Письмо паршивой овцы

– Обирал?

Инна Леонидовна только вздохнула. И это было. Но ещё было много того, что она не простила. Не могла же она рассказать о том, как Игорь появился у них через три года после смерти Сашеньки, когда маму выписали из больницы после инсульта. Пришёл напуганный, просил спрятать на несколько дней. Она впустила. В результате прожил больше месяца, изрядно потрепав их скудный бюджет. А деньги у Игоря были, Инна подглядела как-то. Но постеснялась сказать, чтобы хоть на питание сколько-то давал. Исчез внезапно, прихватив медальон. Инна бы и не заметила, она никогда его не носила. А вот мама, не смотри, что больна, сразу догадалась. Когда племянник не простившись вышел из дома и не вернулся, она к вечеру сказала: «Шкатулочку проверь». Последний раз он появился ещё через два года, уже после её смерти. Инна тогда приходила с работы и сидела неподвижно перед выключенным телевизором, тупо всматриваясь в своё мутное отражение в экране. Открыв дверь, также тупо глядела на него, стоя на пороге. «Можно зайти?» – спросил он. «Зачем? У нас, ей-богу, больше взять нечего». Он молчал. Тогда она отступила и сказала: «Нет, если не веришь, можешь зайти и проверить. Только потом, пожалуйста, уходи. Навсегда». Он повернулся и ушёл. Плевать на медальон, жалко утраченной маминой веры в ценность кровных уз.

– Вы такой тип мужчин по брату знаете. Вот представьте, что ваш режиссёр – копия брата. Мог бы он с Мильчиковой замутить?

– Только за большие деньги. Но объективно Генрих не обманом своего достиг, а трудом, он не только умеет манипулировать женщинами, он специалист, талантливый актёр, прекрасный собеседник и внешне намного привлекательнее, да и моложе. У него другая стоимость. Может быть, если бы она была министром культуры и речь шла о собственном театре…

– Значит, любовь откинем. А враги у вас есть? Вот чтоб так ненавидели, как эта Мильчикова?

– Нет. Сергей Сергеевич, я не слишком заметна, чтобы вызывать сильные эмоции.

– Но есть люди, которые эти эмоции вызывают у вас. Ну, брата вы любите…

– Вот когда вы это сказали, мне даже стыдно стало. Получается, что самые сильные эмоции связаны с братьями. Лёша – самая сильная моя привязанность, а Игорь вызвал самое сильное возмущение.

– А он к вам так же относится, как вы к нему? Он вас любит? Ненавидит?

Инна Леонидовна даже засмеялась:

– Игорь? Да плевал он на меня!

Царёв слегка смутился, он и сам не считал нужным враждовать со всякой мелочью. Только никогда не задумывался над тем, что мелочь это понимает:

– Тогда отставим врагов. Подумайте, что ещё было в последнее время?

– Что было? Несчастье с Лёшей было. Сравнивала. Лёшу убивали – и Мильчикову убивали. Лёша завуч – и Мильчикова завучем раньше была. Вуз у нас общий. Лёша ничего не помнит, а Мильчикова или бредит, или врёт. И больше ничего общего. Никаких больше идей. При случае с Ромой поговорю. Может, он знает что-то, или хоть предположение какое выскажет.

Глава шестая

До премьеры с Ромой поговорить не удалось. А на премьере было некогда. Инна Леонидовна и попала-то на неё в последний момент, потому что у неё был день дежурства, а сменщица её купила билет на спектакль, а Анна Ивановна тоже, потому что желала взглянуть на «Райкину симпатию». Только утром в день спектакля Валентина, та, что в квартире Натальи Петровны жила, обещала прийти с работы пораньше и отпустить её. В благодарность Инна Леонидовна позвала с собой её дочку Наташу, благо пригласительный на два места, а та стала жалобно просить взять с собой её подругу Нюсю. Нюся оказалась дочерью той самой соседки Наташи Огородниковой, которая подтвердила её алиби. Так что явилась в театр она с двумя барышнями, чьи банты и платьица нуждались в прихорашивании, и ничем существенным актёрам она помочь не могла. Только и успела перекинуться парой слов с Ромой. Он тоже занят был. Договорились созвониться в ближайшие дни. Рома глядел виновато: «Не знаю, что на неё нашло. Не говорит. Но дурь же очевидная!»

Потом как-то всё закрутилось и забылось.

Напрягали хозяйственные хлопоты. То и дело отключали водопровод. На улице горводоканал не ко времени вёл ремонтные работы с бесконечными раскопками. Зима в этом году была мерзкая, то снегопад, то оттепель. Отработав смену в пятницу, Инна Леонидовна с трудом открыла занесённую снегом калитку, добралась по сугробам до террасы, взяла лопату и с полчаса чистила дорожки. Подумала, что для неё, полсуток проведшей в помещении, это в удовольствие, а вот Лёшке, который только неделю как вышел на работу с больничного, с этим снегопадом будет справиться труднее, и решила с утра нагрянуть в гости в Патриаршее, благо впереди три выходных.

