Патриоты

– Письмо от Николая, – хитро прижмурив глаза, сказала она.

Басан, надев очки, начала читать. Николай сообщил, что он жив и здоров. Его жена, дочь Марии Денисовны, тоже. Просил помочь случайно встретившимся Рае и её подруге. «Мама, а Раю ты, наверное, не помнишь. Она гостила у нас летом 1936 года. Сейчас ты её не узнаешь, так она выросла». Мария Денисовна посмотрела на Раю и невольно улыбнулась. Представить эту девушку, какой на была восемь лет назад, действительно было трудно, потому что у Марии Денисовны вообще не было племянницы. В конце письма шли приветы всем близким и далёким родственникам, соседям в Слободке. Николай даже спрашивал, жив ли их пёс Шарик. Всё было правильно, но почерк был чужой, не зятя. Басан вопросительно посмотрела на Раю и та легонько кивнула в ответ. На душе у Марии Денисовны потеплело. Письмо было из-за линии фронта, оттуда, где был муж её дочери. Ничего, что почерк не его. Письмо писали свои, родные люди. Басан поднялась, поцеловала Раю в лоб. Тихо сказала:

– Хорошо, родные. У нас тут много честных людей. Вместе подумаем, как лучше сделать. А сейчас по болгарскому обычаю прошу к столу.

– Спасибо, Мария Денисовна!

Шура и Рая крепко прижались к старухе.

4. Есть хорошие люди

Есть хорошие люди. Семья Петра Яковлевича Станцоя жила по левой стороне улицы Слободки, если ехать из Булатовки. В этот день Пётр Яковлевич поднялся с головной болью. Даже в доме ничего не хотелось делать.

Всю ночь он раздумывал, где может быть Красная Армия в это время. Румынским газетам он не верил, хотя читал их. Между строк он улавливал иногда то, что хотелось бы скрыть румынам и немцам от населения. Но вот в последнее время среди румынских солдат снова начали распространяться слухи о новых наступлениях немецких войск, о готовящемся каком-то сверхмощном оружии.

– Эх, послушать бы хоть раз своими ушами Москву, всё стало бы понятным, – не раз говорил он жене Ефросинье Георгиевне. Та мочла отворачивалась и утирала слёзы. Сегодня было как-то особенно тяжело на душе. Пётр Яковлевич вышел во двор. И вдруг услышал негромкий окрик:

– Петро, иди сюда.

Возле калитки стоял его приятель Калин Мелентьевич Домбров. Ни о чём не думая, медленно подошёл к нему. Станцой и поздоровался. Калин не спеша обвёл улицу взглядом и тихо проговорил:

– Петро, я тебя давно знаю. Дело серьёзное. Никаких клятв с тебя не беру. Но учти, в случае чего ответ придётся давать головой.

– Говори яснее, Калин.

– А яснее вот, что. В Слободке сейчас находятся две девушки – советские разведчицы, ясно?

Сначала Пётр Яковлевич решил, что его приятель не в себе, но увидев устремлённые на него, полные тревоги глаза, сразу вспотел и прислонился к забору.

– Это правда, Калин?

– Да, – ответил тот. – Нужно сейчас встретить одну из девушек, а потом перенести к себе рацию. Говори сразу, согласен?

Этот вопрос ударил Петра Яковлевича, как пощёчина.

– В семье у нас трусливых нет. Пошли.

Они вышли на улицу, вдоль которой выстроились дома бывших немецких колонистов. Многие из них теперь пустовали. На перекрёстке двух улиц, которые образовали что-то похожее на небольшую площадь, Домбров сказал:

– Здесь подождём.

Было примерно 10 часов утра. Вдруг из-за угла послышалась немецкая речь, храп лошадей, и на перекрёсток выехал пароконный обоз. Не доезжая до беседующих приятелей, немцы распрягли лошадей. Их было трое. У одного на руке выделялась повязка. «Власовец», – подумал Пётр Яковлевич.

Фашисты не спеша занялись завтраком. И в это время в конце улицы появились две девушки.

Пётр Яковлевич взглянул на Домброва и сердце у него учащённо забилось, тот побелел как полотно.

– Они, – только и успел шепнуть он.

– Ничего, – тихо бросил Станцой и,хотя никогда не курил, предложил громко:

– Закурим, что ли? И где задержались наши бабы?

Калин стал рыться в карманах, отыскивая несуществующий табак. Немцы тоже заметили девушек. За спиной у них небольшие мешки. Вот одна из них нагнулась и, сняв туфель, начала копаться в нём. Вторая присела на обочине дороги. Немцы что-то быстро залопотали между собой. Потом один что-то крикнул власовцу. Тот, поднявшись, заорал Домброву и Станцою:

– Кто это шляется у вас, откуда?

