Непростые истории 4: Печальные звёзды, счастливые звёзды

Даша снова закрыла глаза и мысленно взвыла:

«Я хочу, чтобы у него пошёл снег! Пусть у него пойдёт этот чёртов снег, и больше ни-че-го!»

И вышла из сети.

Нет, невозможно, невыносимо. Как тесно! Лететь хочется, к нему, укрыть крыльями от холода в душе, вылечить, беды отвести, а крыльев-то и нет, ну почему же у неё нет крыльев – она бы понеслась, полетела к нему. Или просто – куда-нибудь. Тут невозможно, душно, всё давит, всё…

Даша набросила шарф на голову, сунула руки в рукава шубки и выскользнула за дверь.

Возле подъезда подняла лицо вверх.

Холодно. Даша, поёживаясь, прошла через дворы, вышла на проспект.

Ведь ещё можно загадывать? До Крещения, говорят, можно загадывать… Желание свелось к мягким хлопьям, щедро сыплющимся с небес над Дашей. Ей не надо!

«Пусть снег пойдёт у него, ну сколько ж можно… Если есть в мире то, что даёт чудесам свершаться, если на что-то способна душа, ну пусть исполнится! Пусть у него будет снег», – сглатывая слёзы, думала она.

В голове что-то щёлкнуло, и фонарь, который находился в двух шагах от Даши возле остановки, стал двоиться.

…Даша выбивала перину.

Смеясь, лупила, взбивала, как тесто. Ай, весело, хорошо! Пеной вылетали не перья, а хлопья снега и сыпались на землю внизу, на город… на Дашин город.

Старая женщина с добрым лицом медленно-медленно мела пол. Недалеко с клубочком игрался чернющий котёнок. Иногда он махал кожистыми крыльями и поднимался на метр над полом, выпускал добычу и тут же с урчанием кидался за ней.

Старушка выпрямилась, поглядела на смеющуюся Дашу.

– И дался тебе этот снег, а? – спросила. А в глазах понимание, свет и чуточку грусти. – Конечно, ты можешь остаться, если хочешь. Тут спокойно.

Тут, и правда, было хорошо. Светло и спокойно, а внизу – как на ладони! – вся Земля поворачивается, словно кто-то вращает её, или это они летят – высоко-высоко, красиво! В старушкину подзорную трубу видно, чем люди занимаются, а в другую трубочку – которую к уху приставляют – слышны разговоры и желания.

– Ой, я бы осталась, правда! – засмеялась Даша. – Так хорошо у тебя!

– Ну, давай, решай. Пора тебе оставаться или ещё рано?

Даша задумалась. Что-то оставалось незаконченным. Чьё-то невыполненное желание… Девушка нахмурилась.

«Я хочу снега».

Знакомый голос… она его слышала всего пару раз и почти забыла, как звучит, но это точно он. Как же!..

– Матушка, мне пора! – взмолилась Даша. – Я не могу у тебя остаться.

– И то верно, – улыбнулась старушка. – Не время. Я никого раньше положенного не забираю, удивилась, когда ты тут оказалась. Молодец, что решила. Ну, лети. Лети!

Она летит.

Летит над полями, над лесами, над городами – как на картинах Шагала, только никто не держит её за руку. Не боялась, знала – прилетит – а там он возьмет за руку и не даст улететь. А пока – полёт и удивительное чувство, когда тела не ощущаешь, а ощущаешь… белизну. Именно – белоснежность твоего существа, нет, ты не облако – вполне материальна, вот руки, ноги, они белые, как первый выпавший снег, и руками не машешь – просто движешься по небу плавно, будто это самое естественное на свете занятие.

«Держи меня за руку, как за нитку воздушный шарик», – Дашка вспомнила чьи-то хорошие стихи и заулыбалась. Легко и хорошо.

А вот и его дом. Никогда не видела, но узнала. Тёмка там! Сердце забилось в клетке из рёбер, как птица… впрочем, она сама – большая белая птица.

Опустилась на ветку. Почему-то захотелось быть совой, и Дашка представила, что она – большая белая сова. Устроилась, уцепилась когтистыми лапами, повела головой – засмеялась, заухала. С ветки посыпался снег. Взмыла вверх – закружилась, замахала руками-крыльями – снег падал с крыльев. Взлетела выше – снегом окутало крыши домов, улицы, кварталы – весь город! Она смеялась, смеялась, снег падал, и летел, и сыпал, и вот его уже столько, что в невысокие сапожки набрать можно. Мягкий, пушистый – искрит, алмазами переливается. Снег, снег! Больше снега! И солнце светит одновременно, слепит. Потому что не облака, не тучи над городом – огромная птица-снега, белая сова смеётся и рассыпает хрустящие холодные звёздочки из бездонных крыльев своих.

