Битва за Рим

Битва за Рим
Феликс Дан

Серия исторических романов
Роман известного немецкого писателя Феликса Дана повествует о жестоком противостоянии племен остготов и Восточной Римской империи. Междоусобные распри, интриги и предательства, раздиравшие королевство варваров, сделали бывших союзников врагами.

Роман «Битва за Рим» был необычайно популярен в кайзеровской Германии. В ХХ веке книгу не раз экранизировали. Наиболее известен двухсерийный фильм с гениальным Орсоном Уэллсом в главной роли.

Феликс Дан

Битва за Рим

© ООО «Издательство «Вече», 2013

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2016

Сайт издательства www.veche.ru (http://www.veche.ru/)

* * *

Об авторе

Немецкий юрист, историк, романист и поэт Феликс Людвиг Юлиус Дан родился 9 февраля 1834 г. в Гамбурге, в семье актера Фридриха Дана и его первой жены Констанции Ле Гай. Учился в Мюнхене, где закончил сначала гимназию, а потом и университет, получив степень доктора права. В 1865 г. стал штатным профессором Вюрцбургского университета. В 1872 г. Ф. Дан возглавил кафедру государственного и финансового права в Кёнигсбергском университете, а в 1877 г. даже стал ректором. В 1888 г. Дана пригласили в Бреслау, где он тоже в конце преподавательской карьеры был в течение учебного года ректором университета. Первым крупным печатным трудом Дана была юридическая монография по процессуальным вопросам (1854), но всего через два года он выпускает поэму «Гаральд и Теано», а вслед за ней – сборник стихов (1857). Как поэт Дан считается мастером ритма, рифмы и поэтического слога. В те же годы Дан заинтересовался ранней историей германских племен, выпустив первую работу по этому вопросу в 1858 г. Три года спустя Дан начинает издавать свою историю германских королей, последний (11-й) том которой вышел в 1909 г. От германцев, точнее от готов, Дан переходит к изучению жизни и творчества Прокопия Кесарийского, раннесредневекового писателя, описывавшего племена готов. Как историк Дан был учеником Теодора Моммзена, лауреата первой Нобелевской премии по литературе.

В 1870 г. университетский профессор на волне германского патриотизма отправляется на войну с Францией. В сражении под Седаном Дан получает ранение. Видимо, не случайно первой серьезной работой ветерана стала книга «Военное право». Но интересы строгого ученого-правоведа все больше склоняются к литературной деятельности. Он пишет национально-патриотические драмы «Маркграф Рюдигер», «Король Родерик» и «Немецкая верность». Историю германцев он воспринимает через средневековые баллады и сказания. Дан выпускает «12 баллад» (1875), потом – вместе с женой Терезой – книгу «Валгалла. Сказания о германских богах и героях». Наряду с этим Дан готовит серьезную историческую работу «Вестготские исследования» (1875). Крупнейшим событием в жизни Дана в послевоенное время стала работа над романом «Битва за Рим». Сюжет романа вытекает непосредственно из готских исследований писателя. Он хорошо познакомился с фактографией эпохи. Решающую роль в успехе книги, изданной в 1876 г., сыграл патриотический подъем, в тот период образованное немецкое общество буквально накинулось на изучение своих корней. Роман Дана, повествующий о противостоянии остготского королевства и Восточной Римской империи в первой половине VI в., изобилует живыми образами и подлинными биографическими характеристиками. Это, безусловно, способствовало легкости восприятия исторического материала и придавало авторскому рассказу историческую достоверность. Впоследствии подобные романы в Германии стали называть «профессорскими». Роман «Битва за Рим» был необычайно популярен в кайзеровской Германии. В 1894 г. по его мотивам композитор Франц Ксавер Шарвенка написал оперу «Матасвинта». В ХХ в. роман не раз экранизировали. Наиболее известен двухсерийный фильм «Битва за Рим» Роберта Сиодмака с Орсоном Уэллсом в главной роли.

