Где-то в «Зазеркалье». Сборник фантастических историй

– Я полностью разделяю твои романтические устремления, – обнимала Сема она. – И мы, наверное, когда то даже полетим далеко-далеко к звездам, в открытый космос, как ты и мечтал. А сейчас у нас есть 5 дней чтобы успеть занять места получше, пока наша перепитая братия… – она явно имела ввиду не только их выпуск, а выпускников в целом, всех тех, кто выпускался сейчас по всем обитаемым мирам и кто сейчас же бросится искать счастья, в том числе и в метрополии. Давка предвидится нешуточная. Ее то он и желал избежать, убравшись с Земли, как только выпадет первая возможность.

– Пойми, мы не для того, столько сил положили… Я не для того так много училась и из кожи вон лезла, чтобы теперь упустить возможность быстро подняться на пару ступеней в социальной иерархии, пока… Пока вот это все, – она пренебрежительно бросила быстрый кивок себе за спину в сторону выплясывающего алкоголя и прочих по такому случаю дозволенных наркотиков. – Пока это все не проспалось и не бросилось вдогонку. Нужно быть практичным, дорогой. А мечты, они есть у каждого…

И тут почему- то захотелось выпить. Да не просто выпить, а так, чтобы залить себя полностью, до самых корней волос и похоронить, похоже, свою мечту.

– Ты куда? – удивилась она, когда Сем нерешительно высвободился из ее сковывающих его естество пут. – Ты меня здесь оставишь одну?

«Как то часто она стала упоминать „я“ вместо „мы“», – мелькнула в его рушащемся мире мысль.

– Мне нужно выпить, – пояснил едва помня себя он. Что больше нокаутировало его – падение мечты или то, что она, похоже, прагматично строила свое будущее, органично вписав в него «этого романтика»? Он затруднялся… – Пойду утоплю свою мечту, пока есть время, – едва чуя землю под ногами бросил через плечо он.

– Ну давай, давай… – не то снисходительно, не то иронично заметила она, оставаясь все так же прекрасной в свете разгорающегося восхода на этом балконе.

***

Собственно, такой он ее и запомнил. Прекрасной и… далекой?! Чужой?!

– Осталась лишь формальность, – все что помнил он. – Ваша подпись и словесное подтверждение, – голова гудела, язык не слушался, во рту пересохло. Он и сам, похоже, не осознавал в полной мере где он и под что подписывается. Главное – прочь от Земли, прочь от горя. Лишь космические просторы и безвременье были способны, как ему казалось, спасти его.

– Я согласен… – выдавил он из себя не открывая глаз, впуская в сознание огненный свет. – Где чиркнуть?!

А дальше, собственно, все случилось так, как и должно было случиться. Новейшая технология, естественно, тут же оседланная военными с их то бюджетами и карьерными амбициями. Угроза из космоса и патриотизм – просто бальзам на его романтическую натуру. Сила и уверенность помноженная на огневую мощь капсулы – просто чудо!!!

Именно потому всяк раз заслышав вопрос Валериана, Сем всячески пытался уйти от ответа. Не мог же он сознаться, что этот выбор был принят в миг слабости. Да и сам этот миг он, Сем, собственно, не то чтобы совсем не помнил, но…

И вот сейчас, когда контракт подошел к своему естественному финалу, спустя пятнадцать лет одиночества, если не считать периодические инспекции, которые, к слову, были не частыми, да нескончаемую болтовни Валериана (порой создавалось впечатление, что его и в помине не существует, а это всего лишь опция капсулы – друг да собеседник – дабы оператор просто не двинулся в своём одиночестве), все подходило к концу, и близился час возврата… Только кем? В какой ипостаси? И как там она?

Связи с внутренними мирами у них, блуждающих во тьме окраин зоны обитания, не было. И что там происходит – они даже отдаленно не представляли. Причин тому было сразу несколько, но хватило бы и двух – пресловутой военной перестраховки и безопасности и, второе, простая и банальная дальность до объекта, бесконечное расстояние…

– Ну, мне лично тебя будет не хватать! – бодро заметил в его мозгу Валериан.

– Валериан, могу я тебе на прощание задать один вопрос?

– Ага, дружище!

– Ты вообще, реален?

– А ты?

