Изображая зло. Книга вторая

– Вы не на моём месте.

– Разумеется. Нет никакой нужды равнять нас. Такая крошечная деталь – философский камень, и какая огромная пропасть между нами двумя… Вы как были, так и остались ребёнком. Безродным мальчишкой, обозлившимся на весь мир. Пожалуй, всё-таки стоит представить вас Девятерым. Но не надейтесь на славный приём, они быстро собьют с вас спесь.

Похоже, его бравада не произвела должного впечатления: Мелькарт остался глухим к злобной насмешке, так, как если бы ожидал услышать нечто подобное.

– И про агентов забудьте. Ни один из ваших псов не будет допущен на территорию.

– А вы умеете утомлять. Заканчивайте, прошу. Мы оба знаем, что я не из тех, кто в крайних ситуациях ждёт помощи, – подобно хищнику, он двинулся в сторону Сен-Жермена, сделал несколько шагов и предусмотрительно замер. – Сколько лет вы исподтишка наблюдали за мной? Сколько ходили по пятам, как тень? Вот он я. Во плоти. И всё, что вы можете сейчас сказать – это жалкие оскорбления?

– Я презираю вас, – алхимик отпустил перила и разогнулся, распрямив плечи.

– Разве только презираете? По вашим жилам течёт страх. Да, вы правильно делаете, что боитесь. Это как раз то, что все должны испытывать ко мне… наряду с почтением, – губы Мелькарта тронула улыбка. – Я стал другим человеком. И совсем скоро вы увидите моё истинное лицо.

Державшая трость рука вытянулась. С замиранием сердца Сен-Жермен наблюдал, как удлиняется ствол, как две змеи выползают наружу, обвивают наконечник, словно играючи борясь за первенство, и поджидают восхождение солнца – сферы, заполняющей между ними пространство. Лишь с завершением трансформации змеи застыли, доводя до осознания поражённого зрителя, что они произведение величайшего гения. Настоящее солнце опускалось за горизонт; блёклое, растерявшее мощь, оно заметно уступало светилу, заточённому в Жезле.

– И всё же в одном вы оказались правы, – сладко проговорил Мелькарт, наслаждаясь замешательством противника. – Вы мне не ровня.

Глава 4. Жезл Трисмегиста

Кожа истекала ледяным потом, череп разрезала боль – сосуды бешено пульсировали, угрожая кровоизлиянием. Сен-Жермен не помнил, когда он в последний раз так орал. До хрипоты, сдирая горло, не в силах остановить жалящее его оружие. От напряжения лёгкие готовы были лопнуть. В какой-то момент мужчина даже перестал видеть…

Но спустя несколько минут пытка закончилась. Послышались тихие шаги, и сквозь красную пелену проник голос Мелькарта Тессера.

– Мы оба понимаем, что не найдём покоя, пока один из нас не умрёт.

– Так… так убей меня…

– О, нет-нет. Вы представите меня Совету Девяти. А уже потом…

Сен-Жермен старался дышать глубже, пока это было возможно.

– Я знаю, вы и дальше будете вставлять мне палки в колёса и всячески отравлять жизнь, – продолжил между тем Мелькарт, наблюдая, как тот медленно поднимался с колен. – Одно лишь ваше существование действует мне на нервы.

– А ведь… дело… вовсе не в Виктории, – алхимик выдавливал слова с трудом; он бы признал поражение, не будь его противник чудовищем.

При упоминании о фрау Морреаф мускул на лице Мелькарта непроизвольно дёрнулся.

– Я удивлён, как у вас хватает наглости произносить её имя.

– Ищите предателей… среди своих! Не я заминировал горы.

– Но вы подняли на неё руку.

– Её ученик был моей целью! Тессера… Я знаю, чего вы добиваетесь. Виктория для вас просто прикрытие. Не я… Иллюминаты – вот кто вам нужен!

– А вы умнее, чем кажетесь, – ответил Мелькарт спустя мгновение, взирая на Сен-Жермена так, как если бы тот был подопытным кроликом. – Я не смогу достичь успеха, пока иллюминаты будут у власти. Но поверьте, я их подомну. Как и всех остальных.

Ещё пару часов назад алхимик бы рассмеялся, услышав такое. Но не после того, как опознал в изящном золотом изделии Жезл Трисмегиста. Это не было подделкой – силу оружия он испытал на собственной шкуре, – но и верить, что легенда оказалась правдивой и что Виктория отдала жизнь не случайно, отчаянно не хотелось. Сен-Жермен попал в западню.

