Величайший из рода. Связующее звено

– Как зачем? Самое то, после пробежки!

– Ну ладно. Спасибо!

Упав обратно на кровать, Макс с нескрываемым нетерпением поглядывал на дверь душевой и удовлетворенно улыбнулся, когда оттуда раздался крик.

– Что это? – под громкий смех и аплодисменты Наиль указывал на свои сиреневые волосы.

– Еще одна шутка! – улыбнулся Макс. – Тебе разве не нравится? Я решил, что у тебя-то должно быть отличное чувство юмора! Нет?

Большинство курсантов пришли в восторг от необычного розыгрыша и вовсю потешались над однокурсником, передавая из рук в руки тот самый кусок мыла. Даже сам Наиль хохотал вместе со всеми, не обращая внимания на нравоучения Волкова. Но Макс совсем забыл, что в Академии были несколько другие требования к поведению курсантов, нежели в «Орлане» и, увидев курсанта во время утреннего смотра, Приходько чуть не задохнулся от гнева.

– Что, черт возьми, здесь происходит?! – надрывал глотку майор. – Сегодня вроде не полнолуние, так что же вы, вурдалаки, с ума все походили?! С утра один клоун, теперь другой?!

– Это весна, товарищ майор! – улыбнулся Наиль. – Вот я и расцвел!

Макс и Сергей, которые стояли в паре шагов, чуть со смеху не покатились.

– В моем присутствии курсантам цвести запрещено. – прошипел Приходько. – Зато от страха трястись разрешается! А кому не страшно, будет в наряде стоять всю следующую неделю. Понял?

– Но…

– Кто не согласен, можете жаловаться заместителю начальника по воспитательной работе!

– Так, это же вы! – опешил Наиль.

Чувствуя свою вину перед сокурсником, Макс вышел вперед. Приходько изумленно уставился на него.

– Разрешите обратиться? – настойчиво произнес юноша. – Это я виноват! Я его покрасил.

Приходько начал раздуться от еле сдерживаемого гнева. Макс, затаив дыхание, замер в ожидании взрыва. Сколько он себя помнил, ему вечно перепадало от этого инквизитора. И сейчас, не сомневался юноша, тот придумает ему изощренное наказание.

– Вернись в строй, и ни звука! – неожиданно спокойно произнес тот.

Макс удивленно уставился на него, а майор зло взглянул в сторону курсантов, вышел на плац, готовясь встречать руководство. Широким шагом Громов двигался в их сторону.

– Господин полковник! – отдал он воинское приветствие.

– Я слышал крик. Возникли какие-то проблемы, Николай Петрович?

– Небольшой конфуз с учебной группой 256. – сдавлено произнес тот, и Громов перевел взгляд на строй.

Его холодные глаза лишь слегка коснулись сиреневой шевелюры, пробежали по строю, пока не остановились на Максимилиане. Полковник, не раздумывая направился в его сторону.

Макс уже успел позабыть до чего пристальный взгляд этого человека, и как от него мурашки по всему телу разбегаются. И это чувство в затылке. Теперь он знал, что это. Только еще он знал, что может бороться с этим. И так же, как и Громов, не сводил с него яростного взгляда.

– Что здесь делает этот молодой человек? – спросил у Приходько полковник, остановившись почти вплотную к юноше и пристально разглядывая лицо курсанта.

– Вчера утром его привез генерал. – подошел ближе Приходько. – Он сказал, что решил с вами этот вопрос.

– Отчасти. – задумчиво произнес он, взглянув на майора, и снова повернулся к юноше. – Я полагал, что вы приступите к обучению лишь в следующем году, а ваше нынешнее местоположение должно определяться, как промежуток между орбитами Марса и Юпитера. Или я ошибаюсь?

– Нет, вы правы! – отозвался Макс. – Полет закончился раньше запланированного срока. Я вернулся немногим больше недели назад.

– Ах, вот оно что? – чуть прищурил он глаза. – Как раз десять дней назад к Орбитальной станции причалил линкор под командованием подполковника Шевченко.

– Вполне возможно. – согласился Макс. – Там, знаете ли, безостановочно курсируют космические корабли.

– Верно. – одобрительно кивнул тот, словно педагог, принимающий экзамен у нерадивого студента. – Только маршрут за последние два месяца меняли лишь для нескольких кораблей. Два из которых еще не вернулись, а два других причалили больше месяца назад. – язвительно улыбнулся Громов, продолжая смотреть прямо ему в глаза.

Ответить на это было практически нечего, кроме как, нагло соврать. Но ведь генерал предупреждал его, что рано или поздно эта информация все равно вылезет наружу. Поэтому Макс лишь коротко кивнул.

– Насколько мне известно, полет выдался весьма занимательным? Вот только не припомню, чтобы в своем отчете капитан судна упоминал о проходящем на его линкоре практику курсанте.

