Тамерлан. Дорога в Самарканд

– Сколько месяцев воины сражаются за моего отца. Наверняка уже забыли о женской ласке, – Ильяс улыбался, сидя на своём троне. – Пусть оценят щедрость наследника Туглук-Тимур хана. Надеюсь, в будущем наши могульские друзья меня не покинут.

Бекчик не выступал против решений наместника, как, впрочем, и другие из его окружения. А юноше было достаточно слышать похвалу эмиров. Глас народа заглушали стены дворца. Вековые традиции, защищавшие неприкосновенность чужого имущества, волновали только одного человека. Это ему, стоя во главе отряда, приходилось усмирять недовольных и возвращать кипящие базары к порядку.

– Брат!

Кутлуг Туркан-ага преградила путь чёрному коню Тимура. На мгновение барлас растерялся, когда увидел её на главной улице Самарканда.

– Сегодня моих девушек отправят прямиком в ад. Немедленно прекрати этот позор, пока не поздно!

– Думаешь, мне это нравится? – рассерженно вскричал Тимур.

– Ты входишь в Совет, ты эмир! – Туркан-ага перехватила поводья, не давая коню отстраниться, а брату оборвать разговор. – Нечестивцы увели и моих рабынь. Сколько понадобится времени, чтобы хан добрался до знати?

– Возвращайся домой. С этим делом я разберусь.

Женщина поджала губы и отступила. С ним она ссоры не искала, а всё, что хотела сказать, Тимур и так знал. «Как будто недостаточно сербедаров. Очевидно же, жителей нельзя оставлять в убытке. Сегодня власти отняли у людей их собственность, попрали закон», – воин обратил взгляд к возмущённой толпе. – «Верно, пусть Самарканд шумит: это намного лучше молчания. Когда город молчит, ничего хорошего ждать не следует».

Раздражение, точно дикий зверь, вновь встрепыхнулось, стоило Тимуру обнаружить Бекчика: тот, разодетый в юаньские шелка, посмеивался над рабом, который в силу неопытности допустил ошибку. Другой бы ни слова не обронил, но могульский эмир жаждал развлечений. Он решил проверить, сколько унижений раб вытерпит, прежде чем примет смерть или будет отпущен.

– Довольно! – своим появлением Тимур заставил Бекчика оторваться от бедного мальчика. – Нам давно следовало поговорить. Это не проблема, надеюсь?

– Никаких проблем, – тот отмахнулся от раба, повелевая скрыться с глаз, и сосредоточил внимание на госте. – Добро пожаловать, Тимур ибн Тарагай! Что заставило тебя прийти?

– Последний указ. Четыреста девушек вот-вот уведут из города.

– Такова их судьба.

– У них есть хозяева.

– Всякий может обратиться к хану за выплатой, – Бекчик засмеялся. – Конечно, если смелости хватит.

– Чего вы добиваетесь? – Тимур пытался разглядеть на лице могола помимо лукавства хоть что-нибудь настоящее. – Вы же знаете, что таят улицы Самарканда.

– Вот именно. Очень скоро нечестивцы вылезут из канав, я уверен. Чем громче будут плакать их матери…, – он не закончил фразу, потому что противник сократил расстояние ещё на шаг.

– Я поклялся оберегать нашего хана. Вижу, оберегать его придётся не только от врагов. Но и от Совета тоже.

– Осторожно, Тимур ибн Тарагай. Это опасные слова.

Барлас остановился. Он вдруг увидел перед собой закалённого в интригах человека, жаждущего утвердить влияние через молодость Ильяса-Ходжи, его слабость, неопытность; никто не размышлял о природе язв, о длительных изнуряющих болезнях государства.

Самарканд долго терпеть не будет, это не стойло, из которого овец гонят в степи, а тысячелетняя твердыня – вот какую мысль старался донести Тимур, представ перед взором наместника. Снова и снова говорил об угнетённых жителях, которые примутся искать спасения у кого угодно – даже у персидских висельников, о долге, который Аллах взыщет с каждого, кто соприкоснулся с природой власти, но Ильяс воспринимал всё как шутку. «Не нужно так бояться, Тимур ибн Тарагай. Мы изловим предателей, где бы они ни прятались, – ответил возмущённому барласу. – Отец не успел разделаться с сербедарами. Это сделаю я. Пока наш хан, с благословения Аллаха, усмиряет непокорных в Джете[1 - Другое название Моголистана – Улус Джете]».

«Я знаю, как жаждешь ты оказаться на моём месте, – между тем звучали мысли Ильяса. – Мечтаешь уничтожить меня. Избавить родные земли от могульских эмиров. Я вижу, на что ты надеешься. Я не столь глуп, чтобы позволить себя обмануть. Только не здесь, не сейчас».

– Презренный шейх Халифе проповедовал, что каждый может занять трон. Крестьянин, торговец, дервиш… Кого выберет народ, – юноша вертел в руках изящный кинжал, подаренный отцом в день праздника. – Подумать только! Чтобы государство возглавил оборванец без роду и племени! Шейха Халифе и его учеников убили, но проповеди! Проповеди продолжали оглашать, проповеди слушали, внимали им… И верили. Напомнить, что случилось потом? Сербедары лишили жизни Тук-Тимура, внука Великого хана. Очередь за нами! Мы, могульские правители, прямые наследники Чагатая, у них как кость в горле! Мы их природные враги, кровные враги! Эти проклятые ненавидят завоевателей и жаждут не только нашей погибели, но и краха, полного распада империи! Шейхи, сейиды… они ходят из города в город и обольщают народ сказками о добрых правителях, которых те сами себе назначат. Отвратительная ложь! Что стало с ильханатом Хулагу после восстания? Где эти добрые правители, где обещанный порядок? Разруха. Вот что постигло Иран и что ожидает Мавераннахр и остальные земли на Востоке, если мы пропустим сербедаров, если уступим им.

– Мой хан? – Бекчик низко поклонился, ожидая распоряжений.

– Схватить каждого шейха, каждого сейида и дервиша, кто вызывает подозрения, кто пользуется любовью мусульман… И бросить в яму!

В глазах Ильяса пылал злой огонь.

– Господин, это преступление против шариата, – возразил Тимур.

– По шариату, восставать против правителя куда более тяжкое преступление! – рыкнул наместник, но затем добавил уже тише. – Бесполезно рубить ветви анчара, они вырастут снова. Избавляться нужно от самого корня.

– Это мудрое решение, – поддержал юношу другой эмир из ставки Бекчика. – Кто поручится, что в медресе не распространяют учение шейха Халифе? Не будем забывать, что сербедары убили хана Тук-Тимура в его же шатре, хотя были приглашены на переговоры как гости. У висельников нет чести, с ними бесполезно вести дела.

– Вот поэтому ждать больше нельзя, – пылко произнёс Ильяс. – Бросайте проповедников в ямы, сажайте в клетку, только не вздумайте проявлять снисхождение! Я не пощажу того, кто предложит им помощь!

– Не понимаю, чем ты огорчён, брат.

Кутлуг Туркан-ага разожгла очаг в комнате. Женщина выпроводила евнуха, когда Тимур появился на пороге её дома. Он явно был не в себе. Грудь тяжело вздымалась, а предчувствие чего-то нехорошего искажало и, как болезнь, портило красивое лицо. На улице свирепствовал холод, от которого не спасал даже накинутый на плечи мех. Туркан-ага сразу предложила травяной отвар: он быстро согревал желудок и возвращал ясность рассудку.

– Семьдесят наших учителей отправлены в тюрьмы.

Услышав это, она едва не выронила поднос.

– Защити, Аллах!

– Наместник не станет разбираться, связаны они с сербедарами или нет. Их казнят, Туркан. Казнят служителей ислама, – вымолвил Тимур через силу и сделал несколько глотков, прочищая кипятком горло. – Это начало великой беды.

– Хан сошёл с ума?

– Он верит, что сможет таким образом победить. Но сражаться с армией не то же самое, что губить прямых представителей шариата. Если шейхов казнят, разразится смута. И сербедары воспользуются преступлением против Аллаха как поводом для свержения чингизидов.

– Неужели никто не скажет об этом Ильясу?

– Совет хочет утвердить влияние. Эмиров не волнуют последствия.

Туркан-ага присела возле брата.

– А как бы ты поступил, Тимур? Что предпримешь?

Барлас устремил взгляд во тьму, которая, словно чудовище, притаилась в углах дома и готовилась наброситься на него с последней искрой огня.

– Я не знаю, сестра. Я лишь вижу, что мы поступаем неправильно, потворствуя страху чингизида и гневу его врагов. Мы ищем способы выжить, бросаем на растерзание рабов и отрекаемся от веры, – он зажмурился, сжимая пальцами пиалу. – Это не путь, это падение.

– Думаешь, сын Тарагая усидит на месте?

Ильяс гладил по щеке черноволосую девушку, покорно лежавшую в ногах.

– Всем известно, как он относится к духовным наставникам, – промолвил в ответ Бекчик. – Мой господин одним ударом решил убить двух волков?

– Тимур многое готов снести. Но есть кое-что, с чем он не смирится.

– Попрание веры, – эмир кивнул. – У этого барласа странная любовь к религии. Ему впору быть каляндаром, а не воином.