Сказочница из Вракинска

Ульяна кивнула и надолго замолчала, позволив провести себя в комнату, без интереса посмотрела на подготовленную для неё постель, без аппетита съела предложенный омлет с колбасой. После еды она снова внимательно посмотрела на Сашу, так же, как в коридоре, едва заметно улыбнулась и произнесла с той же интонацией:

– Как тебя зовут, девочка?

– Александра, – несколько раздражённо повторила Саша. Ничего она не скажет этой чужачке, которую родители против своей воли взяли на дожитие.

– Наша маленькая Саша?, – заискивающе и пьяно заговорил Виктор Владимирович, – ты же съездишь за бабушкиными вещами в Варкинск?

– Мама, что тебе привезти в первую очередь? – оба родителя переключились на Ульяну Васильевну, посчитав, что Сашин ответ был известен ещё до того, как задали вопрос. Пожилая женщина безучастно смотрела в кухонное окно. – Наверное, нужно бельё, что-то тёплое… Свитера – до конца зимы, а летнее привезём позже… Завтра и послезавтра мы с папой работаем, значит, поездку тебе надо спланировать на субботу…

Саша кивнула, хотя внутри неё разыгрывалось всё больше и больше бунтарства: вот ещё, станет она возить вещи для этой чужачки! В их семье всегда было три человека: папа, мама и она, Саша… Вернее, не так… В их семье всегда были мадам Жюли, monVictor и где-то, если везло, находилось местечко для «наша маленькая Саша?». Но Александра быстро разогнала непрошеные правки, так некстати влезшие в мысли.

На утренней электричке в субботу Саша выдвинулась в Варкинск. Едва не сломала язык, когда в кассе покупала билет: поди выговори ужасное название городка.

Электричка ехала мимо нескончаемого зелёного сетчатого забора, оттесняющего строй высоких ёлок: будто они порывались выбежать на рельсы, а забор им старался помешать. Саша смотрела на еловые лапы в снегу и размышляла: наверняка в этом году опять до Нового года будет снежно, а в предпраздничный день грянет оттепель. В дороге Саша успела и подремать, и завершить правки на распечатанных листах. Иногда Саша ловила себя на мысли, что была бы не против получать от журнала не вордовский файл, а рукописи. На экране компьютера текст всегда казался девушке лощёным, причёсанным и напомаженным, будто никакие правки ему не нужны: разве что всколыхнутся там и тут красно-зелёные волны пометок, сделанных программой, которые, увы, тоже приходится перепроверять. А рукописный текст редко бывает чистым, в нём всегда есть помарки и зачёркивания. Он заставляет вчитываться внимательнее, проверять тщательнее.

Саша улыбнулась: что-то она перемудрила. Сколько бы энергии потребовалось на распознавание чужих почерков!

– Речушка, – буркнул в микрофон машинист, – следующая – Варкинск… Закрываются двери, будьте осторожны…

«Есть же нормальные названия, – подумала Саша, – Речушка… Легко и просто. А то – Варкинск. Какое-то неестественное сочетание букв, неправильное… Вот напишет писатель такое название в книге, а кому-то потом аудиоверсию начитывать. Брр…»

Дом Ульяны Васильевны оказался недалеко от вокзала, но при этом очень удачно скрыт другими домами. Так что во дворе было тихо. Первая Варкинская улица оказалась короткой, как будто неживой даже, и завершалась тупиком.

«Какая разница, – подумала Саша, – тупиком, рудником, пусть хоть броневиком… Забрать необходимое – и поскорее вернуться домой…»

Она поднялась на второй этаж, отомкнула дверь и сразу почувствовала запах – тот же, что Ульяна Васильевна привезла с собой. Так пахли её одежда, волосы и руки, так же пахло теперь и в Сашиной комнате, где пожилая женщина с момента приезда провела три дня. Только в этой квартире запах был более насыщенным и… более уместным, что ли. Потому что здесь – дом Ульяны Васильевны, здесь и должны быть её запахи. Здесь и у Саши не возникает никаких внутренних бунтарств, потому что Саша здесь – гостья…

Она поискала выключатель, нажала клавишу, но лампочка в настенном светильнике сверкнула на мгновенье и тут же погасла – перегорела. Комнаты были освещены дневным светом через окна. Саша прошла, не разуваясь. Ей не хотелось проводить здесь слишком много времени. Квартира двухкомнатная, обнаружить платяной шкаф не составило труда. Саша решила брать только те вещи, что увидит на полках и кронштейнах. Залезать на антресоли и в кладовки не станет. Некогда и незачем. На антресолях обычно хранят всякий хлам – изношенный и страшный.