Ещё семи не было, когда она сошла с автобуса. А дойдя до проулка, охнула: дальше идти предстояло по снегу. В её-то коротеньких ботах! К счастью, тут с трассы свернул тракторишко и покатил по дороге, пробивая узкую полосу. За ним и дошла.

А у дома уже копошились с лопатами супруги Пинегины, шутливо переругиваясь. Инна Леонидовна отобрала у Вари лопату и погнала её домой.

Варя к восьми убежала на свою почту, а Лёша через пятнадцать минут в школу. Инна зашла в дом и подмигнула лохматому медведю, восседающему на спинке дивана: «Ну что? Ждём хозяина?»

День разгулялся солнечный, но во второй половине дня небо закрыли облака, а ближе к вечеру опять замело. «Будет завтра работы, хорошо, что не уехала», – сказала она сама себе.

И утром они втроём снова принялись за уборку снега. День выходной, вышли поздно, после завтрака, когда уже вовсю светило солнце. Настроение поднялось, они перешучивались, бросались снежками, валялись на снегу. Подошла к забору соседка, глядела, укоризненно покачивая головой: «Ну, как молодые!» Варя ей кинула на ходу: «А мы очень даже молодые! Ещё не знаете, какие!»

Напротив дома на дороге остановилась знакомая машина. «О, дети приехали!» Варя побежала встречать гостей, Лёша с сестрой остались во дворе заканчивать работу. Инну Леонидовну неприятно царапнуло, что зять даже не дёрнулся им помочь. Понятно, Танечка с малышом, но здоровый молодой парень! Они бы, конечно, отказались, но из приличия-то можно было хоть предложить…

– Наверное, надо к воротам проезд расчистить? – спросила она.

– Да нет, – ответил брат. – Похоже, они ненадолго.

Ребёнок спал на супружеской кровати в спальне. Варя шустро сновала между кухней и залом, собирая на стол. Дочь с зятем сидели на диване, Танечка взахлёб рассказывала, что сдала последний «хвост» и собирается оформить свободное посещение, чтобы не потерять ещё год. А в июне, когда сессия начнётся, Варя возьмёт отпуск и посидит с Данечкой, пока она будет сдавать сессию: «Алексей Иванович ведь справится тут один?»

– Это вряд ли, – усмехнулся Лёша, скидывавший обувь и верхнюю одежду, и прошёл на кухню.

Опешившая Танечка поперхнулась и замолчала. Потом раздражённо сказала:

– Мама, ты почему позволяешь ему тут командовать?!

– Как не командовать, он хозяин, – пожала плечами Варя.

– Ты что, отказываешься мне помогать?

– Мы помогаем. А вот на июнь не рассчитывай. У нас другие планы.

– На курорт, что ли, собрались?

– Можно и так сказать. В роддом.

Танечка поперхнулась. Потом посмотрела материну фигуру и сказала:

– Ты рехнулась! Тебе сколько лет, сорок пять?

– Сорок четыре покуда. Могла бы и запомнить. Не чужие, чай.

– Мама, ты бабка уже! Какие дети в твоём возрасте!

– Доча, когда я попросила тебя побыть на хозяйстве, чтобы я могла за мужем в больнице ухаживать, ты что мне ответила? Что у тебя своя семья: муж и ребёнок. Вот и у меня теперь своя семья будет.

С криками и обвинениями молодые собрались за пару минут и уехали. Инна Леонидовна кинулась за тонометром:

– Варя, ты только не волнуйся, а то давление…

– Да ну их, Инна! Давай обедать. Конечно, я расстроилась. Помнишь, ты летом сказала, будут ли они Лёшу дохаживать в старости? Я на тебя за детей обиделась. Как же так, он меня с детьми приютил, когда муж из дома выгнал, он их кормил, растил, учил. Конечно, будут! Только когда мы к нему в больнице такому беспомощному приехали, Танечка себя показала. Зачем, мол, тебе инвалид? А перед командировкой мы ведь из-за беременности поссорились с ним. Я ему сказала, а он…

– Варька, перестань! Я растерялся просто! Пятнадцать лет вместе – и тут такое!

– Когда я его мычащего и избитого увидела – ну, всё, думаю! Рожу, пусть у меня от него сын останется! Хоть он и против. А ведь уже на прерывание записалась. А тут он тебе мычит: мишка, мишка! Ты догадалась, медведя этого вытащила из сумки. А я как обрадовалась! Значит, думаю, всё-таки захотел он этого ребёнка!

– Так что, сын?

– Нет, дочка!

К вечеру зятевы родители нарисовались. Сват даже не вышел из машины, а сватья, ухоженная и молодящаяся дама предпенсионного возраста, бегом взбежавшая по ступенькам высокого крыльца, с порога начала укорять и жизни учить. Но Варя, женщина бойкая и к конфликтам привычная, её перебила:

– Ну, сватьюшка дорогая, ты, конечно, старуха по сравнению со мной, но, если бы решилась родить, я бы слова тебе не сказала. Всё-таки люди мы неглупые, воспитанные, в чужую семью не полезем, у вас помощи не попросим и вам ничего не должны. Кому родить – тому и кормить.

Дальше пошли уже не поучения, а выкрики типа «деревенщина». Тут и Лёша в себя пришёл и на удивление спокойно сказал: