Изображая зло. Книга вторая

– О, да. Вам не терпится узнать, какие тайны хранились в её прошлом. Виктория вела яркую, насыщенную жизнь. И так уж выходит, что я во всём мире единственный, кто по-настоящему был с ней близок, – граф чуть наклонился вперёд, вглядываясь в разноцветные светящиеся глаза противника. – Вот почему вы не убили меня.

Несколько мучительно долгих мгновений Мелькарт молчал.

– Quid pro quo, – внезапно предложил он. – До Швейцарии ещё далеко, так что я готов обменять историю своего путешествия на рассказ о Рейге. Мы всё равно ничего не теряем.

Сен-Жермен бросил взгляд на красивую блестящую трость. О, да, ему не терпелось выведать побольше, однако какая-то часть внутреннего «Я» содрогалась при мысли прикоснуться к этому оружию – и не потому что получасом ранее мужчину подвергли пыткам. В нём говорила суеверная, подвластная предрассудкам сторона. Говорила о том, что эта вещь проклята. Разрушительна для человека.

– Вы боитесь его, – произнёс Мелькарт. – Не надо отрицать.

– Нет, вы не понимаете, что я чувствую. То же, наверное, было, когда горели Хирасима и Нагасаки. Смятение. Ужас. Самая моя суть сопротивляется.

– Это слабость. За триста лет вы не усвоили урок, – пальцы любовно огладили трость, и в этот момент Сен-Жермен подумал, что она на удивление хорошо смотрится в руках Мелькарта, так, словно с начала своего сотворения предназначалась ему. – Людей с рождения учат, что они никчёмны. Обезьяны, рабы… Всё могущественное им кажется опасным. Недопустимым. Их заставили верить, что деньги – зло, что власть – это испытание, а не награда, что знания следует держать на замке, молча. Сколько изобрели мифов! Плоть человеческую назвали греховной, грязной, хотя по-настоящему она совершенна – настолько, что не имеет аналогов. Абсолютно ко всему, что им видится лучше, чем они сами, люди жестоки. Из-за этого истребили целые популяции – вепрей, мустангов, волков; сжигали произведения искусства и убивали творцов. Всё из-за страха. Из-за ошибочного понимания своей природы. Вместо того чтобы двигаться вперёд, ходят по кругу. Потребляют что дадут и бездумно плодятся. Тех же, кто не следует схеме жизни, изгоняют из стада: в давние времена предпочитали казнить на публике, в назидание, так сказать, а сейчас ограничиваются косыми взглядами и оскорблениями. Хотя оскорбления бывают страшнее открытого нападения, они сводят с ума. Люди так поступают, потому что ненавидят себя самих. Они знают, что отличаются – отличаются больше, чем кто бы то ни было в этом мире, – и устраняют всё отличительное. О, граф, вы прекрасно понимаете, что я прав. Ведь иначе не стали бы тем, кто вы есть. Однако…

Мелькарт покачал головой будто бы в разочаровании.

– Однако, живя среди этих животных, уподобились им. Рассуждаете как они. И смотрите на величайшее достижение ума глазами никчёмного грязного раба… глазами дарвиновской обезьяны.

– Рейга говорил то же самое, – тихо вымолвил Сен-Жермен. – Когда боролся за сохранение Грааля.

В глазах Мелькарта блеснуло торжество.

– Грааля? – завороженно переспросил.

– Вам известно, чем занимались агенты Анэнэрбе. Да и не только они. Наука в двадцатом веке сделала гигантский скачок, и в частности археология. Старинные тексты, манускрипты, скрижали стали доступны не только кругу учёных, но и бизнесменам, политикам, коллекционерам… лицам, заинтересованным в древних артефактах. Когда немецкие исследователи вышли на след Грааля, мы вместе приняли решение уничтожить его. Любой ценой. В Иерусалиме эта вещь устроила переполох мирового масштаба, а ещё раньше в Египте. В мире и так царил хаос, и я имею в виду не войну. А опыты. Первые испытания бомб, насильственное вмешательство в генотип, использование живых людей – детей! – в качестве подопытных крыс… Не знаю, Тессера, кто страшнее: религиозные фанатики или фанатичные учёные. Быть может, наука обратилась в религию; во имя её изобрели оружие массового поражения. Оружие, направленное на то, чтобы сотворить Апокалипсис, – Сен-Жермен прикрыл глаза, усмиряя пробудившуюся в груди горечь. – Мы боялись Грааля как огня. Фламели считали, что Иисус творил чудеса, потому что испытал на себе его силу. Грааль мог сделать простого человека особенным. Даже бессмертным – как мы.

– Дайте угадаю: Виктория и Рейга нашли Грааль, но не отдали?

– Более того, украли его. Ситуацию усугубили ядерные взрывы в Японии, начавшаяся за этим свистопляска между державами… Если бы Грааль попал не в те руки…

– Вы думали, в военных целях могут создать совершенное существо?

– Работы над подобным проектом уже велись. И в Совете Девяти не хотели рисковать. Рейга был хорошим парнем. Хорошим… вот только изучал принцип работы Грааля. Он был единственным, кто знал его секреты.

– И эти секреты должны были умереть вместе с их хранителем?

– Виктория пыталась всё исправить. Выкупить жизнь в обмен на возвращение артефакта. Она не понимала, что сделка невозможна, – Сен-Жермен глубоко вздохнул. – Ей просто хотелось спасти сына.

