом оставшиеся всё ещё в численном превосходстве трое подостают изо всех своих интимных отверстий колюще-режущие предметы. Они же с ними даже с… простите, в нужник ходят. По крайней мере, на свободе.
А при мне нет ни бронежилета, ни официальной корочки, ни кобуры с чем-нибудь достойным уважения внутри. Даже молоток или монтировку в руки неоткуда взять.
– На следующей выходите? – громко вопросил я стоящую между мной и выходом из маршрутки дюжину полускрюченных и спрессованных в одно целое со мной пассажиров. Хотя мне ещё остановок пять надо бы ехать. Народ, сочувственно поёрзав, дружно отжал меня к выходу и умудрился выдавить-таки на остановке, как зубную пасту из тюбика. К моему изумлению, вполне целого и даже с обеими моими сумками. В одной – еда нам с собаками, в другой – ноутбук и прочие гаджеты.
«На следующем требухотрясе доеду без приключений», – подумал я, грустно пробираясь через глубокую лужу на бетонную плиту пустынной остановки. Впрочем, один странный силуэт на ней всё-таки присутствовал. Однако, он даже не предпринял попытки сесть в маршрутку. Более того, при моём появлении этот странный человек отвернулся и бодрой трусцой потрусил по лужам в сторону виднеющейся неподалёку будки непонятного назначения.
«Сезонное обострение», – подумал я о нём и тут же забыл.
А в это время, отъехав метров двадцать, недоавтобус опять скрипнул тормозами, и из него сначала быстро сыпанул добрый десяток более-менее предсказуемых пассажиров, а затем вышла вразвалочку та самая борзая четвёрка блатных.
Высыпавшиеся из коробка работяги молниеносно всосались обратно, и тот тут же исчез из поля зрения. На арене цирка остались только пятеро клоунов: я и эти четверо татуированных искателей приключений. Силуэт с остановки куда-то исчез. Померещился, видимо.
Последние, глумливо-плотоядно оглядывая меня, приближались нарочито неспешной развязной походкой. Причём у всех четверых и походка, и ухмылки были однотипны, невзирая на пол и возраст.
Не знаю, как вы, господа читатели, а я, как и подобает типичному ботану-подкаблучнику, ненавижу конфликты всей душой.
«Единственный способ показать хищникам, что ты – не добыча, – это шагнуть им навстречу», – включился в процесс нашей с ним самообороны мой начитанный внутренний, – «при этом эксперты не рекомендуют явственно бросать животным вызов, показывая скорее готовность к бою, чем приглашение к нему».
– Интересно, эту развинченную походку они специально тренируют или оная у них в местах изоляции от общества сама собой формируется за годы отсидки? – достаточно громко подумал я вслух и, приветливо улыбаясь, шагнул навстречу своим гостям, краем глаза фиксируя предметы, способные помочь в процессе самообороны.
Одна стеклянная бутылка из-под пива под ногами да торчащий из земли неподалёку конец арматуры с неизвестной степенью выдёргиваемости. Негусто.
– Чо?! – удивились синхронно и довольно искренне мои оппоненты.
– Чокалка выросла? – осведомился я в ответ, подбирая пивную бутылку. Затем, взвесив снаряд в руке, я начал выбирать для неё цель.
– Ты чо, бессмертный? – ошалело прохрипел один из них. Тот, что постарше.
– Оно догадливо, – ответил я, – поэтому оно имеет шанс бежать – вдруг я догонять поленюсь из чувства брезгливости.
– Да ты… да… да ща я твои потроха… – дёргано сунулся первым нервный баклан моложе остальных, выщелкнув привычным движением нож с узким лезвием длиной сантиметров в пятнадцать.
Вот в его направлении я и метнул изо всех, что называется, сил поднятую бутылку, надеясь если не остановить агрессоров, то хотя бы слегка замедлить, чтобы выиграть время и попробовать ту арматуру из земли выдернуть.
Промазал.
И хорошо. А то усадили бы меня за решётку надолго в компанию к таким же утыркам. Но это я только потом понял. А сейчас я сначала тоскливо, а затем изумлённо провожал взглядом брошенный мной сосуд.
Твёрдое и тёмное в момент броска стеклянное тело в процессе полёта само собой ускорилось, превратилось в оранжевый сгусток огня и, пролетев над мгновенно задымившимися головами нападающих, с ошеломляющей скоростью врезалось в находившийся не менее чем в ста метрах от остановки рекламный щит, предвещающий едущим по разбитой дороге всеобщее благоденствие и решение всех проблем, если они проголосуют за не вмещающееся целиком в имеющиеся рамки неискренне улыбающееся лицо с тремя подбородками якобы честного слуги народа.
Свето–шумовой эффект был, доложу я вам…
Событию получения отъетым отпетым лицом давно ему причитающегося дружно отсалютовали сигнализациями все автомобили в радиусе примерно километра. Включая те, о наличии сигнализации на которых не подозревали даже их владельцы.
Рекламный щит дематериализовался в облачко пара вместе с холёной ухмылкой рвущегося расширить своё поле кормления взяточника и солидной металлической опорой на массивном бетонном основании.
Четвёрка полностью облысевших агрессоров слепо ползала на четвереньках посреди лужи грязи, охватывающей, как это обычно у нас в Замкадье принято, всю фронтальную часть так называемой автобусной остановки – то есть небрежно брошенной на обочину дороги отбракованной железобетонной плиты.
Мне почему-то захотелось немедленно прогуляться быстрым шагом до расположенной в паре километров от меня следующей остановки, невзирая на бездорожье. Что я и сделал. Но не сразу.