Сказочница из Вракинска
Федор Михайлович Шилов
Маленький заснеженный городок Варкинск, где Александра жила в детстве у бабушки, под Новый год становится ее новым домом, где она разгадывает семейные тайны, издает книгу со сказками и находит себя. Переезд от родителей становится ее первым шагом во взрослую жизнь, полную надежд, бытовых сражений и новогоднего волшебства.
Федор Шилов
Сказочница из Вракинска
Моим бабушке и дедушке – Акимовой Нине Фёдоровне и Акимову Анатолию Константиновичу…
ГЛАВА 1
В свои двадцать два года Александра Слитная была девушкой тихой, застенчивой и мало чем привлекающей к себе внимание. Она получила филологическое образование, работала корректором на дому и, кажется, ни о чём другом не помышляла и не мечтала. Саша была такой с детства. Мало общалась с подругами, не стремилась встречаться с мальчишками, а сейчас не планировала обзаводиться семьёй. Ей нравилось получать на электронную почту очередной заказ от модного журнала «Плюмаж»[1 - Название придумано автором.], распечатывать на стареньком принтере статью, в которой необходимо было найти ошибки, после неспешно – но никогда не пропуская сроки сдачи – вычитывать и править материал, чтобы потом отправить текст с пометками в издательство. Письменные похвалы от руководства журнала она принимала робко, отвечала коротким: «Благодарю», иногда добавляла одну или две скобочки-улыбки, но вскоре перестала, потому что, сопровождая ответ дополнительными знаками, казалась себе навязчивой. Издательство же вполне имело право быть довольным работой дистанционной сотрудницы и было абсолютно искренне в похвалах, отдельно радуясь такой подходящей корректору фамилии, с которой и псевдоним не нужен. Девушка делала работу качественно, вдумчиво, терпеливо и кропотливо, находила ошибки даже в проверенных другими корректорами текстах, мягко, чтобы не обидеть автора статьи, предлагала замены неудачных фраз и словосочетаний. Иногда она записывала голосовые сообщения, чтобы точнее пояснить, почему предлагает поменять слова местами или вообще заменить словосочетание. И с ней соглашались: действительно, на бумаге фраза казалась просто несколько неудачной, а произнесённая вслух становилась однозначно неблагозвучной.
Разумеется, помимо словесной благодарности Саша получала и довольно внушительную – особенно для вчерашней студентки – зарплату. Впрочем, привыкшая быть тихой и незаметной Саша не стала бы затевать грозных скандалов, даже если бы ей платили меньше обещанного или не платили бы вовсе.
Порой Александра находила в себе крошечные зачатки бунтарства, саркастичные мысли и стремление поперечить родителям, но мыслей никогда не озвучивала, а революционные настрои быстро тушила, разумно не решаясь расстаться с привычно размеренным и тягучим образом жизни своей семьи. Эмоциям в семье Александры место, разумеется, находилось, но все они были вяловато-вычурными, поведение её родителей всегда походило на игру актёров в каком-то старом кино по мотивам французской жизни – с заломами рук и картинными обмороками, но тоже какими-то неспешными и пресными. Мама увлекалась романами Александра Дюма, Жюля Верна, Камю. Последний, кстати, поспособствовал появлению у Сашиной матери занятного прозвища среди коллег по работе.
Прозвища были у всех троих членов семьи. Александре повезло больше всех. Её, как правило, дразнили не слишком изощрённо и в основном с помощью производных от фамилии. Она – Слитная, а звали – Раздельной. Какое-то время она была для одноклассников даже «Не-с-глаголами», так как они пишутся не слитно, но такая составная кличка быстро отпала по причине громоздкости. Начиная со старшей школы прозвища исчезли сами собой, одноклассники, а далее однокурсники звали её чаще просто по имени или по фамилии.
Сашина мама Юлия Алексеевна работала продавщицей в колбасном отделе и прозвище от коллег получила поначалу ребяческое – Юлька-Рулька. Но вскоре оно сменилось на более интеллектуальное и даже несколько ей льстившее, потому как содержало фамилию любимого французского автора. Рулька Мю. Напарница ухватилась за конечный слог слова «рулька», добавила к нему ещё один, чтобы получился каламбур. Саша такие случайные совпадения слогов при читке текста старалась как раз вычищать, чтобы во фразу не вкралось какого-нибудь дополнительного – смешного или даже не вполне приличного – смысла, а напарница Сашиной матери поступила ровно наоборот. Так и зашифровался в сочетании слов «Рулька Мю» автор знаменитой «Чумы». Произошло же это после того, как уже обозначенная коллега застала Юлию Алексеевну за чтением вышеуказанной книги на рабочем месте, причём зачитавшейся настолько, что не слышала оклики покупательницы. Юлия Алексеевна на неожиданно прижившееся прозвище не обиделась. Она действительно частенько витала в облаках и думала о чём-то отвлечённом, взвешивая «Докторскую», отчего нередко обсчитывала покупателей, но всё больше – в пользу магазина. Именно поэтому её, вероятно, и не увольняли.