– Для меня любой выход в Космос является занимательным. – заверил юноша. – А упоминание о курсанте, возможно, посчитали слишком незначительным событием, чтобы вносить в документ или просто забыли.

Громов смотрел на него с неподдельным интересом.

– Ваша работа? – спросил он, кивнув на стоящего рядом курсанта, хотя ответ и так был очевиден. – Вижу, решили повторить свой подвиг? Ранее назначенного наказания вам показалось недостаточно?

– Разве вы меня за это в тот раз наказали? – уточнил Макс.

– Ах, и верно! – язвительно улыбнулся Громов. – Раз уж вы напомнили… Вам удалось решить свои проблемы с алкоголем?

– У меня нет проблем с алкоголем! – вспыхнул юноша.

– Ваше прошлое говорит об обратном! Запомните, теперь вы на моем факультете. – требовательно произнес он. – Будь вы хоть десять раз любимцем генерала, если всерьез полагаете, что это спасет вас от отчисления, то вы заблуждаетесь. Только учитывая ваш возраст, я отношу вашу сегодняшнюю выходку к проблемам переходного возраста. Надеюсь, больше сложностей с вашей персоной у нас не возникнет? Или придется нам распрощаться навсегда! – отвернулся он. – Николай Петрович, проследите за тем, чтобы следующие две недели курсант провел свое свободное время с пользой для Академии.

Проблемы с электричеством

Словно и не было тех двух лет свободы. Именно свободы! Даже обучение на Марсе, сейчас вспоминалось ему совсем в других красках. Несмотря на то, что нагрузка на курсантов «Орлана» была колоссальная, несмотря на постоянное пребывание взаперти и ограниченность передвижений внутри военной базы, свободы у него там было куда больше чем в Академии. Во всяком случае, он мог беспрепятственно передвигаться в пределах дозволенной ему территории и распоряжаться своим временем, как ему заблагорассудится. Никто не ходил за ним следом и не контролировал каждый шаг.

Здесь же, несмотря на кажущуюся простоту, Макс опять почувствовал себя словно за решеткой. Привыкший всегда и во всем контролировать себя самостоятельно, он оказался под неусыпным наблюдением командиров взводов, начальников курсов, их замов, психологов, педагогов и многих других командиров, которых в Академии было превеликое множество. И каждый указывал, что, как и во сколько ему нужно делать, как поступить и даже, когда идти в туалет.

Утро начиналось с оглушительного крика «Курс, подъем!». И понеслось… Всего несколько минут давалось на то, чтобы встать, одеться, умыться и выстроиться в колонну перед казармой для утренних пробежки и зарядки. Естественно, толкучка и неразбериха были страшные. А по возвращении, опять столпотворение. За полчаса нужно было успеть, не только привести в должный вид себя, но и навести порядок в комнате.

После начинался утренний смотр. Казалось бы, бессмысленная трата времени, но Приходько уверял, что это «отлаженная веками деятельность по осуществлению индивидуально воспитательной работы в коллективе». На построениях проводили поименную проверку курсантов, их внешний вид, доводились сведения о том, как несли свое дежурство караульные или как соблюдается распорядок дня и прочую ерунду.

Но иногда эти построение превращались в настоящее шоу. Так, например, любую провинность курсанта могли раздуть до катастрофы вселенских масштабов (особенно хорошо это удавалось майору Приходько), тогда виновных торжественно выводили из строя и подвергали общественному порицанию.

Учебный процесс здесь был построен, как в большинстве военных заведений. Каждый день было по три урока, длительностью в два академических часа, и один из них всегда урок физического развития.

К счастью, с учебой проблем не возникало. Макс уже изучил большую часть материала в «Орлане» и теперь лишь пожинал плоды своих прошлых трудов, позволяя себе даже дремать на лекциях. Спал он и после обеда, когда курсантам предоставлялось несколько часов для самоподготовки. Тем более что после них юноша отправлялся на отработку наложенного Громовым наказания. Обычно все сводилось к окрашиванию скамеек и спортивных конструкций (Приходько считал, что учитывая его склонность к «живописи», это лучшее для него времяпрепровождение). Хотя, иногда, были задания и поинтереснее, например ремонт подвижного состава Академии.

Видимо из-за плотной загруженности, отношения в коллективе складывались не столь успешно. С одной стороны, после впечатляющей речи Громова, отношение к нему во многом изменилось. Теперь все доподлинно знали, что он почти профессиональный пилот, и это в пятнадцать-то лет! Достижение колоссальное! Но, учитывая, что его отметили, как юношу страдающего от проблем с алкоголем… В общем, это дало огромный простор для не всегда добрых шуточек со стороны сокурсников, которые, казалось, не могут прожить и получаса без того, чтобы не высказаться новой колкостью в его адрес.

Но, что действительно удручало юношу – это невозможность увидеться с Евой…

..и постоянный контроль Приходько…