Дорога за горизонт. Где ты, враг мой?

– Я это и так знаю. Твои слова, пророчица, могут быть отнесены к кому угодно и в любой период его жизни.

– Ты похож на своего отца. Точно так же не хочешь верить моим словам, – вдруг улыбнулась пророчица. – Я не могу сказать ничего точнее, да и не имею права – но все же, все же… Запомни, что я скажу. Ты важен, молодой всадник, во многих смыслах разом. Будь внимателен, идя свой жизненный путь – не оступись!

– Хорошо. Я всегда внимателен, – кивнул Амир, и, скрывая скребущую внутри тревогу, поднялся. Коротко кивнул пророчице – и удалился к своим.

– Ну, что сказала пророчица? – поинтересовалась Айенга.

Амир пересказал.

– Для такого вывода, архэтро, не нужно быть пророком! – вклинился случившийся поблизости Фиантэйн. – Но слова стоящие! Я бы прислушался, правда, без излишней старательности в поиске недругов вокруг себя, а то так недолго и в подозрительного и мнительного хмыря превратиться. Воин и правитель обречен иметь врагов, это всем известно.

– И поэтому стоит быть внимательнее, – кивнула Айенга. – Но новости великой не принесла пророчица никакой, в самом деле.

– Ну что ж, отсутствие новостей – уже вполне добрая новость! – подытожил Амир. – Ладно, ну их совсем, эти пророчества… Мам, я тебе хотел вот что предложить – поедем с нами, а? В Нордгард. Ты же говорила, что устала от здешних… всех. Вон, даже за город перебралась. У нас все были бы безумно рады – и мы с Льюлой в первую очередь.

– О, Амир! С преогромным удовольствием! – Айенга заулыбалась.

– Тогда с нами, как пойдет обратный корабль? Тебе помочь с вещами?

– М-м-м… Я с радостью, но, Амир, у меня тут еще одно дело недоделанное. Буквально на пару лун еще – мне нужно дочитать и проверить одну вещь. Я же все это время тут занималась чужой магией, изучала все, что известно о чародействе еще с акларийских времен.

– Ты отыскала, что хотела? – вспомнив, что мать и в самом деле только этим и была занята, спросил Амир.

– Почти. Я за этот год вплотную приблизилась к разгадке одной вещи, не дававшей мне покоя добрых шестнадцать зим до этого. Осталось еще кое-что проверить и подбить остальные теории под одну плашку – и я вольна буду ехать куда угодно! Сменятся еще две луны, сын – и я отправлюсь к тебе и к нашему народу. Хорошо? Просто там, у вас – у меня будет сразу очень много занятий, а завершение этого я не хочу откладывать.

– Замечательно! Как будешь готова в путь – напиши письмо, мы с Льюлой за тобой прилетим. Как раз потеплеет! – Амир приободрился, получив от матери согласие на свое предложение.

Остаток вечера прошел незаметно.

Прочие дни вынужденного гостевания тоже не доставили всаднику Льюлы хлопот или огорчений – но на обратный корабль он все же взошел с изрядным облегчением.

Глава 3. Ярмарка трудов долгой зимы

Весенние ярмарки традиционно называли «ярмарками трудов» – в противоположность осенним, за которыми твердо закрепилось поименование «ярмарки плодов». Почему они так назывались – объяснять никому было не нужно. Осенью на торжища народ свозил то, чего успел собрать от земли, урожай возделанных и собранных в лесу плодов – зерно, овощи, фрукты, орехи, ягоды, грибы, травы всех возможных видов, свежие или уже приготовленные тем или иным образом к хранению – соленые, моченые, сушеные, или еще как хитро обработанные. Был на таких ярмарках мед – в сотах, в бочонках, в крынках, или уже перегнанный в золотистый хмельной напиток, были эль, пиво, вина, наваренные за богатое на травы лето сыры, осенняя сезонная дичь – и очень мало при том всяких ремесленных товаров. Берестяные короба да плетеные из лозы штуки, разве что – по сезону.

А вот на весенних ярмарках наоборот – представляли то, чем мастера за зиму успели свои руки занять. Шерсть – пряденная, тканая, вязаная. В мотках нитей или свертках готовых тканей. Крашеная или нет, тонкая для верхнего нарядного платья или грубая – на парусину. То же – лен, выпряденный-выкрашенный за зиму. Готовые платья с причудливой вышивкой, посуда, товары кузнечного или ювелирного мастерства – все то, что требовало много времени, терпения, работы. Хочешь крепкую обувь, красивый плащ, надежную упряжь на коня? Весенняя ярмарка – самое время присмотреть себе их! Тут же – выделанные меха, выдубленные кожи, резная кость. Мясо зимней добычи – копченое или в колбасах. Соленые и копченые рыбины с ледяного зимнего лова – жирные, с аж прозрачным нежным мясом.

