– Тонкую кисточку.
– И-ха-ха-ха! – ящерица дико захохотала от щекотки.
– Минута.
– Сделано.
Я опустил на пол одуревшую, но переливающуюся всеми цветами радуги ящерку. Она подползла к зеркалу, посмотрела на себя оценивающим взглядом и принялась плясать, вертя хвостом. Мы хлопали в ладоши, а кок, не теряя времени, набрал банок с краской и дернул к выходу. Вскоре снаружи донесся короткий вопль, и мы одновременно сняли шапки. Спустя мгновение перед нами появился Можейка. Он посмотрел на нас так, что мне немедленно захотелось раскрасить его в самые попугайские цвета.
– Надо использовать шланги, – проворчал он, повернувшись и продемонстрировав нам невероятную дырищу на штанах. – По крайней мере, для окраски льва!
Мы решили последовать совету мудрого механика и щедро оросили грустную толпу зверей красками, после чего долго наблюдали за развеселыми плясками животного царства.
– Смотрите! – завопила вдруг Аллиса. – Клево!
Мы обернулись и увидели, что ящерка катается по полу. Закончив сие малоприятное занятие, она судорожно отбросила хвост и дала дуба.
– Ты чего? – подергал ее за остаток хвоста кок.
– А ничего, – проворчал начавший кое-что понимать капитан. – Это же зверь! Она кожей дышит! А вы ее всю намазали! Вот она и танцевала – забыла, как дышать. Вот и…
Мы переглянулись и бросились к иллюминаторам. Некоторое время мы молча обозревали открывшуюся нам страшную картину. А потом каждый понял, что ему делать. Капитан отправился на мостик, механик дунул в машинное отделение, Аллиска весело хохотала, приплясывая возле иллюминатора, а я делал ящерке искусственное дыхание посредством пылесоса – правда, безрезультатно.
«Беллерофонт» дал газ, и вскоре мы исчезли с орбиты ставшей поистине самой грустной на счете планеты. Ящерку, правда, удалось отмыть и откачать, но хвост у нее вырастать отказывался. Аллиса подружилась с чудесным образом спасенной животиной и окрестила ее Гайдном. Лично на мой взгляд, земноводное ничем не походило на великого композитора, но разве я мог когда-нибудь доказать что-то этой особи женского пола, единственным аргументом для которой всегда было распыление на атомы.
P.S. Хотя уже совсем скоро мы должны были припарковаться к Плантагенете, по всем законам космической фантастики нам было просто необходимо ввязаться в какую-нибудь передрягу. Приключение, о котором вы прочтете в идущей сразу за этой главе, хоть и не достаточно передряжное, но неприятностей могло принести довольно много. Одним словом, ниже – ничем не связанное с основным замыслом, но вполне читабельное физико-лирическое отступление.
Глава 6. Тоже мне, фантасты!
Когда мы причалили к планете с труднопроизносимым названием Сопомаросикивари, которую назвали по первым слогам фамилий открывших ее звездных путешественников, нас приятно удивил рекламный щит, стоявший посреди космопорта. Он гласил:
«Добро пожаловать на Землю-2!»
– Я туда не пойду, – сказал Полозков, – мне надо ванну принять и вообще.
– Я тоже не пойду, – отказался и механик. – Масло менять вы, что ли, профессор, будете?
– А я схожу, – потер руки Можейка. – Если никто не против. Аллиска, пойдешь с нами?
– Вот кого нимало не хотел бы видеть в своем обществе, – сказал я жестко, – так это моего обожаемого отпрыска.
– И ладно, – обиделась Аллиса. – И посижу одна. Не очень-то и хотелось. Там, небось, негодяев всяких полно!
– Не больше, чем осталось на корабле, – процедил я и, сразу после крика Полозкова:" Что-что-что-о-о?!!», поспешил сбежать.
– Здрасьте, – сказал я вышедшим встречать нас колонистам. – А как же старая добрая Сопомаросикивари?
– Не все такие же опытные и ученые, как вы, – сказал нам один из встречавших, видимо – старший, человек со строгим и одухотворенным лицом бывшего алкоголика. – Многие из тех, кто хотел приземлиться на нашей планете, не могли произнести ее название полностью и таким образом затребовать посадку. Пришлось пойти на крайние меры, хорошо хоть те, кто открыл вторую Землю, давным-давно скончались в страшных мученьях.
– Хорошо, – сказал я, хотя ничего хорошего в услышанных мною словах не наблюдалось. – И как вы тут живете?
– Поживаем, – был получен ответ. – Вашими молитвами.
– Мы не молимся, – сказал я. – Мы за науку.
– Вы атеисты? – полусказал-полувзвизгнул старшина.
– Да, – важно сказал Можейка, разглаживая бороду, – мы – атеисты.
– Ах, как интересно! – воодушевился колонист. – Тогда проходите. Мы-то, если честно, веруем. Поэтому попросил бы не заводить кощунственных речей про всяких там мартышек, орангуташек и прочих якобы предков.
– С удовольствием, – кивнул я. – Никогда не понимал обезьян.
– Ты же биолог! – обличающе вскричал кок.
– Биолог, не отрицаю. И тем не менее, роды у обезьяны принять смогу, но понять ее – никогда в жизни!
– Нет у нас никаких обезьян, – сказал с отвращением колонист. – Точнее, не было, пока вы не прилетели!
– Кстати, о насущном, – быстро сказал я, гася вспыхнувшую было ссору. – У вас вообще звери есть?
– Звери – не звери, а кое-какие твари водятся.
– Например?
– Например, фантасты. Слышали о таких?
– Постойте-постойте, – сказал я. – Фантасты… М-м-м… Это же такие писатели, да?
– Да, – сухо сообщил колонист. – Писатели. От слова, извините, «пИсать».
– Фу, как грубо, – сказал я.
– А как еще-то, товарищ? Как еще-то? Целыми днями сидят – и марают бумагу! И марают!
– А о чем пишут-то?
– Кто ж их разберет? Самое смешное, что все, о чем могла сказать фантастика, уже сбылось или вот-вот сбудется. Нужен тебе мир с мечами и магией – пожалуйста, двигай на шестой уровень через подпространство Ф. Хочешь с разумными ящерами цивилизацию строить – нет проблем, уровень пять Ю.
– Э, – сказал я.
– Э? Точно так-с, я и сказал «Э».
– Нет уж, товарищ, это я сказал «Э»! – уперся я.
– Сначала вы сказали, а потом и я сказал! «Э» – сказали мы с вами хором!
– Ну ладно, – отмахнулся я. – И чего?