«Куда уж страшнее», – фыркнула Саша, оглядывая Ульянин гардероб. В шкафу обнаружилось ещё несколько свитеров. Один чуть светлее того, в котором Ульяна приехала, а второй даже с цветочком – крошечным, на груди. Но оба всё равно невероятно мрачные, старческие. И кофты им под стать – сплошь траурные.

– «Плюмаж» нервно курит… – пробормотала Саша. – Хотя винтаж сейчас в моде.

Но это даже не винтаж. Это какое-то «до-новой-эры-аж». Будто какие-то заклинания произносят над вещами людей, которым исполнилось семьдесят. Приходят злые гномы и говорят: становись вся красивая одежда хмурой и уродливой!

Саша сгребла в большую спортивную сумку найденные кофты, нательное бельё, колготки – трикотажные и утеплённые. Взвесила сумку на руке: носила и потяжелее.

Что ещё нужно? Лекарства, подгузники, вставную челюсть Ольга передала сразу…

Саша набрала номер соцработницы – советчик сейчас не помешает: никогда прежде Саше не доводилось собирать вещи пожилых людей для переезда.

– Вы уже приехали? – раздался знакомый глубокий грудной голос. На заднем фоне в трубке слышался какой-то шум и пиканье прибора вроде того, что установлены на кассах в супермаркетах. – Я в магазине, но моя очередь ещё не подошла, так что сейчас вас проинструктирую. Лекарства я вам привезла, их надо раскладывать в специальную коробочку по ячейкам: утро, обед, вечер.

Саша слушала, хотя про коробочку ей всё было известно. Таблетки для Ульяны раскладывала прежде соцработница, и делала это по пятницам, поэтому как раз вчера Саша занималась раскладкой на следующую неделю. И знала, что таблетки Ульяна принимает от давления и для памяти. И что все запасы Ольга уже передала и следующую порцию надо будет покупать.

– Тонометр возьмите с собой, если у вас дома нет.

– Тонометра нет.

– И кружку Ульяна Васильевна очень любит – с лошадьми. Она может быть либо в мойке, либо рядом с раковиной на полотенце, либо прямо на столе.

– Ага, рядом с раковиной, – подтвердила Саша, переходя на кухню. Немытая. На дне присохли остатки кефира или йогурта.

– Остальное вроде всё я и так передала…

– Спасибо вам большое, – Саша отсоединилась, не без труда вымыла чашку, завернула её в полотенце и положила в сумку к одежде.

В поисках тонометра Саша заглянула в маленькую комнату: ни в большой, ни на кухне прибор для измерения давления ей не попадался.

В маленькой комнате оказалось уютно. Окна зашторены. У окна – письменный стол с тяжёлой лампой на деревянной столешнице и плоским абажуром из толстого матового стекла. Вдоль стены тахта, в изголовье которой примостилась низенькая деревянная тумбочка. На тумбочке – фото в рамке: неизвестный Саше мужчина, женщина, чьи черты кажутся теперь знакомыми, и… она сама! Саша! В детстве. Уж себя-то маленькую Саша представляла неплохо – по фотографиям из родительских альбомов.

«Значит, это Ульяна и Алексей», – подумала Саша, нарочно дистанцируясь от неизвестных родственников и не называя их в мыслях бабушкой и дедушкой.

Ничьих фото в доме больше нет. Во всяком случае, на виду. Только её, Сашино. Она сидит у Алексея на коленях, а Ульяна стоит у них за спиной. Саша не кривится, не капризничает, смотрит в объектив, лица у всех серьёзные и сосредоточенные, как нередко бывает на постановочных фото.