Станцой повернулся к нему и спокойно ответил:

– Да у нас тут мельница. Так вот из ближних сёл к нам носят молоть зерно. Эти женщины из Булатовки. Они часто приходят. Война, трудно.

Власовец что-то сказал немцам, те закивали головой, и стали продолжать еду, вскоре уехали. Высокая черноволосая девушка подошла к Станцою и Домброву. Вторая подалась в противоположную сторону и скрылась в одном из пустующих домов.

– Здравствуйте, – улыбнулся Станцой, – таким гостям всегда рады.

– А уж если рады, то помогите моей подруге перенести вещи вон из того крайнего дома. Вещи на чердаке и она тоже. Меня зовите Раей, подругу звать Шурой. Когда подойдёте, окликните: «Шура, мы от Раи». И Рая снова улыбнулась.

5. Знакомство с Шурой

Раю отвели в дом Станцоя. Потом Пётр Яковлевич с Калином Мелентьевичем подошли к дому, где должна быть Шура. Станцой понимал, что девушка с чердака этого дома ведёт радиопередачу, а так же и то, что девушка не безоружна. Понимал это и Домбров. Поэтому подходили к дому как можно тише. Зайдя под навес, где был вход на чердак, оба остановились в недоумении, лестницы нигде не было видно. И вдруг Станцой толкнул Домброва: сбоку на земле лежала доска. Друзья переглянулись. На чердак забрались по доске, потом её столкнули.

– Шура, Шура! Мы от Раи! – несколько раз позвали они. Наконец, в глубине чердачного перекрытия послышался сухой щелчок. Станцой было открыл рот, чтобы снова позвать и вдруг остолбенел. На него с чердачного окна смотрело совсем юное, открытое девичье лицо. Но глаза смотрели жёстко и решительно, да и в руке чернел пистолет.

– Тогда помогите, – произнёс грудной голос.

Через полчаса Шура вместе с Домбровым шла на другой край села, где жил Станцой, который в это время задами, через огороды нёс в мешке упакованную рацию.

6. В семье Станцоев

Девушки быстро подружились с семьёй Станцоев. Им понравился Яков Игнатьевич, отец Станцоя, старый русский солдат, участник русско-японской войны. Оставшись как-то наедине с сыном, он сказал ему:

– Чую я, Петя, что недолго мне осталось жить. Но я прошу и приказываю: берегите этих девушек как зеницу ока.

Рацию Пётр Яковлевич закопал в углу сарая, а чтобы место не бросалось в глаза, набросал сверху навоза.

Каждый день Шура вела передачу на большую землю. И каждый день Пётр Яковлевич откапывал рацию, развешивал на чердаке антенну, а после сеанса передачи таким же образом прятал рацию. С первых дней Рая стала исчезать. Возвращалась она поздно вечером и что-то наносила на свою карту. Эту карту она вместе с хозяйкой Ефросиньей Георгиевной прятали на дно большого с двумя перегородками сундука, доверху наполненного мукой. И каждый день Шура передавала на большую землю сведения, добытые Раей. Однажды в дом Станцоя пришёл незнакомый человек, назвавший себя Васей. Он о чём-то долго беседовал с девушками, а поздно вечером ушёл. Пётр Яковлевич спросил у Раи, что это за человек. Рая сказала, что это старший лейтенант Советской Армии, который бежал из фашистского плена. При всём своём доверии к хозяину дома, Рая больше о нём ничего не сказала. Потом ещё несколько раз он приходил к девушкам. О чём они говорили, что обсуждали – никто не знает. Однажды, оставшись наедине с хозяином дома, Рая попросила назвать имена людей, самых надёжных. Так в помощь разведчицам были привлечены братья Станцоя Кирилл и Николай, а также крестьяне Христофор Басан и Пантелей Черней.

Часто Пантелей Черней и Христофор Басан, обув постолы, одевшись как можно хуже, взяв в руки палочки, уходили в разные места. Один в Романовку, где недалеко находился важный железнодорожный узел, другой – в Бородино или шоссейную магистраль.

Заметив и запомнив всё, люди рассказывали девушкам важные данные, а те, в свою очередь, передавали всё это советскому командованию. И через день советские бомбардировщики бомбили указанные пункты скопления фашистских войск и транспорта.

Как-то после очередного сеанса Рая подошла к Петру Яковлевичу:

– Дядя Петя, наши войска заняли Одессу.

Спазм сдавил горло Станцою.

– Спасибо, милая, – только и проговорил он.