Много сил писатель потратил на создание серии из 13 романов, действие которых происходило в эпоху переселения народов. В их числе такие произведения, как «Аттила», «Гелимер», «Хлодвиг», «Батавы», «Отец и сыновья». Популярностью пользовались «Сага о Хальфреде Зигскальде», «Утешение Одина», «Крестоносцы» и другие его произведения. В 1881–1889 гг. Дан написал «Праисторию германских и романских народов». Большое место в его творчестве заняло издание «Автобиографии» (1890–1895), разросшейся до 3000 страниц. Феликс Дан был также автором нескольких комедий и ряда оперных либретто, но эти жанры не относились к сильным сторонам его творчества. Всего Дан написал за свою жизнь более 30 000 страниц, что дает возможность причислить его к самым творчески активным авторам XIX в. Скончался видный ученый и плодовитый писатель 3 января 1912 г. в г. Бреслау (современный Вроцлав в Польской республике).

Анатолий Москвин

ИЗБРАННАЯ БИБЛИОГРАФИЯ ФЕЛИКСА ДАНА:

«Битва за Рим» (Ein Kampf um Rom, 1876)

«Крестоносцы» (Die Kreuzfahrer, 1884)

«Аттила» (Attila, 1888)

«Юлиан Отступник» (Julian der Abtr?nnige, 1893)

«Хлодвиг» (Chlodovech, 1895)

I

Прошло немногим более полутысячелетия со времени рождения Христа Спасителя.

Теплая летняя ночь накрыла черной шапкой прекрасные берега древней Адриатики. Ни единой звездочки не виднелось на небосклоне, скрытом густыми клубящимися тучами, бешено мчавшимися под напором порывистого ветра. Грозное дыхание разыгравшейся бури безжалостно трепало стройные пинии и нежные маслины, покрывающие склоны гор, окружающих Равенну. Мирно спит итальянская столица Германской империи, несокрушимая твердыня, возведенная великим Теодориком как бы в пику Древнему Риму, развенчанному его победителями – готами. Побежденные гордые потомки римских героев утешают свое больное самолюбие, называя своих завоевателей еретиками и варварами, но это не помешало арианам-готам создать великую империю на развалинах Древнего Рима, и гений германского народа, казалось, воплотился в величественную личность Теодорика, к ногам которого пали изнеженные внуки когда-то непобедимых Сципионов и Германиков. На развалинах римского могущества выросло царство готское, с которым тщетно пытались справиться византийские императоры, все еще носившие громкий титул «римских цезарей», несмотря на то, что разноплеменные варвары уже давно доказали потомкам Константина Великого пагубное значение разделения мировой империи на западную и восточную, разделения, равнозначного уничтожению древнего ее могущества и народной силы.

Год от года смелей делались дикие и полудикие племена, тесным кольцом окружавшие великую римскую державу. Год от года становилось трудней бороться с ними изнеженным потомкам цезарей. Все чаще откупались они золотом от врагов, которых уже не могли победить оружием, откупались до тех пор, пока не нашлись великие умы между варварами, устоявшие перед соблазном золота, предпочитая ему славу завоевания.

Началась борьба завоевателей между собой.

Великий вождь славянства Одоакр не одно десятилетие оставался полновластным хозяином Италии, все еще носившей название Западно-Римской империи. Его сменил другой завоеватель, легендарный герой германцев, вождь готов – Теодорик… Долго боролись между собой два богатыря, два народа, два принципа, – но, наконец, Теодорик одолел Одоакра, и на развалинах славянского государства создалось владычество готов… Теодорик Великий спокойно царствовал в своем неприступном горном гнезде, более похожем на крепость, чем на столицу.

Крепко спит Равенна, не заботясь о бешеных порывах ветра и грозных раскатах грома, гулким эхом рассыпающихся в окрестных горах. Гроза небесная не пугает храбрых готов, не боящихся никого и ничего на свете, кроме немилости своего вождя-короля, национального героя.

