Революция микрондов

– Каламбия, – представилась она и покраснела, боясь подать руку господину.

Её имя соответствовало перенастроенному эгрегору, но другого региона. В этом мегаполисе куцоки отдавали дань смирению и терпимости. По всем каналам транслировались всевозможные подтверждения низменности происхождения и скотского поведения. Упрямо насаждались и возводились в культ идеи самоуничижения и бичевания только за факт своего существования. Особенно страдали женщины, считаясь чуть ли не порождением дьявола. Правда, взамен этого непрекращающегося отсоса выдавался небольшой плазменный подарок – определённые дни подпитки культа семьи и домостроя, от которого в геометрической прогрессии росло население. Теперь паразитам оказавшееся совсем не нужным. Они достаточно подпитались энергией живых батареек.

– Очень приятно. Я приду завтра в девять утра. Будьте готовы. Мы устроим настоящий пикник и подышим свежим воздухом. Мне как раз нужно взять бактериологические пробы в лесных массивах.

– Еду принесут только послезавтра. У нас остались лишь крохи, – ещё сильнее покраснев, ответила Каламбия, опустив глаза в пол. Её кротость тоже являлась оружием, понял я, чувствуя гормональный взрыв доктора Альзаморы, которого буквально разрывало изнутри от высоких чувств к обаянию и умильности этой самки. Хотелось целовать её руки, ноги, просить прощение за всё зло, которое было причинено. Такую красоту и нежность нельзя было скрывать в четырёх стенах: она одна умиляла, вдохновляла, облагораживала и исцеляла.

– Я приду с едой.

Незаметно для неё я запустил плазменный вихрь по всему периметру квартиры. Он чистил пространство от всего ненужного, восстанавливая барьеры на всех спектрах жизнедеятельности. Так умы и тела куцоков смогут отдохнуть от агрессивного химио- и психовоздействия хоть какое-то время.

Когда дверь за мною закрылась, я ощутил слабый сигнал сознания моих соратников, растворившихся каждый в своей задаче.

– Да! – ответил я, чётко ощущая знакомое поле вокруг, оно было скрыто, кружило и создавало вихри, готовое вырваться. Теперь нужно было правильно найти точку входа и выхода и незаметно для врага собрать родные силы воедино. Аппарат был наготове, я взял его вместе с собой, но свёл конструкцию к наноразмерам. Теперь пылесос походил на обычную пуговицу на моём пиджаке.

– Мы должны рискнуть. Это шанс. Может быть, первый, единственный и последний, – сказал я вслух, хотя меня никто не слышал. – Нужно ускорить время. Счет идёт на мгновения.

Я снял доспехи Арги с себя и сконструировал временные гироскопы и ротор, чтобы ускорять или замедлять время по необходимости. Запустил приборы в пространство, и время простынёй взлетело вверх, как от дуновения морского ветра, и застыло там, где я приказал.

Теперь меня защищал только собственный потенциал. Смерти я не боялся, для плазмы её не существовало, она являлась частью этой Вселенной, которая никогда не рождалась и никогда не умирала, а просто перетекала из материи в энергию, из энергии в волны, звуки, потом опять уплотнялась в плазму. Да, сознание могло расщепиться и самостоятельно не собраться, если я попаду в ловушку. Но я был уверен, не завершённое мною дело доделают братья, накрывшие Ад куполом. И не зря накрывшие.

В моей руке материализовались корзины с едой, употребляемой в этой колонии. Костюм и рубашка поменяли цвет. Я позвонил в дверь. Долго не открывали.

Наконец, Каламбия в ночнушке и домашнем халате с удивлением открыла, сообразив, что наступил другой день.

– Малышка спала прекрасно! Вы – настоящий лекарь! И никаких дорогих лекарств, которых так и так не купишь ни за какие пункты. Если честно, вы спасли мне, то есть нам, жизнь. Я впервые за долгое время спала хорошо, без кошмаров, – щебетала Каламбия из своей комнаты, переодеваясь, пока я держал девочку на руках. Она опять подключилась к моему питанию и, словно довольная батарейка, подзаряжалась живительной плазмой, улыбаясь беззубым ртом.

– Как её зовут? – спросил я, забыв вчера про этот пункт.

Каламбия тяжело вздохнула, выглянула с печальным выражением лица из-за двери.

– Не знаю. Я ещё не придумала имени.

– У ребёнка должно быть имя.

– Как звали вашу мать? – вопросом на вопрос ответила женщина.

Неожиданно комната окрасилась оранжевым. Стены заходили ходуном. Я понял, что поднялся плазменный вихрь, но он был не мой. Эмоции закружили по эфирному слою ураганом. Каламбия явно волновалась.

– Почему вы спрашиваете? – оглянулся я, не видя ничего особенного вокруг, что могло бы дать самке куцока вскрыть поле из 108 пунктов прямо сейчас. По данным Арги только соитие с самцом по любви давало сильный всплеск эмоций. Именно за ним я пришёл: вскрыть и вытянуть потенциал до момента её естественной смерти или до газовой атаки в мегаполисе.

