И вот уже не разомкнуть объятье.
И адским ветром Данте рвёт вотще
И жемчуг разузоренного платья
И русский соболь на мужском плаще.
А теперь мы начинаем читать книгу Герцогини
Писание первое. Свадьба Герцогини
Детство пробежало стремительно,
как мои босые ножки маленькой-маленькой девочки
по мозаичным полам.
И вот уже служанки домашние мне говорят наперебой,
что я уже большая, лет семи или восьми
и не должна играть в лошадки с тростью моего отца,
стуча и громко топая новыми туфельками.
Отец любил свою светловолосую девочку
Он говорил мне, что моя улыбка озаряет его жизнь
прежним весельем
Во мне как будто воскресала юность хрупкой матери моей.
Я прибегала в его кабинет
пробегала по деревянным полкам беспокойными пальчиками
длинными нежными тонкими, еще детскими
вытягивала наугад то историю бесшабашного Фачино Кане,
то стихи Гвидо Кавальканти,
то какой-нибудь трактат Боккаччо
присаживалась к маленькому столу и уходила в чтение
Потом вдруг ложилась щекой на страницу
и буквы становились забавными,
а мои светлые волосы смешно щекотали другую щеку.
И вдруг вскочив внезапно
убегала в галерею, оттуда в замковый большой двор
и носилась наперегонки с мальчишками-слугами.
Отец отличал меня от старших братьев
с их пристрастием к охоте и карточной игре.
Мне шел девятый год, когда он обручил меня
с одним из малолетних сыновей
знатного, но обедневшего семейства,
выдав по договору часть моего приданого.
Отец говорил мне, что из моего жениха
выйдет славный покладистый парень –
– Он тебе мешать не будет!
И полы длинной безрукавной куртки запахнув отец смеялся.
Он всё оставил мне,
а братьям выделил две небольшие доли.
После смерти отца я стала богатой наследницей
и желанной невестой.
Болезнь, от которой он умер,
происходила от излишних наслаждений.
Часто его комнаты были заперты для меня
и доносилось звучание недетского веселья.
Мне потом рассказывала кормилица,
что красивейшие куртизанки обнаженные
собирали в свете больших свечей
разбросанные нарочно на полу каштаны
И свечение свечей колеблясь выхватывало яркую голизну
и золотистые волоски…
Отец умирал
Бездетных вдовых теток набежала тьма
в накидках черных, в черных шляпах с перьями
Потом они все умерли
ведьмы с длинными носами
и это было очень хорошо…
Отец сидел на своем большом кресле
задыхаясь немного
приоткрывая щербатый рот
И его растрепанная борода слегка тряслась.
Тиберио и Массимилиано, мои старшие братья
стояли по обеим сторонам большого кресла
вытянувшись и недвижно,
как статуи пизанского Кампо-Санто
и красиво хмурились…
Я подбежала к отцу,
но он остановил меня резким взмахом широкого рукава
– Прочь! – закричал он. – Все прочь!
Никто ничего не получит.
Я всё оставлю дочери моей.
Но и ты не подходи ко мне, девочка.
Моя смерть дурно пахнет.
А ты живи!
Живи как хочешь!..
Братья не могли нарушить брачный договор
и после всех похоронных и траурных церемоний
я стояла на балконе, на светлом солнце
и смотрела вниз, на город, на площадь
На мне было атласное зеленое платье с золотыми пуговицами
и узором из больших продолговатых золотых листьев
на подоле
Волосы убраны в золотую сетку,
густо усеянную мелкими камешками сапфиров
Ожерелье из венецианских дукатов тяжело спускалось
на блестящий атлас
на едва развившуюся грудь
Мне было десять лет.
Зазвонили колокола,
Затрубили трубы
День был ветреный –
колыхались полотнища тканей,
украшавших фасады домов
Рыцари в изощренно украшенных доспехах