Не пугает приближающаяся гроза и старого воина, неподвижно сидящего на ступеньках полуразрушенной лестницы древнего храма Нептуна, выстроенного на одном из ближайших холмов язычниками и уничтоженного победой христианства. Ныне от роскошного святилища остались жалкие развалины. Ночной ветер свободно разгуливает по опустевшим дворам, по молитвенным залам с обвалившимися потолками. Неумолимое время довершает свою разрушительную работу… Иногда тяжелый камень скатывается к ногам неподвижно сидящего, угрожая раздавить его своим падением, но одинокий готский воин не шевелится, несмотря на видимую опасность, поглощенный собственными мыслями. Все так же неподвижно сидит он на верху заросшей кустами и травами лестницы, устремив напряженный взор на Равенну, скрытую в ночной тьме, не замечая бурных порывов ветра, треплющих его седые кудри, выбивающиеся из-под шлема, украшенного громадными турьими рогами, и длинную серебристо-белую бороду, падающую широкой волной на могучую грудь.

Долго сидел старый богатырь неподвижно, точно каменное изваяние, пытливо вглядываясь вдаль сквозь тонкую завесу начинающегося дождя. Внезапно глубокий вздох поднял тяжелый железный панцирь, и жизнь, казалось, вернулась к этой одушевленной статуе. Глубоко впалые глаза под белыми бровями ярко сверкнули, а сильные руки, опиравшиеся на громадный древнегерманский меч, разжались.

– Идут, – прошептал старый воин. – Наконец-то… Это они. Я в них не ошибся… – И вторично глубокий вздох шевельнул серебристые пряди белой бороды, а радостная улыбка осветила суровое, строгое лицо.

Медленно, величественной поступью спустился он по шатающимся мраморным ступеням навстречу приближавшемуся факелу, казавшемуся звездочкой, тщетно борющейся с темнотой бурной ночи.

Быстрые мужские шаги заметно приближались и вместе с ними приближался красный свет восковой свечи, защищенный от дождя и ветра красивым фонарем на длинной рукоятке. Художественная работа этого светильника, искусно выкованного из красной коринфской меди и расширявшегося кверху в красный шестиугольник, все стороны которого заполняли тонкие пластинки слоновой кости с выточенными на них сложными узорами, была поразительна. Молодой же человек, державший этот прелестный светильник, был так прекрасен, что, казалось, рука его не могла прикоснуться к чему-либо грязному или неизящному.

Трудно было бы художнику найти более подходящую модель для статуи Феба-Аполлона, чем этот молодой воин-германец с золотистыми волосами и ярко-голубыми глазами. По костюму его можно было принять за римлянина. Когда юный красавец остановился посреди уцелевшей колоннады языческого храма в своей короткой белой тунике из легкого византийского шелка, украшенного широкой золотой вышивкой, то он казался Богом Солнца, освещающим темноту ночи всепобеждающей силой красоты. Высоко подняв факел обнаженной рукой, украшенной широкими золотыми обручами, он оперся другой рукой на длинное копье, и откинув полу плаща, придерживаемого на правом плече драгоценной золотой пряжкой в форме дракона, проговорил мягким грудным голосом:

– Привет тебе, Гильдебранд, сын Хильдунга… Ты видишь, мы все явились на твой призыв, несмотря на погоду, мало подходящую для отдаленных прогулок за городом… Говори же, в чем дело, отец наш? Объясни нам причину твоего таинственного приглашения.

– Да, дедушка… Мы сгораем от любопытства, – произнес спутник молодого красавца, сходство с которым сразу выдавало их близкое кровное родство. Но сходство двух братьев не мешало старшему казаться почти безобразным рядом с прекрасным юношей. Чудовищная сила, воплотившаяся в старшего брата Тотиллы, портила красоту линий, отличавшую изящную фигуру младшего.

– Говори, отец Гильдебранд, – повторил он слова младшего брата. – Объясни нам, зачем понадобилось тебе промочить нас до костей, вызывая в эту глупую развалину?

– Подожди, – спокойно ответил старик, – пока подойдут остальные. Я вижу Витихиса, но не вижу Тейи.

– Тейя идет за мной, – ответил подымавшийся по лестнице храма третий воин, в строго выдержанном национальном костюме готов. Даже волосы его были пострижены «в скобку» на лбу, падая сзади на плечи, согласно старинной германской моде, изображенной и на древних римских памятниках.