***

Вспоминал ли он о ней на протяжении этих долгих и все же одиноких пятнадцати лет?

Срок вроде бы и не велик по нынешним меркам продолжительности жизни…

Ему хотелось бы признаться, что полностью избавился от наваждения, изгнал мысли и эмоции о том, как все могло бы сложиться случись все по иному, но раз за разом ловил себя на обратном. И боялся признаться своему суровому естеству космолетчика, коим он себя считал, что сентиментальные нотки раз за разом берут над ним верх.

Связь с нею, по понятным причинам, была невозможна, да он и сам не знал, как она восприняла его неожиданный демарш и небольшое текстовое сообщение, написанное ранним утром, перед самой операцией, после которой он стал частью тренировочной капсулы и теперь на пятнадцать лет оказался отрезанным от внешнего мира.

Оставаясь законсервированным в своей пустоте и оторванности, Сем, как и все космолетчики первой волны, оставался мысленно в мире, который он оставил полтора десятка лет назад, и хоть и признавал право и необходимость того самого мира на изменения и трансформации невзирая на его, Сема, желания или ожидания, но сейчас, пройдя обратный процесс обретения своего ранее законсервированного без изъятой ранее нервной системы тела, ощущал вновь юношеский подъем и тяжесть в ногах.

– Как видите, – улыбался ему не совсем уверенно и как-то устало средних лет представитель тех служб, которые будут существовать всегда, пока люди готовы объединяться в некие сообщества.– Все как мы и договаривались. – его улыбка становилась шире по мере того, как Сем не показывал признаков поражения тела при длительном хранении. Таких случаев на практике первых призывов было два из трех, поэтому, стоит отдать должное, Сему в этом плане даже везло.

– Вы честно и добросовестно выполнили свой долг. Мы, со своей стороны, тоже держим слово, – опаска исчезала с лица говорившего. Ему сейчас очередного случая с пораженным телом только не хватало. – Вы получаете назад свое прежнее тело и возвращаетесь в мир тем же молодым человеком, коим его и покинули, сохранив, так сказать, молодость телом в пятнадцать лет и окрепнув духом на тот же период. Кроме того правительство благодарит за мужество и самоотверженность, проявленные в глубинах космоса, на подступах на нашей цивилизации, и вручает все награды, которых Вы были удостоены за время пребывания на службе, – по вполне понятным причинам ни об орденах-медалях да званиях Сем как-то не был извещен – по причине все той же пресловутой секретности и мнения возведенного в доктрину, что посторонняя информация только мешает бойцу сосредоточиться на выполнении своих задач, отвлекая и сея необоснованную рассеяность при множестве не нужных в этот момент вводных.

– Кроме того, – продолжал уже куда уверенней особист, все же присматриваясь к реакциям Сема. Время от времени случались аномалии. Так называемые аномалии… вещи пока необъяснимые, но внешне схожие на одержимость, будто бы там, в дальнем космосе, при контакте с тем, что напоминает собой неизученную враждебную форму энергетической жизни, происходило частичное замещение личности бойца… ситуация пока мало изученная, редкая, но пугающая. Особист еще раз взглянул на Сема, облегченно вздохнул, и продолжил:

– Кроме того Вы восстанавливаетесь во всех гражданских правах. Вам присваивается тринадцатый социальный уровень по линии безопасности, право избирать и быть избранным, почетное место в резерве и, конечно же, солидное пенсионное содержание, я уж не говорю о льготах и плате за пятнадцать лет самоотверженного служения человечеству.

Особист улыбнулся. Дело шло к финалу. Дальше по списку шел «проблемный экспонат» и особист мысленно был уже там.

– Да, едва не забыл, – хлопну он себя со всей театральностью по голове. – Так же Вам возвращается право пользования личными аккаунтами и общения с близкими. В обмен на неразглашение, естественно… подпишите здесь, – показал пальцем он. – И пользуйтесь… Тем более, что Вас уже ждут.

«Ждут?! – едва не вырвалось у него. – Кто?» – быстро подписывая то, что полагалось.

«В конце концов, за все нужно платить, – размышлял он. – За право стать вновь гражданином – оставить все, что было „там“, там, где оно и было и где ему и место. В черноте космоса».