«А вот и он! Наконец-то! Сейчас, сейчас… он увидит, узнает… Я узнаю его! Конечно, узнаю, сердцем чувствую, разве можно не узнать… поймёт, что это я принесла снег. Обрадуется…»

Тёмка показался на крыльце. В простой тёмной куртке, джинсах, отросшие волосы выбились из-под шапки. Обыкновенный – и не понять, почему при виде него у Даши чуть слёзы не потекли? Разве совы плачут? Вот и Даша не должна бы, а как увидела – узнала, чуть с ветки не свалилась, даром что птица. Чуть сознание от счастья не потеряла. Крылом попыталась слезинку смахнуть, вспомнила, что птица, заухала, заохала, засмеялась, снова снегом сыпанула. Тёмка… он старше на добрый десяток лет, если не больше, ну и что…

Мужчина остановился. Засмеялся, повернулся, подставил лицо снегу. Ещё!

«Но что это, Господи… нет…»

Из подъезда вышли двое детишек, мальчик и девочка. Мальчик постарше, суровый и сосредоточенный, девочка помладше, лет четырёх. Смешная, в яркой курточке и в шапочке с огромным помпоном. Споткнулась, чуть не растянулась на крыльце, Тёмка подхватил. Следом из подъезда показалась очень худая женщина. И в куртке видно, насколько худая. Тёмка смотрел на неё внимательно и с такой любовью!..

Дети устроили возню – снег-то уже по колено!..

– Мама, мам! – закричала девочка. – Смотри, как я!

И бухнулась ручками вперед, носиком ткнулась в искрящийся холод. Женщина улыбнулась. Тёмка – её Тёмка! – стоял в стороне и смотрел то на женщину, то на детишек.

А на дереве плакала огромная белая птица. Из глаз текли настоящие слёзы. Она нахохлилась, совсем по-человечьи закрыла голову крыльями. Вздрогнула и стала уменьшаться в размерах. Вот она уже совсем маленькая, дрожит пичужка, холодно…

– Папа, папа! – закричал мальчик, птица на ветке распластала крылья, хотела взлететь и… исчезла.

Далеко-далеко в другом городе, где тоже шёл снег, в больнице очнулась Даша. Ей снился странный сон – снова. Только… Она на самом деле принесла ему снег, и она видела… видела…

Она не видела, что из-за угла дома показался мужчина. Мальчик кинулся к нему, обхватил колено и застыл, рыдая, а девочка поковыляла следом, упала в снег и тоже заревела. Тёмка подхватил её, поднял, отряхнул курточку, что-то прошептал на ухо и подтолкнул к застывшим мужчине и ребёнку.

Метнулся к женщине:

– Ну иди же, иди.

– Не пойду, – прошептала и помотала головой женщина. – Что я ему скажу, что он скажет… не хочу, не надо…

– Надо, – твёрдо сказал Тема. – Всё можно изменить, пока люди живы. Непоправима только смерть.

Он смотрел, как женщина медленно, неуверенно идёт к мужчине. Тот не мог двинуться навстречу – держали дети. Когда она подошла, сгрёб в объятия, держал крепко и всё что-то говорил, говорил, и дети вцепились обоим в одежду. Она обняла его, и все четверо замерли под снегопадом.

Тёмка вытащил телефон и отстучал, едва попадая по буквам:

«Дашка, Дашулькин-игрулькин! У меня снег пошел! Радость кругом!»

Подумал, что за последние полгода слёз, истерик и скандалов он, может быть, наконец, сможет выдохнуть. И с Дашкой поговорит. А может, бросить всё и поехать к ней? Чем чёрт не шутит? Хотя лучше она к нему – у него теперь тоже снег.

Спрятав телефон в карман, стоял и смотрел, как возятся в снегу детишки, как, смеясь, обсыпает их снегом отец, валит в сугроб, и как украдкой вытирает слёзы мать – его, Тёмкина, родная сестра.

Далеко-далеко, в белоснежной палате, Даше сняли капельницу. Повернувшись на бок, она закрыла глаза. Черно. Открыла. Бело. Нет, черно лучше. «Не могу видеть белое», – подумала Даша. Но сначала…