Купи или умри. Добро пожаловать в безжалостный новый мир

Слуга чуть отступил от кровати и подождал результата. Напрасно: азбуку Морзе хозяин так и не выучил. Непостижимо! Вчера вечером он лично положил листочек с алфавитом хозяину на подушку. Мало того, он собственными линзами видел, как хозяин вертел эту бумажку в руках. И тем не менее не запомнил. Слуга, как и все роботы, сильно переоценивал умственные способности хозяина. Сделанный по образу и подобию, а значит, привыкший судить по себе, он просто не мог представить, чтобы все было так плохо. Нежелание хозяина уступить в такой мелочи, как загрузка в память жалкого килобайта информации, служило для бедняги неиссякаемым источником разочарования.

Слуга сверился с часами. Шесть часов пятьдесят пять минут. Он съездил на кухню, достал из холодильника кубик льда и, вернувшись, ловко сунул его под одеяло – туда, где приблизительно у хозяина была середина. Дикий вопль показал, что именно там середина и была. Уайт наконец сел в кровати и злобно уставился на циферблат.

– Твою же фабрику! – простонал он. – Без пяти семь! Ты что, издеваешься? Мы уже почти опоздали. Я сколько раз просил будить меня раньше?

Слуга молча поклонился и откатился в свой угол.

Уайт осмотрелся. Тесс спала, как сурок; даром что пятка Твика (как обычно, под утро перебравшегося к ним из своей спальни), грязная и вонючая – уж в этом можно было не сомневаться, – утыкалась ей прямо в нос. Сам Твик спал как убитый, и разбудить его могла только Тесс. Поперек Твика спал Квик. Этот мог дрыхнуть хоть до второго пришествия или до тех пор, пока не проснётся Твик. И наконец, поверх всего устроился Мик. Этот спал как младенец, был младенцем, и, главное, его это совершенно устраивало. Разбудить Мика, чтобы тот, минуя прочие стадии, сразу переключился на позитив, умел только Квик.

Уайт осторожно тронул жену за плечо. Та мгновенно открыла глаза.

– Минуточку, сейчас все будет, – уверенно заявила она и закрыла их снова.

Уайт мрачно усмехнулся и, наклонившись к самому уху жены, отчётливо произнёс:

– Без пяти семь!

Ответом было страшное проклятие. Но не прошло и минуты, а Тесс уже разбудила Твика, тот пробудил Квика, а Квик растолкал Мика. Самое удивительное, что все трое при этом были в прекрасном расположении духа.

– Наверное, это всё-таки не мои дети, – с горечью констатировал Уайт. – Подумать только! Ещё нет и семи, а они уже улыбаются.

– А? Что? Чего? Подожди секунду. – Четыре пары глаз вопрошающе уставились на него, четыре пары рук потянулись вынимать из ушей ненавистные беруши.

Уайт поспешно замахал руками и замотал головой.

– Ничего. Ровным счётом ничего. Доброе всем утро! – во все горло заорал он.

Тесс погнала все стадо в ванную, а Уайт отправился на кухню общаться с поваром.

– Доброе утро, По, – поздоровался он. – Чем нынче потчуешь?

В ответ повар распахнул дверцу холодильника. Уайт догадывался, что там пусто, но всё-таки заглянул.

– Ну придумай что-нибудь, – предложил он. – В конце концов, кто здесь повар: ты или я? И кстати, мы здорово опаздываем.

Повар сверкнул линзами, отвернулся и принялся греметь кастрюлями.

В семь часов десять минут стол был накрыт. Семейная традиция требовала, чтобы за общим столом все могли видеть друг друга, слышать и разговаривать. Все вытащили беруши.

Твик пододвинул свою тарелку, и улыбка тут же исчезла с его лица.

– Опять овсянка, – мрачно заметил он. – Все овсянка да овсянка. Никаких сил уже нету.

– Нет, ну правда, – подхватил Квик. – Сколько можно? Мы же не эти… как их… овсоеды!

– Лошади, – машинально поправила Тесс.

– Вот-вот, – подхватил Квик. – Мы же не лошади!

Мик тревожно крутил головой, оценивая обстановку, но пока молчал.

– Зато овсянка очень полезна, – не очень уверенно возразила Тесс.

– А если хочется чего-нибудь вредного? – возразил Твик.

– Она не полезная! – подхватил Квик, и его губы задрожали. – Она нас убивает!

Мик насупился и принялся потихоньку толкать от себя тарелку.

– Мальчики! – прикрикнула Тесс.

– Что мальчики? – взорвался Твик. – Не могу я это есть, и все тут!

– И я не могу! – радостно подхватил Квик.

Мик оживился и с силой оттолкнул от себя тарелку, выплёскивая содержимое на стол.

– И я! – радостно объявил он. – И я нимагу. Авсянка плохая.

– Мама, – заныл Твик, – ну почему все время каша? Ну, уж хоть бы омлет.

– Омлет! Омлет! Омлет! – принялась скандировать троица.

Уайт взглянул на часы и покачал головой.

– Какой омлет? Не выдумывайте. Нам уже выходить пора.

Квик на секунду задумался и решительно сжал зубы.

– Тогда я не пойду в школу, – объявил он.

– Если он не пойдёт, – поспешно добавил Твик, – тогда и я не пойду.

– И я! – радостно заорал Мик. – И я нипайду.

Взрослые переглянулись. Уайт Ещё раз взглянул на часы, вздохнул, откинулся на спинку стула и небрежно проговорил:

– А спорим, не угадаете, кто мне сегодня приснился?

Дети замерли.

– Воздушный Джек? – Ещё не веря удаче, осторожно предположил Квик.

Уайт округлил глаза.

– Как вы догадались? Он самый. И знаете, что с ним случилось?

Дети, точно заворожённые, медленно взяли ложки, зачерпнули кашу и поднесли ко ртам.