***

Аккаунты пестрили десятками тысяч писем, по своему большинству пустых поздравлений, ненужных предложений и прочего хлама. Он быстро пробежал этот список, пытаясь выудить оттуда хоть что-то стоящее, но решил отложить это дело на потом, потому что… потому что, лишь переступив порог проходной военного госпиталя, увидел Солнце! Все время вынужденного по собственному согласию пребывания в замкнутой капсуле, где чернота вселенной превращалась в буйство красок всего электромагнитного спектра, который только могла интерпретировать его нервная система, не отягощенная ограничениями биологических датчиков, Сем не то чтобы забыл что такое солнце и как оно выглядит, но, напротив, был раздражён тем интенсивным монотонным светом, знакомым с детства и таким непривычным сейчас. Солнце будило в нем массу противоречивых чувств. Одновременно он загорал студентом на крыше своего кампуса и потом гордился ровным грязноватым загаром, и в то же время ощущал убогость данных ему природой органов чувств, в данном случае его глаз, не способных подарить ему наслаждение видеть то, что выходит за грани узкого видимого спектра. Привычка пятнадцати лет даже в кромешной черноте видеть малые сгустки энергии, кружащие или стремящиеся восвояси, мелкую рябь реликтового сеяния, оставшегося в той или иной мере в различные частях галактики, малейшее изменение плотности, заряда, непредсказуемого изменения движения – все что фиксировали множественные датчики и тут же, обработав, перенаправляли прямиком ему в нервную систему, – от этого было совсем не просто избавиться и забыть. И теперь, стоя на твёрдой поверхности сразу у выхода из здания, Сем ощущал себя в миг ослепшим, лишённым счастья видеть и наслаждаться увиденным, и уж совсем не счастьем, которое так часто было описано в романтической литературе – ступить на землю и застыть под лучами родного Солнца.

– Привет, дорогой! – налетело тут же на него нечто и едва не снесло с ног. Тело хоть и прошло реабилитацию после водворения в него нервной системы, но окончательно ещё не слушалось. По крайней мере не так, как того Сему хотелось бы.

– Привет… – протянул, ощупывая то, что ещё не имел возможности лицезреть, в силу свалившейся солнечной слепоты.

– Ты, конечно, дурак ещё тот, – весело неслось со стороны мягкого волоса, крепкого тренированного женского тела. – Но то было давно. Теперь ты вернулся, и я просто не могла удержаться, чтобы не быть первой, кого ты здесь встретишь.

«Неужели?» – промелькнуло у него в голове.

– Ты мне должен много рассказать. Как там? Где был? Почему улетел? – суетилась она, увлекая Сема куда-то прочь. – Это просто непростительно с твоей стороны. Да, что ты полный дурочек я тебе уже говорила?

Их ждало нечто, что тут же и поглотило, усадило в удобные кресла, захлопнуло в свою скорлупу и тут же взмыло вверх. Сем даже опешил от характеристик, которые показывало это нечто, явно средство передвижения общественного назначения, как Сему казалось, превосходя даже показатели той капсулы, в которой он был заперт последние пятнадцать лет.

«Надо же!» – удивлялся Сем, по мере того как ему возвращалось зрение. Она и вовсе не походила на ту, которую он оставил.

– Не бери в голову, – будто бы прочла его мыли она. – Это теперь нормально… У меня на разные случаи четыре тела. Подымусь до двенадцатого социального уровня, – получу возможность обзавестись ещё одним.

– Да? – не находил что ответить он. Мир за эти годы явно изменился. И он ощущал в нем себя чужаком, отставшим от реальности.

– Ты полный болван, что тогда сбежал от меня, – смеялась она и было в ней что-то от той девушки, которую он знал, хотя и выглядела она сейчас несколько иначе.

– Это я, уже понял.

– Ну вот и отлично! Где собираешься остановиться? Чем заниматься думаешь? Какой у тебя уровень? Что там вообще происходило? Теперь ты на всю жизнь под надзором? – сыпала вопросами она и, как Сему казалось, даже не ожидала ответов на них. По крайней мере он не успевал за её скоростью и потоком речи.

– Раз уж ты только прибыл и вовсе не приспособлен к настоящей жизни, думаю, тебе лучше всего остановиться у меня, – решила за него она. – Квартирка у меня не самых больших размеров, но на нас будет в самый раз.

– А ты?… – попробовал задать вопрос Сем.