Поднявшийся над небоскрёбом ветер прислал с собою новую волну опасений. На площадку опускался вертолёт. Мощный звук двигателя заглушал разговор, потому Мелькарт одним лишь резким, повелительным жестом дал указание занять место в кабине, затем, смоделировав своё оружие в трость, сел напротив.

«Без глупостей, надеюсь», – прочёл Сен-Жермен по его губам.

«Мы падём не перед человеком. Перед Драконом».

Бывший «солдат удачи», лучший наёмный убийца Клод Каро пытался донести смысл до единственного, к кому, как он думал, мог тогда обратиться – другу любимой женщины. Бессмертному созданию, прожившему целых три века. И, как выяснилось впоследствии, ни на что не способному. Агент Каро понимал, что никогда не будет оправдан, и всё же решил подвести черту. Знай Сен-Жермен, что случится спустя тринадцать лет, отнёсся бы к предупреждению иначе.

«Перед Драконом».

Да, некоторые рождены для власти и для войны. Рождены сильными. Чем больше им причиняют боли, тем закалённее делается их душа. Виктория была в числе этих людей: прошедшая через суровое Средневековье, она презирала всякое подобие слабости. Её чувства – это нескончаемый поединок Эроса и Танатоса, её ум – точно лезвие, сдирал до плоти и крови всё, во что облачались враги, все их маски. Могла ли она предположить, что будет после того, как обожаемый ученик вырастет?

Сен-Жермен прикрыл веки, вспоминая, как причудливо Виктория танцевала во дворце шаха, а выползавшие из кувшинов кобры вторили её движениям. Вспоминал серо-голубые глаза, в которых упоение могуществом сопрягалось порой с усталостью. «… я застала падение Тевтонского ордена, была в Константинополе, когда к его стенам пришли османы; я помню инквизицию, борьбу с Лютером и нашествие Тамерлана. На моих глазах империи расцветали и рушились…». Отголоски её признания по сей день звучали в голове алхимика. Что могли значить укусы кобр в сравнении с сожжением людей, пытками, уничтожением поселений и городов? Он тенью следовал за Викторией, вполне отдавая себе отчёт, что уже не разбудит в ней любовь.

Любовь женщины к мужчине. Но не любовь матери к ребёнку.

– Интересно, обретёте ли вы покой, узнав, что исполнили клятву? – прошептал Сен-Жермен, устремляя взгляд в вечернее небо.

– С кем вы разговариваете? – произнёс Мелькарт.

– С вашей матерью.

Заметив вопрос на лице собеседника, алхимик пояснил:

– С вашей духовной матерью. Викторией Морреаф.

– И о какой клятве идёт речь?

«Он ничего не знает», – осенило графа. – «Да и откуда бы ему знать? Кто поделится таким со злобным мальчишкой?» Мелькарт между тем ждал ответа. И отступать не собирался.

– Эта тайна касается меня и Рейги, – чуть ли не по слогам выдавил Сен-Жермен. – И никого другого. Вас тем более.

– Забыли упомянуть Совет.

– Совет вынес бы смертный приговор Виктории, не сделай я того, что сделал.

Мелькарт задумчиво рассматривал лицо соперника.

– Это мой грех, – добавил алхимик. – И я искупаю его уже второе столетие.

– Вы что, считаете, я вас осуждаю? – тот усмехнулся. – Мне просто любопытно, зачем вы убили её сына, вот и всё. Чем таким особенным прославился Рейга, что сами Неизвестные решили его убрать? Он…, – мужчина выдержал паузу, – был похож на меня?

– Ни капли. Это был порядочный юноша. Умный и честный. И излишне доверчивый.

– А вы его доверчивостью воспользовались.

– Я не буду перед вами оправдываться! Всё равно… что бы я ни сказал сейчас, это ничего не изменит. Виктория не простила меня. Да и как простить такое? Мне самому противно… я сотню лет живу с этими воспоминаниями: как пришёл в её дом, когда Рейга был один, как усыпил его…, – Сен-Жермен прочистил горло и глубоко вздохнул, пытаясь вернуть самообладание. – А ведь вы мне завидуете, Тессера!

– Завидую?