– Что ж, одного сына она спасла. И будьте уверены, этот сын отплатит ей преданностью, – губы тронула кривая улыбка. – Лучший наставник – наша жизнь. Я помню, как меня замуровали в склепе. Помню своё отчаяние. А вместо того, чтобы оказать помощь, вы вознамерились меня убить. Я был слаб, беззащитен… не мог даже шелохнуться. И, надо сказать, я ещё долго, очень долго верил, что это самое кошмарное происшествие. Пока не влез в катакомбы.

Взгляд плавно опустился на трость.

– Я потерял зрение и не знал, вернусь ли обратно. Жезл найти удалось – с трудом, огромным трудом, – вот только последствий я не просчитал. Луч был ярким… он выжег мне глазное яблоко. Я плакал кровью.

– Но всё же вам удалось…

– Я отринул всё человеческое, – пояснил Мелькарт. – Это оружие старше Неизвестных, старше самых древних богов. Наследие погибшей цивилизации Атлантов. Атрибут глашатая, что пришёл к неприятелю с вестью. И я не жалею о том, что остался без глаза: многие ясновидцы были слепы, иногда их даже специально лишали зрения – чтобы те пребывали в обоих мирах. Таково уж поверье. Символично, по-моему.

– Вы самоубийца…

– Я еду на войну, – жёстко оборвал тот. – Сделаю то, чего никто и никогда не сможет – уничтожу Неизвестных. Моя духовная мать, Калиостро, Рейга – все они положили головы, веря в погибель вечных господ. Их надежды воплотились во мне. Неужели вы до сих пор не поняли? Эра бессмертных на исходе. Я положу конец их правлению.

И вот мальчик вырос в Дракона.

Сен-Жермен ощутил страшную духоту, воздух стало невозможно глотать. Сидящий перед ним мужчина выглядел так, словно обрёл своё подлинное «Я»: от заветной цели он находился уже недалеко, и всё шло по его плану.

– Виктория прокляла Неизвестных, – хрипло отозвался граф. – Когда ей сообщили о Рейге… она проклинала их снова и снова. На всех языках мира, на древних и новых, пока не сорвала горло. В тот день Виктория поклялась на крови, что её собственная смерть станет причиной их гибели.

Лицо Мелькарта потемнело.

– Вот почему я боролся за её жизнь. Я знал, что вы – то чудовище, в котором она так нуждалась и ради которого готова была умереть.

– Она. Любила. Меня, – произнёс тот с расстановкой. – Других причин нет.

– Да, любила, – пришёл уставший ответ. – Не буду лгать: я вам завидую. Я понятия не имею, каково это – быть любимым ею. Меня утешает другое…

Граф позволил себе ухмылку.

– У вас не будет моих воспоминаний о ней… и о чудесных временах, когда она была особенно прекрасна.

Ни мрачные коридоры, ни многочисленные повороты, ни скользкие ступени не сбили Избранника с толку. Сосредоточенный, он не обратил внимания даже на стороживших арку горгулий. Сен-Жермен, понурив голову, проник в густую тьму зала. Он не раз здесь бывал и знал – их окружали Неизвестные, которые пристально наблюдали за незваными гостями, скорее всего, начав уже сознавать, кто перед ними предстал. Сен-Жермен всерьёз полагал, что в такой темноте с Мелькартом расправиться удобнее – вряд ли тот сумеет выстоять, не видя, что происходит. Тьма в зале Совета была подвижной, живой, первобытной. Она не имела ничего общего с ночью или отсутствием света, она задушила бы свет, если бы он вдруг возник.

Сфера померкла ещё в арке. «Этого следовало ожидать», – подумал граф и засмеялся. Если даже владеющие философским камнем за тысячелетия не погубили Девятерых, неужели такое удалось бы смертному? Он обернулся, желая заглянуть в разочарованное лицо противника, однако мужчины рядом не оказалось.

Мелькарт исчез во тьме.

– Что? – ошарашенно воскликнул алхимик.

Жезл не горел. Вокруг стояла мёртвая тишина. Зыбкая реальность ускользала.

«Что происходит?»

И, словно ему в ответ, раздался сильный стук чего-то тяжёлого о плиты. стены окропились пламенем. Горячая волна, похожая на поток крови, распространилась в считанные секунды. Мелькарта, оказавшегося в центре зала, со всех сторон обступали Неизвестные.

Каждый из Девятерых покинул свой трон и с пьедестала взирал на осквернившего их храм демона. Закутанные в полотна ткани, они одновременно вытянули в его направлении руку и указали на врага костлявыми пальцами.

Сфера как никогда ярко полыхала в Жезле, и ожившие змеи танцевали вокруг неё.

– Я пришёл, дабы вступить во владение своим троном и обрести величие, ибо мне принадлежало всё, что было до вашего прихода, богов; подвиньтесь и станьте после меня, ибо я маг, – произнёс на чистом древнеегипетском Мелькарт, не глядя ни на кого из бессмертных.

Сен-Жермен отступил назад. Только что древнейшим предложили признать власть пришедшего. Мелькарт и вправду не ведал страха, если решился произнести такое.

– Ты не Тот Атлант.

– Ты не мудрец, не нерождённый.

– Ты Тёмный Брат.

– Ты одержим войною.