Когда снега накроют Лимпопо

– Что странное? – вскинулся я.

– Ну, панды как-то странно скучились у домика. Обычно по всему острову расползаются, а тут собрались и жмутся друг к другу. Послал обходчика проверить, что случилось, тот Митрича и обнаружил. Уже того…

– А панды?

– Что панды? – Макс удивился.

– Выяснили, почему они себя так странно вели?

– Ну, ты даешь! – покачал головой кипер. – Они же смерть тоже чувствуют. А, кроме того, одной-то из них утром не досчитались. Панда Луна пропала. Возможно, Тор ее на глазах у друзей и родственников и того… Испугаешься тут…

И в самом деле.

– А Литвинов, может, говорил кому-то, зачем он на ночь остался в зоопарке?

– Говорил, – кивнула Наташа. – Только он…

Она не выдержала и всхлипнула.

– Дмитрий Палыч не собирался оставаться на всю ночь. И вовсе не у львов или панд. Уже под закрытие обнаружили у кролика в шее иглу дикобраза. Она довольно глубоко вошла, нужно было срочно вынимать. Вот он и задержался. Дмитрий Палыч, в смысле.

Вроде, всё выглядело логично. Кролики сидели в вольере с дикобразами. Почему бы игла одного из дикобразов не могла ранить кролика? И если рана серьёзная, Митрич вполне мог задержаться. Он был хорошим человеком: не делал особых различий между ценными «экспонатами» и, скажем, теми же кроликами. Животное страдает – это было главным, а вовсе не убытки зоопарка в случае его гибели.

– И что – вытащить иглу потребовало столько времени? – спросил я.

Так, на всякий случай.

– Вы когда-нибудь пытались поймать раненого кролика? – вскинула на меня взгляд Наташа.

В ее глазах я прочитал основательное недоумение.

– Бог миловал, – ответил торопливо.

Логично, да. Но всё равно меня не покидало ощущение какой-то неправильности. Да вовсе не какой-то! Не должен был Митрич лезть ко льву ночью и один! Ни в коем случае! Какого черта?! Даже если бы Тор умирал, и дело шло на секунды, Литвинов обязан вызвать Макса.

Даже несмотря на весь свой фанатизм. А у Митрича он точно был. Я, например, не могу себе представить, что кому-то нормальному придет в голову делать УЗИ беременной летучей мыши. А Литвинов обследовал крылатых будущих мам регулярно. И объяснял это тем, что следить за развитием плода этого редкого животного – удивительное чудо. А, кроме того, позволяет лучше подготовиться к родам. Летучей мыши, Карл! Подготовиться к родам!

Я ж говорю – фанатик. Для Митрича всё живое, вообще всё, что шевелится, было удивительным и чудом.

– А как кролик себя чувствует? – зачем-то спросил я.

– Нормально, – пожал плечами Макс. – Наверное…

Глава четвертая. Что сказал Чеб?

– БабАня, – произнес я, застегивая на Чебе сандалики. – Признавайтесь, вы же слышали о том, что произошло в зоопарке?

Наверное, она кивнула, не осознавая, что я ее не вижу, так как вожусь с отстающей липучкой. Нависла недолгая пауза. Затем над моей склоненной головой раздалось короткое:

– Да.

– И у вас наверняка есть какие-то свои соображения на этот счет, – я не спрашивал, а уверенно констатировал.

– Может быть… – ответила бабАня уклончиво.

Мы с ней оба знали, что Чеб все прекрасно понимает, поэтому говорили туманно, стараясь не вдаваться в ужасную конкретику. Надо мной нависла еще одна проблема: как-то нужно было объяснить сыну, почему мы не пойдем сегодня в зоопарк. И завтра, скорее всего. И вообще непонятно, когда опять прогуляемся по чудесным тенистым дорожкам с веселенькими плиточками. Честно говоря, после случившегося мне не хотелось, чтобы Чебик как-то соприкасался с «Лимпопо».

– А что вы думаете о том, кто открыл клетку? – все таким же небрежным тоном поинтересовался я.

Все-таки бабАня являлась гласом народа, и ее мнение заслуживало самого пристального внимания.

– Перевертыш, – невнятно и нехотя произнесла она.

– Перевертыш? – переспросил.

– Ага, – ей явно не хотелось говорить на эту тему. – Не найдут.

– Лимпопо, – вдруг четко раздалось над моей головой неловким детским голосом, похожим на срывающийся басок медвежонка.

От неожиданности я вскочил. И от нее же неловко произнес, глядя в глаза Чеба:

– Я надеялся, твоим первым словом будет «папа». Чебик, повтори, что ты сказал.

Но сын глядел на меня светлыми большими глазами, в которых всегда светилась нечеловеческая сообразительность, и молчал. Так же, как и все четыре с небольшим года своей жизни. Я обернулся к бабАне, ища поддержки свидетеля:

– Он только что сказал? Антон же говорил, верно? Мне не послышалось?

– «Лимпопо», – подтвердила бабАня. – Антоша так сказал. Мы сегодня сказку читали, Чуковского. «Где гуляет гипо-по по широкой Лимпопо». Верно, Антоша?

Чебик упрямо молчал.

– Но это же… – я махнул рукой, успокаиваясь. – Врач говорит, нельзя его заставлять. Придет время, сказала Ирина Анатольевна, вы еще с радостью будете вспоминать его молчание. Такое у мальчиков часто бывает. Они долго безмолвствуют, а потом начинают говорить много и без остановки. Пришло то самое время, как вы думаете?

БабАня покачала головой:

– Не похоже, что он собирается говорить без остановки. Наверное, что-то его сильно впечатлило, так Антоша? Тебе понравилась сказка? Завтра еще почитаем.

Чебик энергично покрутил головой.

– Ты говорил про зоопарк? – догадался я.

Сын обнял себя за плечи, развернулся вполоборота.

– Мы сегодня не можем пойти в Лимпопо. Там… Ремонт!

Объяснение так себе, но давало несколько дней форы.

– Ты же помнишь, как у нас был ремонт?