– Как звали вашу маму, доктор Алзамора? – повторила вопрос Каламбия, выходя из комнаты в нарядном платье для прогулки. Она была одета по местной моде: тело от шеи до пят было скрыто. Но её вид, облик, которые светились в этом пропитанном химией воздухе, нельзя было задрапировать. Наверное, голод, аскетизм, печали сохранили её девичью трогательность.

Если вчера в домашней одежде, смущённая, обессиленная, несмотря на мутации протеинового тела она показалась мне красивой, то сейчас я не мог оторвать взгляд от её чарующего образа. Как это было возможно? Лёгкое переодевание, смена настроения, и примитивное существо завоёвывало пространство, озаряя светом своего примитивного тела всю плазму в яркие тона!

Мне стало любопытно, как она оказалась в этом страшном месте? Ведь резонаторы её лицевых настроек, то есть того внутреннего комплекса из мыслеобразов и намерений, проявившихся во внешности, должны были бы увести её пространственные волны в более доброжелательные реальности, где жили человеки, которым хотя бы разрешалось думать о гуманности и свободе.

Если бы Каламбия в этот момент обернулась, то увидела бы, как на окне зацвели старые орхидеи, ядовитые растения, приобретшие агрессивную природу после покидания нами коры. Многие формы жизни, растения, грибы, минералы из-за отсутствия нормального плазменного питания превратились в ядовитых хищников, пытаясь выжить за счёт поглощения плазмы других.

– Мою маму звали Аштар, – назвал я распространённое женское имя колонии доктора Алзаморы.

– Красиво. А что оно означает? – спросила Каламбия, и я почувствовал жар на лице от второго, теперь зелёного всполоха. Мне пришлось сделать шаг назад, чтоб восстановить лигу оболочек бравого докторишки, которые на мгновение распались, и моё сознание пошатнулось.

Я вдруг прочёл её мысли. Я ей нравился, это было обоюдно. Обычный людской разговор по пустякам, оказывается, мог всколыхнуть чувства седьмого уровня и довести до состояния почти куража. Это первый порог, когда плазма прорывается сквозь физическую реальность.

«Если так пойдёт и дальше, она подарит мне любовь и наконец взорвётся», – довольно сделал вывод я. Останется только собрать её энергию в реактор и всё: моя миссия будет окончена. Я ликовал. Всё идёт по плану и очень даже быстро и бескровно. Расщеплять до плазмы крови красивую самку с уникальным фенотипом не являлось трудностью, но что-то не давало мне решить задачу этим методом.

– Первая женщина – та, что подарила человечеству жизнь, – опять повторил я за энциклопедией общих знаний человейника.

– Невероятно! У вас так ценят женщин? Здесь мы всего лишь… второй сорт. Хотя мне всегда это казалось несправедливым. Если бы не мы, не было бы жизни на Земле, – рассуждала она, забирая спящую напитавшуюся малышку из моих рук и укладывая её в дряхленькую колясочку для прогулок.

– Я назову её Аштар в честь вашей матери. Вдруг на долю этой девочки выпадет спасти людей и подарить им новый мир. Я была бы счастлива. Каждый день молю Бога, чтоб тот простил нас грешных за наши грехи и вновь подарил спокойную жизнь, где не нужно было б…

Она не договорила, а моя лига оболочек вновь распалась… В комнату вошли три девушки. Из-за потери равновесия на некоторое время образ доктора выпал с эфирного слоя, обнажая жёлтый спектр моего сияния. Мне пришлось полагаться только на зашоренное зрение людей, которые, если б даже увидели чудо, как посреди комнаты появилась светящаяся фигура, сотканная из языков пламени, спустили бы это разыгравшееся воображение.

– Друзья! – сказал я неслышно, хотя знал, что сознания друзей расщеплены до квантов, кварков и других минимальных значений. – Мы нашли их… 108 совместных пунктов. Уровень сознательности 1:618:011. Это наши братья восстанавливаются в теле куцоков, которые мутировали и по вибрациям смогли как в резервуарах сохранить целостность потенциалов, – восторгался я, видя внутри себя знакомое отражение космического свечения, которое исходило от семьи. Мой спектр переливался, желая слиться с другими, но не мог обнаружить, только чувствовал их близость. Я почувствовал непреодолимое желание здесь и сейчас найти соратников.

– Твои коты не зря притащились в такую даль, Арга. Здесь под боком у паразитов они смогли спрятаться и переродиться… – говорил я спящему брату. – Осталось вскрыть их. Прямо сейчас. Агрегат стоит в режиме полной готовности. Всосёт всё до последнего кванта. Теперь мы сильны… – радостно, не веря в удачу, продолжал я, вновь входя в тело доктора, будто надевая скафандр и подключая монитор и настройки. Хотя уже можно было не маскироваться. Расплавить протеиновую оболочку куцоков я мог одним щелчком плазмы.