Отчего-то Саша вдруг представила, как живёт здесь, в этой квартире, а если точнее – то прямо в этой вот комнате. Как зажигает по вечерам настольную лампу, распечатывает новый текст и правит его одним из карандашей, обнаружившихся в стаканчике на столе. Они все оказались ломаными, но ведь заточить не проблема, как не трудность и привезти принтер, которого в этой квартире, разумеется, нет. Она поставила бы принтер на тумбочку, а на стол – ноутбук. Фотографию придётся немного подвинуть или переместить на крышку принтера. А в соседней комнате будет жить Ульяна. Тихо станет сидеть у окна – так же тихо, как сидит, должно быть, прямо сейчас в квартире Слитных. Будет сидеть и смотреть на падающий снег, на играющих во дворе детей, на хоккеистов-любителей, расчищающих лёд на пруду. Саша спокойно будет работать, потом прервётся, заглянет в комнату к Ульяне Васильевне, предложит чаю. Та даже перестанет спрашивать:

– Как тебя зовут, девочка?

Вероятно, уже запомнит.

В прошедшие два дня Саша едва сдерживалась, чтобы не устроить из Ульяниной болезни аттракцион. Стоило заглянуть в комнату к пожилой женщине, как она, будто по команде, отворачивалась от окна и задавала один и тот же вопрос:

– Как тебя зовут, девочка?

Саша проделала трюк дважды, но после решила, что это неэтично, и перестала. Но что-то ей подсказывало: Ульяна повторила бы вопрос и десять, и сто, и тысячу раз. И дело было не в болезни, не в плохой памяти. А в том, что Ульяну не устраивал ответ.

Саша посмотрела через приложение, сколько времени осталось до обратной электрички.

– Ого! Как же так? – воскликнула она с досадой на свою невнимательность. Вероятно, прежде она невнимательно посмотрела расписание! Из-за этой оплошности придётся провести в Варкинске ещё шесть часов! И что теперь делать? Сидеть в квартире? Можно прямо сейчас начать реализовывать мечту: включить настольную лампу и дочитать материал для «Плюмажа», но Саша решила погулять по городу. Сумку она пока оставила в квартире: вокзал рядом, успеет забрать её перед самым отъездом.

Теперь уже не торопясь, она проверила, действительно ли улица кончается тупиком? Нет, издалека лишь показалось.

Она прошла между домами, прогулялась вдоль пруда, на котором, конечно же, ещё не было никаких хоккеистов, да и льда особо – тоже. Обернулась на окна квартиры. Оказалось, что из маленькой комнаты – если она не ошиблась окнами – можно ещё и на балкон выйти. В родительской квартире балкона не было, и Саше казалось, что нет ничего приятнее, чем пить на балконе кофе или просто стоять, облокотившись на перила, и смотреть… Неважно на что. В даль… В какую-то точку… На небо… И знать, что за спиной никто не воскликнет:

– О, мадам Жюли, позвольте я согрею ваши озябшие ладони.

– О, не сейчас, monVictor, я должна творить…

А что если не возвращаться? Остаться здесь? Саша даже потрясла головой. Прежде ей не приходила с такой навязчивостью мысль сбежать из дома. Она уже стояла под балконом, осматривала ветви растущих у дома яблонь. Одна ветка заглядывает прямо на балкон, значит, летом можно будет сорвать поутру яблоко или целую пригоршню мелких красных плодов – смотря какой сорт. Нет, кажется, какая-то обычная яблоня, не «райская», хотя Саше сейчас любая показалась бы райской, лишь бы не возвращаться в родительскую квартиру.

Медленно, словно в памяти наступала весна, оттаивал в Сашиных воспоминаниях Варкинск. Выступали из-под сугробов знакомые, но серьёзно забытые очертания. Но кое-что об этом городке Саша всё же помнила. И об Ульяне с Алексеем – тоже.

Увидев впереди здание из серого кирпича, Саша отчего-то зажмурилась:

– Это детская поликлиника, – прошептала она и открыла глаза. Разумеется, вывеску с такого расстояния разглядеть было невозможно, но это зажмуривание было способом прикоснуться к особому чуду – к магии оживления прошлого. Саша двигалась по аллее и вспоминала:

– Поликлиника… А рядом был книжный магазинчик, где бабушка покупала мне раскраски. И мы шли вот этой самой дорогой – и тут был автомат с газировкой.