Отец Александры Виктор Владимирович работал в том же магазине, где и жена, грузчиком. Именовали его не иначе, как Рулькин Муж. А после случая с Камю та самая склонная к словообразованию и каламбурам напарница Юлии Алексеевны внесла коррективы и называла теперь Виктора Владимировича Рулькин Мюж. Причём эту нововведённую букву «ю» она нарочно выделяла и тянула, чтобы ни у кого не осталось сомнений, что буква тут появилась не случайно.
– Рулькин Мюююююж, – произносила она, когда речь заходила о грузчике Слитном. Лицо её в этот момент вытягивалось, становясь из просто крупного откровенно лошадиным, приплюсуем к этому ещё и глаза, заведённые вверх – в удовольствии от собственных придумок, и в общем получаем портрет женщины вида довольно дебильного. Следующая, повторяющаяся многократно и опять же придуманная ею лично шутка, пожалуй, тоже лишь усугубляла складывающееся впечатление.
– А где Рулькин Мюююж? – спрашивала она. – Пошёл в Мулен Руж!
И хохотала, совершенно не заботясь, понимают ли случайные собеседники, о чём она ведёт речь и какое отношение свиной окорок имеет к французскому кабаре.
Домашняя жизнь Александры Слитной больше всего напоминала бесконечный сериал под названием «Мечты о Франции». Дома Юлия Алексеевна и Виктор Владимирович периодически обращались друг к другу на вы, а вместо имён тоже использовали прозвища. Разумеется, другие, не рабочие.
– Мадам Жюли, – говорил Виктор, – не соблаговолите ли вы передать мне масло?
– О, monViсtor! – восклицала Юлия, ставя ударение в имени мужа на второй слог. – С неизменным удовольствием!
Александру оба называли «наша маленькая Саша?». Она не возражала, хотя ей порой надоедала эта заезженная бездарная пьеса. Она мечтала, что однажды накопит денег и отправит родителей на экскурсию в Париж, но мама всплёскивала руками, пугалась и возражала полуобморочным шёпотом:
– Что ты, Саша?, а вдруг настоящий Париж окажется не так хорош, как я его себе представляю?
Расстраивало Сашу порой и то, что если в мысли матери нередко примешивалась французская литература, то в кровь отца, увы, всё чаще – французский коньяк. По выходным у семейной пары Слитных в руках был, если так можно выразиться, двухтомник, только в одном случае имя автора содержалось на обложке, а во втором – на этикетке. К сожалению, этикетка эта уже давно покрывала звучным именем какого-то байстрюка: иными словами, вместо французского алкоголя бутылка содержала коричневатую ароматную кондитерскую пропитку, покупаемую Виктором Владимировичем в пятилитровых канистрах.
Близился новый – 2021 – год. Меню планировалось неизменное: мясо по-французски, салат оливье с колбасой из отдела, где работала Юлия Алексеевна, икра, шампанское и коньяк. Покупался ещё «Камамбер» с белой плесенью. Но его никто никогда не ел.
– Новый год надо отмечать с шиком, – говорила Юлия Алексеевна, покупая в очередной раз коробочку с сыром, и только тихо вздыхала, выбрасывая продукт, так и не пришедшийся ко двору, а точнее, ко столу, да ещё и умудрившийся помимо благородной французской плесени покрыться местной – российской. Вероятно, шик заключался не в гастрономическом удовольствии от употребления сыра, а в барской возможности бросить его в помойку.
Сегодня ещё только десятое декабря, но «Камамбер» уже куплен. Саша грустно посмотрела на знакомую коробочку в холодильнике и дала себе обещание хоть кусочек в этот раз попробовать.
Казалось, ничего не изменится в привычном укладе жизни семьи Слитных в оставшиеся недели декабря, но, как это нередко бывает, даже кажущиеся абсолютно устойчивыми планы можно нарушить одним звонком. Все трое собрались за ужином, когда этот внезапный шар для сбивания планов вылетел из телефона Юлии Алексеевны.
– Алло, – увидев на дисплее телефона незнакомый номер, она ожидала услышать очередных рекламных зазывал, которых почему-то всякий раз дослушивала до конца и терпеливо отвечала заготовленными фразами на все предложения и «заманчивые» акции. Но сегодня ни одна из этих фраз не пригодилась.
– Здравствуйте, Юлия Алексеевна. Меня зовут Ольга. Я звоню вам из Варкинска.