По всему и понятно – осенью торгуют тем, что собрали, а весной – тем, что наработали, пока коротали скупые на свет зимние дни в общем доме при лучинах и жировых плошках-светильниках. И даже сложные гаэльские слова «Онаэорбэхэ» и «Онаэторэхе» это же самое и означали, ровно как и у северян.

Ну, что ж, Онаэорбэхэ, значит.

Нордгард полнился шумом и гамом ярмарочных дней уже полную седмицу – и конца-краю пока что этому разгулу видать не было. Солнце, пока что не щедрое на тепло, но с каждым днем все ярче сияющее, играло на начищенных гранях металла, лаково блестело на седлах и упряжи – новенькой, только из-под рук скорняка! Красило – вместе с все еще ощутимым морозцем – румянцем щеки торговцам и покупателям.

– Хорошая ярмарка, а, йохтэ? – Кайлеви топал подле Амира-Имбара, в пол-уха прислушиваясь к его разговорам со встречающимися на пути. Хитроглазый старик-шаман нечасто совался в такие людные и шумные места без чьей-то просьбы, но когда он это делал, становилось ясно: что-то задумал.

– А то! Я, признаться, не думал даже, что так широко развернемся!

– Так уже успели обжиться-то, конунг! – басовито откликнулся идущий о другую руку Хакон. – Отчего не развернуться!

– Я ж прежних ярмарок не видел, не забывай, – усмехнулся молодой правитель.

Хакон добродушно прищурился, и уже собрался что-то сказать – но тут отвлекся на примеченный цепким взглядом кинжал на прилавке уже малость охрипшего от непрерывного трепа с покупателями гаэльца. По повадке видно – сам он мастер-кузнец и есть, привез вот товар. Конечно же, горный-северный, откуда-то из Гилвэйн, что ли – лицо у кузнеца-торговца оказалось даже полузнакомое, и Амир отметил про себя, что стоило бы подойти поздороваться, но пока что идет дальше.

Следом куда-то вбок нырнул – но так же проворно возвернулся – и Кайлеви. На ходу спрятал в поясную сумку новое кресало – прежнее, Амир помнил, еще до ледостава в реке утопло, когда старый шаман омутного «ишши-умбу[6 - Ишши-умба, ижимбэ, ишшимба – хищный, чрезвычайно злобный водяной дух, обитающий в гнилых омутах на старых лесных реках. Может бродить и по земле – и тогда представляет опасность для одиноких охотников, а порой – и для живущих в домах на отшибе. Боится железа, огня и соли. Ну и шаманской силы, само собой.]» гонял. Странным шипящим именем тайале величали какую-то гадостную вариацию водяника, точнее Амир не знал, а спрашивать большого желания как тогда не имел, так и сейчас тоже.

Шаман, надо отметить, появился как раз вовремя, чтобы понаблюдать за одной прелюбопытной сценой. К молодому конунгу целеустремленно шли навстречу плотной группкой только вот недавно приехавшие люди из дальних закоулков Лисьего Берега. Кайлеви Туну-Кайха и половинки взгляда хватило, чтоб понять, кто таковы, и почему так поздно приехали. Тайале-тундровые, полукочевники, не слишком-то похожие одеждой и укладом жизни на своих собратьев, живущих ближе к горам, обитателей предгорий, лесов и болотистых низин – но такие же светловолосые, веснушчатые, яркоглазые и круглолицые, со все тем же лисьим прищуром и чуть вздернутыми носами. Об этом Кайлеви тут же и сообщил йохтэ Имбару, стоило тому только чуть удивленно дернуть бровью.

– Йохтэ-ванха Имбаар! Мягко выстелет тебе дорогу светлым мхом Исъян-маано, и золото солнечного света не покинет твоих чертогов! Прими дар – мы издалека путь проделали, теперь, чтоб торг удачен был, сперва отдариться нужно, уважь! – вперед выступил самый старший мужчина из группы, к тому же – наряднее прочих одетый. Синее, красное, белая с красным вышивка, нежный белый мех на вороте, узорчатые рукавицы за поясом, шапка с кистями…

Глубокий поклон – конунгу, потом – шаману. Человека большой силы в Кайлеви любой тайале узнает сразу, а как – только гадать остается.

– Старший стойбища, не иначе. Они, йохтэ, не так, как мы, живут, я уж рассказывал, – негромко произнес старик, и Амир кивнул, разом обоим собеседникам.

– Примешь ли?

– Приму, приму! Имя твое как будет, почтенный?

– Перре, сын Нуути, йохтэ, – назвавшийся вновь чуть поклонился, потом обернулся, бросил через плечо спутниками пару слов на своем, почти неразборчивом в этакой вариации лисьем наречии – и те передали приготовленные дары старшему.

