– А! О! Что это было? – завопил он совершенно не по-капитански. – Чудище! Гусеницы в космосе! Нас сожрут! Волосатые!
– Между прочим, ничего особенного не случилось, – загнусил знакомый голос – Можейка, глядя в иллюминатор, комментировал увиденное. – То ли дело я. Видывал я как-то одну планетку в системе Простатитус. Так она была ну вылитый такой здоровенный…
– Достоточно, дорогой повар, – прервал я словоизвержения Можейки. – Лучше помогите привести в себя многоуважаемого Полозкова.
– Легко, – и кок сунул капитану под нос чашечку с чем-то болотно-зеленым, исходившим легким дымком. Полозков издал непередаваемый звук и с быстротой молнии исчез.
– И как же мы без капитана? – сухо спросил я.
– А капитан наш таперича, – загнусил кок, – находится в самом веселом месте на нашем звездолете.
– И что он там делает? – я никогда не любил разгадывать шарады.
– Думает.
– А нам что делать?
– Ждать, профессор. Что же еще?
Ждали мы недолго. Примерно через двадцать минут на горизонте нарисовался капитан. Он с упреком поглядел на Можейку, но ничего не сказал. И мы ничего не сказали.
Так, в молчаньи, мы и приблизились к таинственной Грустной планете. Опустились мы на нее, когда уже начало смеркаться. Действительно, на «гусенице» ничего веселого не было. Вокруг расстилался унылый пейзаж, шел мокрый и холодный дождик, а на деревьях невероятно тоскливо орали какие-то птицы.
– Ну что же, милый кок, прошу, – я сделал приглашающий жест из люка. – Пройдитесь. Откройте для себя неизведанное.
Можейка окинул нас неприязненным взглядом, но послушно потопал вниз по трапу. Примерно на шестой ступеньке он запнулся и с грохотом покатился вниз. Мы молча смотрели ему вслед. Добравшись до земли, кок ткнулся носом в густую траву и затих, изредка подергиваясь всем телом.
– Надеюсь… – начал было капитан, но тут Можейка приподнял голову и повернулся к нам.
– Не дождетесь, – отчетливо донеслось до нас, и кок, охая и поскрипывая, поднялся на ноги.
– Браво, – счел нужным подбодрить его я. – Ты еще крепкий старик, Можейка!
Крепкий старик, бормоча ужасные проклятия, двинулся дальше.
– Ого! – раздался его голос минуту спустя. – А тут жучок!
– Грустный? – строго спросил я.
– Вы таких грустных и не видели, – сообщил кок, стоя на коленях и во что-то близоруко вглядываясь.
Нам ничего не оставалось, как последовать за первооткрывателем. Подойдя ближе, мы сгрудились вокруг маленького синего существа. Оно смотрело на нас невыразимо печальными глазами.
– Его очень жаль, – нарушила молчание Аллиса, и я чуть не упал – оказывается, в моей безжалостной и жестокой дщери не угасли сострадание и любовь к ближнему!
Но – крак! – это Аллиса уже наступала на жучка.
– Что ты наделала! – взревел кок.
– Ему было так одиноко и тоскливо, – сказала Аллиса, глотая слезы, – что я просто не могла смотреть на его мучения!
Я тоже не мог. Пообещав Аллисе, что, как только будет найдена ее бомба, дочь будет торжественно запущена в открытый космос без скафандра, я двинулся по направлению к маленькому леску.
Но случилось невероятное. Из лесу, завидев мое приближение, навстречу нашей команде двинулось небольшое воинство. Боже, кого там только не было! Лисы, олени, скунсы, какие-то таинственные существа всевозможных оттенков синего цвета стройными рядами шагали на нас с неизбывной тоской в глазах разного размера и формы.
– Ребята, – сказал капитан, – если хотите, поправьте меня, но я скажу. Это самое печальное зрелище, какое мне приходилось видеть.
– А вас ничто не смущает? – спросил я.
– Нет, – сказал нервно Голубой. – Кроме разве что парочки тварей навроде крокодилов. Они так плачут, что становится не по себе и очень хочется вернуться на корабль и запереть за собой дверь на крюк и на цепочку.
– А меня, – сказал я, – смущает другая вещь.
– Какая? – спросила Аллиса.
– Вы не замечаете, что вся эта зверская армия одного цвета?
– Это точно, – кивнул Полозков. – Но ведь и планета синяя. Так что чего тут?
– Извините, – напомнил я, – но наша Земля разноцветная.
– Так и мы – кто желтый, кто красный, кто зеленый, – хмыкнул кок. – И чего?
– Да так, – я действительно не помнил, к чему это сказал. Но тут же вспомнил. – Мне кажется, что они потому и такие грустные, что такие синие. Давайте попробуем их раскрасить. Возьмите нашего механика. Он Голубой, и поэтому ужасно печальный.
– Но если вы решите раскрасить меня, – тут же откликнулся механик, – вам тут же станет очень грустно. Это я вам обещаю.
– Но попробовать-то можно! Я зверей имею в виду.
– Попробуй, пап, – кивнула дочь. – И начни вон с того синего льва.
– Нет уж, сама начинай со львов. Я раскрашу ящерку.
Я выхватил из первых рядов поступивших рыдающих зверей маленькое пресмыкающееся и поспешил с ним на корабль, где уже находились мои предусмотрительные друзья.
– Краски мне, – отрывисто бросил я. – Кисточку. Начнем операцию.
– Двадцать секунд, – отозвался капитан.
– Лапы держите.
– Тридцать.
– Желтый цвет. Теперь красный…
– Есть.
– Сорок.