«Нет!» – вдруг прервал я свои же скорые размышления, нащупав тонкую, почти порвавшуюся от жажды восстановить справедливость мысль, что искусно спрятанный в куцоках потенциал – не совпадение.

Моё видение объективной реальности восстановилось. Девушки, чуть сконфузившись, уставились в пол, тихо-тихо поздоровались, не зная, как вести себя с господином. Изоляция от общества давала некое одичание. Световое представление с моим истинным проявлением прошло незаметно, как я и предполагал.

Чтобы пауза не затягивалась, я достал из корзины фрукты и вручил каждой из них, представляясь и рассказывая о себе и своей миссии. А потом отвлёкся на малышку Аштар, будто бы продолжить осмотр.

Украдкой глядя на мать, подростки с жадностью набросились на живую еду. В последние несколько месяцев, исходя из отчёта мэрии этого района, их рацион составляли питательные смеси, изготовленные из насекомых и личинок. Это был прожиточный минимум для поддержания социально ненужных слоев общества, с целью их медленного, но верного уничтожения. Вид гуманитарного геноцида. Живые фрукты, овощи, по сути тоже не сильно съедобные, напичканные химикатами и всякой дрянью, всё же были повкуснее перемолотых тел червей. Выглядели как еда, а не серая масса, из которой их мать пыталась лепить знакомые глазу блюда.

– Пойдёмте. В лесу сейчас очень хорошо, – скомандовал я и первым вышел из квартиры, взяв на себя коляску с ребёночком и корзину с оставшейся едой.

Старшие дети и мать попросили минутку на сборы. Я, стоя у подъезда, проверял купол обороны Арраунлари Берри, который изнутри переливался радугой от нашей плазмы. Его щит спасал от тварного взора, а также уводил от вторжения хаоса, что творился на улицах, по которым бегали вооруженные люди, вот уже несколько месяцев ведущие гражданскую войну, совсем не подозревая, что убивая друг друга, они лишь выполняют и перевыполняют план монстров. Купол также спасал от химической атаки: опасный дым теперь обходил стороной место, где жила семья Каламбии. Я решил ускорить время с помощью гироскопов, работавших на плазме Арги, так как идиллия не могла продолжаться долго. Химическая бомбардировка была вероятна и раньше срока. К тому же показатели Каламбии, чуть улучшенные за счёт моего появления, выздоровления Аштар и хорошего сна, всё ещё находились на красной границе.

По моему велению вышедшие из подъезда тут же оказались на милой опушке среди деревьев и нетронутой флоры, по которой шуровали мелкие животные. Поход в лес, прохождение специальной таможни прошли в клиповом режиме, скаченном мною из инфополя.

– Вы можете снять маски. На территории леса не возбраняется дышать свежим воздухом, – приказал я, но семья не решалась.

– У нас нет эпидемиологической отметки, – робко проговорила Каламбия.

Я показал аппарат – на нём ярко высвечивалась зелёная кнопка с их именами. Лица детей и матери расслабились и они медленно сняли стягивающие повязки.

– Я не знала, что в лесу так хорошо, – заметила женщина с наслаждением и дети закивали.

Дело в том, что модой было узаконено лишний раз не соваться на природу, а проводить досуг в гигантских торговых центрах, где имелись парки, горнолыжные курорты, морские берега и другие симмуляционные развлечения, рядом с которыми всегда громоздились непримечательные серые коробки, агрегаты, скачивающие жизненную силу от отдыхающих. Поэтому желающих подышать свежим воздухом на поляне не оказалось.

– Доктор, идея с пикником прекрасна! – радостно проговорила Каламбия, а я считал сколько всполохов порождало её существо при каждом изданном звуке, за которым стояли разнообразные эмоции. В геометрической прогрессии они возрастали, перемешивались, превращались в эфирные вихри и захватывали пространство вокруг, разукрашивая в плазменные цвета. Я не вмешивался, лишь восхищённо наблюдал, как рождается плазма. Новый вид плазмы, возможно, более совершенный, чем у нас, родителей куцоков, их богов.

Бодрый материнский голос, радость и надежда в нём наконец растормошили и подростков, которые, на первый взгляд, походили на тройняшек. Они были погодками, поэтому почти не отличались в росте и весе. В благодатной среде их сознание раскрылось и они с радостью откликнулись на общение со мною: стали делиться своими новостями в основном про жизнь в заключении, где от ничегонеделания прочитали множество старых книг, выложенных в бесплатном доступе в электронных библиотеках специально для их недостойного контингента. На покупку платной литературы, к сожалению, не хватало социальных пунктов и разрешений. Они немного скучали по любимым авторам и их рассказам.

– А ведь было время.., – рассказывали они наперебой: ещё живя в другой части материка, более обустроенной, вместе с папой, когда любимым делом их семьи было посещение литературных кафе.