Витихис казался значительно старше первых пришедших. Ему могло быть лет тридцать пять или сорок, и он все еще оставался красивым и стройным мужчиной, на которого женщины легко могли заглядываться. Но особенно прекрасно было его лицо. Строгое и серьезное, оно как бы освещалось большими серыми, честными глазами, под тонкой дугой темно-каштановых бровей.

– Тейя сейчас будет здесь, – повторил Витихис звучным голосом. – Мы вместе вышли из Равенны, но по своему обыкновению, он предпочел одиночество и выбрал другую дорогу… Да вот и он, – добавил Витихис, указывая рукой на нижние ступеньки мраморной лестницы, по которым двигался юноша, немногим старше Тотиллы, красота которого могла бы соперничать с сияющей красотой златокудрого Аполлона, если бы выражение прекрасного лица не поражало мрачной безотрадностью. Черные, как вороново крыло, волосы падали на плечи Тейи длинными беспорядочными локонами, казавшимися змеями, извивающимися вокруг прекрасной и грозной головы медузы-горгоны. Бездонные черные глаза его горели загадочным блеском, а классически правильные черты смертельно-бледного лица выражали холодное, почти мертвенное спокойствие, порожденное, очевидно, не природным равнодушием, а глубокой безнадежностью отчаяния человека, раз и навсегда примирившегося со своей судьбой, покончившего не только со всеми радостями жизни, но даже и с горестью и слезами, последними остатками надежды или сомнения. Вполне отвечало характеру и наружности Тейи и избранное им вооружение из вороненой стали, черный цвет которой мог соперничать с безжизненным блеском его красивых, мрачных глаз. Кроме обычного меча и кинжала оружием Тейи служил большой железный топор, насажанный на длинную рукоятку. Зато он не носил шлема на свободно развевавшихся черных кудрях. Он приветствовал ранее прибывших простым наклоном своей красивой бледной головы. Затем он молча стал позади старого воина, движением руки пригласившего своих собеседников окружить высокую колонну, на которой было прикреплено железное кольцо, поддерживавшее принесенный юным красавцем факел.

– Я созвал вас сюда, готские воины, потому, что настало время вести речь о судьбах родного народа, и призвать избранных, могущих помочь своему племени в горький час испытания; не легкомысленно избрал я вас, воины готские… Долго, долго присматривался я к каждому из вас, выбирая достойнейших… Вас указала мне сама судьба, никогда не ошибающаяся и все ведающая повелительница смертных. Когда вы услышите то, что мне надлежит вам сказать, а вам выслушать, то поймете необходимость полного молчания о том, что произнесут мои уста, что услышат ваши уши…

Витихис высоко поднял свою красивую гордую голову, в стальном шлеме королевских гвардейцев, и произнес со спокойным достоинством:

– Говори, Гильдебранд… Мы слушаем тебя с уважением, подобающим твоим летам…

– И высокой доблести воина, бывшего учителем великого вождя германцев, короля Теодорика, – добавил Тотилла с чарующей улыбкой на пурпурных губах, окаймленных золотистым пухом юности. – Но прежде всего сообщи нам, о чем хочешь ты говорить, отец наш, славный Гильдебранд.

– О нашем народе и царстве готов, стоящем на краю пропасти.

– На краю пропасти?.. – с недоумением, полунедоверчиво повторил молодой великан, брат Тотиллы.

– Да, – уверенным голосом ответил старый оруженосец Великого Теодорика. – Мы стоим на краю пропасти, и только ваши соединенные усилия смогут удержать родной народ от гибели и падения.

– Да простит тебе Небо эти слова, кажущиеся мне богохульством, – горячо воскликнул Тотилла. Его прекрасное молодое лицо вспыхнуло от негодования, а ласковые голубые глаза сверкнули почти нестерпимым блеском. – Какая опасность может угрожать нам?.. Разве у готов нет мудрейшего героя, короля Теодорика, которого даже враги называют «Великим»? Под его предводительством завоевана прекрасная Италия, со всеми ее сокровищами. Какое же царство может равняться могуществом, богатством и силой с Германской империей Теодорика Великого?

Старый Гильдебранд печально опустил свою седую голову.