Громкий динамик позволял всем присутствовавшим на кухне отлично слышать чёткий – даже резкий – и чуть хрипловатый голос. Голос был напористый, обычно таким обладают люди, которые мало считаются с чужим мнением, люди, которые, если что-то решили, доведут до конца. А Ольга, похоже, уже что-то для себя решила, раз набрала номер, по которому из Варкинска никогда не звонили.
– Что-то с мамой? – тихим, взволнованным шёпотом поинтересовалась Юлия, и муж, привыкший реагировать на подобный шёпот жены определённым образом, тут же схватил её ладонь.
Голос этот, впрочем, не обманул ни Александру, ни, похоже, собеседницу. Волнение обе для себя обозначили, как деланое и наигранное. В искренность его ни одна, ни вторая не поверили.
Юлия Алексеевна не общалась с матерью очень давно. Саша не помнила ни бабушку, ни дедушку. Она видела их последний раз в пять лет, как раз накануне какой-то грандиозной семейной ссоры, в подробности которой Сашу не посвящали, но временами мама вспоминала о ней единственным выражением: «Ах, если бы не та ужасная ссора». И это было не столько поводом погрустить о родителях, сколько намёк для мужа, что она нуждается в ласке и заботе. После этой фразы Виктор тоже всегда неизменно хватал ладонь Юлии.
Дедушки уже нет в живых: родители съездили в Варкинск на похороны, но Сашу тогда с собой не взяли. Но дома потом ещё две недели Юлия Алексеевна внезапно всхлипывала:
– Ах, если бы не та давняя ссора, – и отец тут же гладил её ладонь.
После смерти дедушки ностальгических фраз в репертуаре Юлии Алексеевны стало две – уже приведённая про ссору и ещё одна:
– Интересно, как там мамочка?
Виктор Владимирович проникновенно смотрел жене в глаза и шептал:
– Я уверен, всё хорошо.
Вероятно, в той придуманной Франции, где обитали «мадам Жюли» и monVictor именно так полагалось вести диалоги о родителях.
У Александры сформировалось стойкое предубеждение против бабушки и дедушки, разрушивших когда-то семейную идиллию и заставивших маму время от времени заливаться слезами. Но с возрастом, глядя на своих родителей и размышляя о том давнем конфликте, она стала задавать себе некоторые вопросы, например как такие тихие люди, как её мама и папа, вообще решились на конфликт? Или они не такие уж тихие, а только притворяются? Впрочем, познакомиться с бабушкой её никогда не тянуло.
– Я соцработник, – продолжала между тем трубка, – Ульяна Васильевна уверенно обслуживала себя сама, год назад ей понадобилось нанять в помощь меня, а сейчас…
– Ах, говорите же, не томите! – Юлия хотела бы, как пишут в романах, приложить к разгорячённой от волнения щеке холодную ладонь, но вот незадача: щёки не покраснели и ладони обе оказались заняты – в одной телефон, вторая у мужа.
Ольга, судя по голосу, была не из тех, кто станет кого-либо «томить». Скажем даже, чтобы вставить свою театральную фразу Юлии Алексеевне пришлось перебить собеседницу. Но та быстро вернула себе лидирующую позицию.
– Сейчас у неё прогрессирует старческое слабоумие, она временами становится рассеянной настолько, что способна создать опасную обстановку для себя и всего дома: не выключить воду или газ, например, и лечь спать. Согласно заключённому договору, я помогаю ей только несколько раз в неделю, произвожу уборку, готовлю, помогаю помыться. Круглосуточное наблюдение стоит других денег.
– Что же нам делать? – прошептала Юлия Алексеевна.
– Вариантов несколько. Вы можете переехать жить в Варкинск, можете забрать Ульяну Васильевну к себе, можете оплачивать услуги сиделки на дому или в пансионате для престарелых. К сожалению, Ульяна Васильевна плохо узнаёт людей, с ней самой я не могу заключить такого договора. Часть расходов можно покрыть с помощью пенсии Ульяны Васильевны, – Ольга озвучила сумму дотации, а потом зарплату сиделки.
– О…
Виктор участливо заглянул в глаза жене, которая, кажется, была раздавлена полученными новостями. Её не устраивал ни один из вариантов. Каждый из них лишил бы Юлию Алексеевну либо комфорта, либо части материальных благ. Восклицать время от времени «как там мамочка?» было дешевле и проще…
– Нам нужно обсудить создавшуюся ситуацию с мужем.
Виктор кивнул, а Саша никак не выразила своего отношения к услышанному. Из «Плюмажа» прислали новый заказ – большой текст об инновациях в сфере производства губной помады, и Саше не терпелось заняться любимой работой. Расставлять по местам запятые, тире и двоеточия ей хотелось гораздо больше, чем размышлять о судьбе незнакомой старухи, пусть даже и приходящейся ей бабушкой.
***