Полковнику было около тридцати восьми лет. Он был высок ростом, тонок, но в то же время силен. Черты его лица, немного утомленного, но отличавшегося гордой красотой, изобличали в нем тип германской или франкской расы, характерные черты которой столько раз описывали Тацит и Юлий Цезарь: белокурые волосы, длинные рыжие усы, светло-серые глаза, орлиный нос.
Де Плуернель, одетый в великолепный домашний костюм, казался не менее веселым, чем молодая девушка.
– Ну, Праделина, – сказал он, наливая рюмку старого бургундского, – за здоровье твоего любовника!
– Какая глупость! Разве у меня есть любовник?
– Ты права. За здоровье твоих любовников!
– Ты не ревнив, мой друг?
– А ты?
При этом вопросе Праделина быстро осушила свою рюмку.
– Так как ты не ревнива, моя крошка, – продолжал де Плуернель, – то дай мне совет… дружеский совет. Я влюблен, влюблен до безумия. Это значит, что ее родители имеют лавку. Тебе должен быть известен этот мир, его нравы, привычки. К какому средству посоветуешь ты мне прибегнуть, чтобы добиться успеха?
– Посмотрим. Прежде всего скажи, эта лавочница очень бедна? Она сильно нуждается? Голодает?
– Как голодает? Черт возьми, что ты хочешь этим сказать?
– Полковник, я не могу отрицать твоих качеств. Ты красив, остроумен, мил, любезен, приятен. Но для того чтобы бедная девушка могла тебя оценить как следует, надо, чтобы она умирала с голоду. Ты не можешь себе представить, до какой степени голод содействует тому, что начинаешь находить людей достойными обожания.
– Моя прекрасная лавочница не голодает, – возразил граф.
– Она кокетлива? Любит наряды, драгоценности, зрелища? Вот тоже отличные средства, чтобы погубить бедную девушку.
– Она, вероятно, любит все это, но у нее есть родители, за нею, должно быть, хорошо смотрят. У меня явилась идея…
– У тебя? Наконец-то! Какая же идея?
– Я хотел купить у них побольше товара, одолжить им даже в случае нужды денег, ибо этим мелким торговцам всегда приходится туго!
– Ты, значит, думаешь, что они продадут свою дочь… за наличные?
– Нет, но я надеюсь, что они по крайней мере будут смотреть сквозь пальцы. Тогда я могу привлечь девушку подарками и быстро прийти к цели! Ну-с, что ты думаешь об этом?
– Боже мой, я не знаю, – ответила Праделина, прикидываясь простодушной. – Если в твоем высшем свете так делается, если родители продают своих дочерей, то, быть может, то же самое делается и среди людей маленьких. Только, видишь ли, не были бы они слишком буржуазны для этого, слишком мелочными торговцами’?
– Поговорим, малютка, серьезно.
– Прежде всего мне необходимо знать квартал, в котором обитает твоя любовь, – возразила молодая девушка наставительным тоном, развалившись в кресле, – знание квартала очень важно… То, что дозволяется в одном квартале, не допускается в другом.
– Это очень верно и глубокомысленно, моя красавица, квартал оказывает очень большое влияние на добродетель женщин. Я могу без всяких опасений открыть тебе, что моя лавочница живет на улице Сен-Дени.
При этих словах молодая девушка вздрогнула и встала так быстро, что де Плуернель, с удивлением взглянув на нее, воскликнул:
– Черт возьми, что с тобой?
– Я… – ответила Праделина, овладев собой. – Я укололась, но это ничего. Ты сказал, мой дорогой, что твоя любовь живет на улице Сен-Дени? Это уже кое-что, но все-таки мало.
– Я скажу тебе еще, что моя прелестница живет недалеко от ворот Сен-Дени, и больше я ничего не скажу.
– Мне ничего больше не нужно, чтобы дать совет, – ответила молодая девушка, стараясь говорить шутливым тоном.
Но человек, более наблюдательный, чем де Плуернель, заметил бы беспокойство, отражавшееся в лице Праделины.
– Хорошо, посмотрим! Что же ты посоветуешь? – спросил он.
Разговор был прерван стуком в дверь.
– Войдите, – произнес граф.
Вошел лакей со смущенным выражением лица и быстро сказал своему господину:
– Ваше сиятельство, его высокопреосвященство…
– Мой дядя! – проговорил удивленный полковник, вставая.
– Да, ваше сиятельство, господин кардинал вернулся сегодня ночью из путешествия и…
– Кардинал! – воскликнула Праделина, прервав лакея с громким смехом, так как она забыла уже свою недавнюю задумчивость. – Кардинал! Это забавно! Кардинала не всегда увидишь в Мабиле или Валентино!
– Оставьте же, моя милая, это глупо! Замолчите!
Кардинал, о котором только что доложили, не предполагая, без сомнения, застать своего племянника в столь нечестивом обществе, пошел вслед за лакеем.
При виде кардинала де Плуернель подбежал к двери и, обняв его, тихонько оттеснил снова в гостиную, откуда тот вышел. Тогда лакей, хорошо выдрессированный, запер осторожно за своим хозяином дверь будуара, задвинул задвижку, а затем позаботился о том, чтобы выпроводить Праделину из дома.
Глава V
Кардинал Плуернель был высоким, костлявым и сухопарым стариком шестидесяти пяти лет. Тип его лица был тот же, что и у его племянника. Его длинная шея, лысая голова, нос, загнутый крючком, как у хищной птицы, и круглые далеко расставленные глаза с проницательным взором придавали ему сходство с ястребом, несмотря на глубокий ум, светившийся в его чертах. В своей красной кардинальской мантии этот служитель церкви имел, наверное, грозный и внушительный вид; но теперь он явился к своему племяннику в простом черном сюртуке, застегнутом на все пуговицы.
– Прошу прощения, милый дядюшка, – сказал с улыбкой полковник. – Я не знал, что вы вернулись, и не ждал вас так рано.
Кардинала, по-видимому, нисколько не удивило, что у драгунского полковника могут быть любовницы, и он только отрывисто сказал ему:
– Мне некогда. Поговорим о делах. Я только что вернулся из длинного путешествия по Франции. Мы накануне революции.
– Что вы говорите, дядюшка! – вскричал полковник с недоверием в голосе. – Неужели вы полагаете…
– Я полагаю, что будет революция.
– Но, дядюшка…
– Есть у тебя капиталы, которыми ты мог бы свободно располагать? Если нет, то я могу ссудить тебя.
– Капиталы… зачем?