Большая часть даров оказалась ожидаема – меховое одеяло, богато отделанное по краю красной и белой бахромой, да с вышитыми вставками, такие же нарядные унты – не зазорно и конунгу в таких по морозам здешним ходить! Резной кубок из клыка морского зверя-моржа, пояс с узорными костяными накладками, несколько оленьих шкур отличной выделки… но пуще прочего Амира подивил живой подарок – ручная лисица.

– Это охотничий выученный зверь, йохтэ! На охоту за птицей пойдешь – бери с собой! Птицу на крыло поднимет, подстреленную потом по нюху сыщет и принесет! На норного зверя пойдешь – тоже бери! К логову приведет, лаз раскопает, в обход добыче удрать не позволит! Редкий хороший зверь! Хозяина крепко знать будет, приученная! Молоком с руки напоишь, мяса дашь – все, верней не сыскать!

– Как зовут? – спросил Амир, принимая рыжего зверька на руки прямо вместе с ровдужным платком, под которым лисицу все это время прятали. Чуть опасливо принимая – ну а как цапнет? Чего-то слегка не в духе зверек – зевает, щурится, ушами прядает – шумно! Людно! Но молодой охотник, передающий зверька, совершенно бестрепетно почесал зверя за ушами и негромко сказал – не кусается.

– Кайсси, – ухмыльнулся Перре. – Это – она. Когда лисица, а не лис – лучше ловит, послушнее к руке. Кайсси вообще редкая удача – почти сразу приручилась, и страх, какая умная! Вот сезон охотничий подойдет – непременно опробуй, йохтэ! Лучше нашего стойбища никто не умеет лисиц выучивать!

– Хорошо, Перре, благодарю, пусть у тебя торг будет славный! – улыбнулся конунг.

Гости из дальних краев разразились радостными и благодарственными восклицаниями, Амир только усмехнулся, отпустил купцов, взмахнув рукой – и те тут же пошли искать место и разворачивать свои товары.

Лисица завозилась на руках у нового хозяина – но не столь беспокойно, сколь любопытно.

– Добрый подарок, йохтэ! Самым большим вождям таких зверей только дарят, – усмехнулся в усы Кайлеви. – Идем до дому – в самом деле, покорми зверя, чтоб только тебя знал. И никому другому с рук кормить не дозволяй, понял?

– Понял, Кайлеви, понял, – усмехнулся Амир, предвкушая, какое удивление вызовет диковинный зверь – выученная охотничья лисица – и среди друзей-северян, и среди гаэльцев, буде Амиру захочется показаться с новым подарком при дворе короля Леона Мааркана. Нет, пожалуй, это уж слишком. А вот в гости к лорду Гилри заехать – при случае можно! Молодой глава клана Конрэй жутко падок на всякие необычные и интересные штуки же!

Весна вообще была для жителей Гаэли горячим временем – после сонной медленной зимы течение времени точно разгонялось, что вырвавшийся из-подо льда ручей, и точно так же кипело, бурлило событиями, встречами, поездками.

– Знаешь, конунг, а мне вот даже нравится, как у наших соседей все придумано. Хороший уклад, правильный, как раз по их земле – самое оно! От Молочной Луны до Эйстре, весеннего равноденствия – время ярмарок. От Равноденствия до Зеленой Луны – Весенние Состязания, ну а уж как Зеленую Луну встретят – там не до разъездов, там время работы настает – земледельцев наделы ждут, пастухов – выгоны скота, тоже горячая пора, но совсем по-другому. До Середины Лета – не выдохнуть спокойно. И после тоже – посвободнее, но не надолго. Лето же, сам знаешь, не столь длинно, как всякому хотелось бы! – Вильманг, надо признать, любит растекаться мыслию по древу какой-либо идеи, вот и сейчас, когда Амир и близкие друзья его отца, а теперь – и его собственные товарищи, сидели обсуждали грядущую коронацию монарха соседей-гаэльцев, начал рассуждать о том, как вообще гаэльцы свой год живут.

– Вот и мы потихоньку в это же самое почти и уходим, кажется, – Хакон почесал свою черную бородищу, чуть хмурясь. Кто его плохо знал, решил бы – недоволен чем. Но нет, это просто такая манера – сам хмурится, а глаза смеются, и под усами улыбка проглядывает. Этим почему-то самого юного конунга Хакон к себе сразу и расположил при знакомстве.

Знакомство то состоялось меньше года назад[7 - Об этом – первая книга «Дороги за горизонт», часть под названием «За золотым крылом»], но Амиру казалось – этих людей он знал всю жизнь.

– Тебе оно что, не по нраву, что ли? – ворчит Ингвар – тоже больше по привычке.

– А я что, разве сказал, что не по нраву? – возражает Хакон, и Олло – его побратим, вечно смешливый, что мальчишка, даром, что пятый десяток зим уже распечатал, хохочет над перебранкой, потом заявляет: