Хороший человек

Пытаясь успокоиться и обдумать все происходящее, Мэтью подметил, его так и не посетила мысль о том, что он зря пошел на войну. «Не зря, – думал он. – Надо положить этому злу конец во что бы то ни стало». Он сделает все, что от него потребуется, чтобы его страна – великая империя – победила в этой гнусной войне, защитила своих союзников и наказала виновных.

От этих мыслей Мэт немного успокоился. Осознание того, что он причастен к чему-то великому и справедливому, придало ему уверенности. Как и многие молодые парни, которые призвались на войну, он чувствовал себя героем. Он представлял, что именно он приведет свою страну к победе и именно его героические действия ознаменуют конец войны.

Сейчас, сидя в окопе, пережив бомбежку, в то время как возле него гибли солдаты, он еще больше поверил в свое предназначение закончить эту войну.

Он вспомнил ссору со своим отцом прямо перед тем, как сбежал из поместья несколько месяцев назад, чтобы записаться в добровольцы на фронт. Его отец – лорд Генри Аллистер – не понимал старшего сына и отказывался слушать. Считал, что на войне не место его образованному сыну, который вот-вот должен был поступить в престижный колледж, как и все его одногодки, а после стать адвокатом в солидной фирме его друзей. Отец считал, что война – это дело других. Как он не понимает, что нельзя отсиживаться дома, пока твою собственную страну бомбит враг, пока гибнут ни в чем не повинные люди, пока родина нуждается в солдатах, а союзники – в защите! Отец не понимает, что Англии уготовлена роль освободить Европу от немецких захватчиков и оккупантов. Это не просто роль, а ее священный долг! Как можно было отсиживаться дома после всего того, что произошло с Англией, Европой и всем миром за четыре года этой войны?!

Газеты вот уже несколько лет пестрели заголовками о том, что Англия защищает своих союзников – те страны, которые не в силах за себя постоять, нуждаются в помощи. Мэт хранил листовки и журналы с призывом записаться в ряды английской армии, собранные за четыре года. Он собирал их на улице, в магазинах и везде, где их раздавали, и дома тайком от родителей изучал их, рассматривал рисунки, перечитывал слоганы и призывы. За несколько лет у него скопилась внушительная стопка. Отец нашел пачку этих листовок у Мэтью в комнате, пока тот был на занятиях, и очень сильно разозлился на старшего сына. Та ссора окончательно убедила Мэта сделать то, что он тайком планировал уже давно.

Мэту вспомнилась его последняя встреча со своими друзьями, как раз за несколько дней до их ссоры с отцом, когда тот нашел листовки. Все, как и сам Мэтью – дети лордов, судей, парламентариев, наследники больших состояний и сильных фамилий. Они собрались в гостях у одного из друзей, в имении его родителей, которое представляло собой небольшой дворец. К тому моменту Мэт уже несколько месяцев обдумывал возможность записаться в добровольцы на фронт. Ни с кем из друзей он не делился своей идеей и мыслями по этому поводу. Он был уверен, что им это просто было не интересно. Они либо не интересовались политикой и войной, либо цитировали мнения своих родителей относительно этих событий, не всегда понимая даже смысл слов.

Вот и в тот раз они сидели за большим столом, все разодетые по последнему слову моды, пили чай, и соревновались в престижности университетов и колледжей, в которые их отравят родители. Кто-то жаловался, что на день рождения ему подарили лошадь не совсем той породы, что он ожидал, кто-то хвастался, рассказывая в деталях об очередной победе на любовном фронте, а по факту еще одном разбитом сердце какой-нибудь молодой девушки. Мэт сидел молча, не участвуя ни в одной из бесед и думал, что в этот самый момент его страна веден войну и где-то сейчас идёт бой и гибнут люди. Мэт считал, что он и его друзья это будущее нации. Через какое-то время именно они должны будут решать судьбы людей, принимая судьбоносные решения. Он считал, что такова их участь.

Мэтью злила поверхностность и примитивность некоторых его друзей. Судьба родины их интересовала меньше чем одежа, украшения и еда на завтрак. Именно поэтому Мэт не хотел делиться с ними своими идеями и мыслями. Находясь тогда среди своих друзей, слушая их разговоры, он окончательно решил для себя, что не может просто сидеть и рассуждать о такой откровенной ерунде, решил, что точно пойдет на фронт, чего бы ему это не стоило.

Сейчас Мэтью вспоминал, как плакала мама и Колин – его младший пятнадцатилетний брат, когда они с отцом кричали друг на друга и когда Мэт объявил, что собирается уйти на фронт, что его возраст позволяет ему сделать это. Отец тогда просто рассвирепел и даже грозился переломать ему ноги, если тот не образумится. Он готов был на все, лишь бы Мэтью остался дома. Но Мэт уже все для себя решил. Тупое упрямство отца и его нежелание считаться с мнением сына только раззадоривали Мэта, и он спорил с еще большей силой.

«Интересно, что сейчас делает Колин?» – подумал он. Они с младшим братом всегда были очень близки. Не просто братья, а настоящие лучшие друзья, которые всегда и во всем друг друга поддерживали. Разница в возрасте в три года была незначительной, но, несмотря на это, Мэтью был неоспоримым авторитетом для брата. Колин всегда старался больше походить не на отца, а именно на него. Видел в нем пример. А Мэтью, в свою очередь, всегда чувствовал ответственность за младшего брата. Он знал, что тот во многом копирует его и старается быть на него похожим, хотя в силу возраста многое еще давалось ему с трудом. Внешне они были очень друг на друга похожи и в то же время отличались. Мэтью – высокий, худощавый, темноволосый, с большими голубыми глазами, которые перенял от матери. Несмотря на худобу, он всегда был физически крепок. Первым добегал до финиша в школьных соревнованиях и часто ходил в горные походы. При этом он хорошо стрелял, отец с раннего детства брал его на охоту на перепелок и лис. И несмотря на то что Мэт не любил убивать животных, стрелял он отменно, чем каждый раз вызывал похвалу отца.

Колин же был намного слабее брата, и дело не только в возрасте и росте, он был ниже Мэтью. Колин чаще болел, быстрее уставал и поэтому получал больше заботы и опеки от матери, что не могло не повлиять на мягкость его характера. Отец, конечно, тоже очень любил младшего сына, но Мэтью был его настоящей гордостью.

Когда они вместе ходили на охоту с братом и отцом, Колин быстрее всех уставал, но все равно шел за старшим братом, тяжело дыша, не подавая вида, что устал. Колин едва мог держать ружье, не говоря уже о том, чтобы выстрелить из него и тем более попасть в дичь.

Мэтью очень любил своего младшего брата и больше, чем кто бы то ни было, хотел для него всего самого лучшего. У него разрывалось сердце, когда они так быстро и спешно прощались. Колин тогда плакал так сильно, что вскоре начал задыхаться. Мэт зажмурил глаза и попытался отогнать от себя воспоминания о рыдающем брате, это разрывало ему сердце. Сейчас Колин дома с семьей, и все они в безопасности – это самое главное.

«Интересно, что бы сейчас сказал отец, увидев своего старшего сына в грязном окопе? – думал Мэт. – Наверное, начал бы ворчать и бубнить свои нравоучения в свойственной ему манере. Он же всегда про все знает лучше, чем другие. За всех всегда решает и каждому говорит, что и когда делать». Мэтью представил ворчание отца и улыбнулся.

Его отец – лорд Генри Аллистер – был высокий, крепко сложенный мужчина с мощным выпирающим подбородком и аккуратно подстриженными усами. Когда он появлялся где-то, неважно где, все присутствующие замолкали, интуитивно понимая, что вошел очень властный и серьезный человек. Весь его вид говорил за него. Всегда сдержанный, он был суровым и рассудительным человеком. Он унаследовал свой титул и состояние от родителей, но никогда не кичился этим, принимал как должное. Также как лев родился львом, а антилопа антилопой. Тут уже ничего не поделаешь.

Мысли о Колине и родителях окончательно отогнали от Мэта страх и тревогу. Взрывы стали громыхать все реже и вскоре прекратились совсем. Солдаты начали вылезать из окопов. Все с опаской поглядывали по сторонам и старались прислушаться, нет ли звука летящего снаряда.

2

Мэт и Чарли поднялись на ноги и, как и все, вылезли из окопа. Лагерь был полностью уничтожен. Все перемешалось с землей, грязью и кровью. Большая часть палаток была сметена. Повсеместно среди разбросанных ящиков, мешков и разломанных деревьев лежали трупы солдат и то, что от них осталось. Те, кто был ранен снарядами, громко кричали и стонали от боли. Многих солдат, поднявшихся из окопа, рвало при виде человеческих останков и изуродованных тел их сослуживцев. Санитары бегали и отдавали приказы другим солдатам, куда относить тяжелораненых.

– Какой кошмар, – тихо проговорил Мэт. – Столько убитых.

– Среди них могли быть и мы с тобой, – сказал Чарли, – если бы ты не спас меня. Спасибо. – Он положил руку на плечо Мэту. Тот посмотрел на босую ногу Чарли.

– Найди себе обувь.

– Что? – Он посмотрел на Мэтью, а потом на свою ногу. – А, точно, я совсем забыл.

Немного замешкавшись, Чарли переспросил:

– Как думаешь, где можно найти ботинок моего размера? Нам выдали только одну пару и не сказали, что делать в случае, если я потеряю один ботинок. Может, спросить у капитана?

– Думаю, у них сейчас и без этого забот хватает, – ответил Мэт, оглядываясь по сторонам. – Видишь кого-нибудь из нашего взвода?

– Нет, надеюсь, все живы.

– Я пойду проверю нашу палатку, вряд ли она уцелела, но, может, кому-то из наших нужна помощь, и кто-нибудь сейчас там. А ты найди себе где-нибудь обувь.

– Постой! А где я это сделаю. Особенно сейчас?

Мэт понизил голос и приблизился к другу.

– Чак, тебе может это не понравиться, и я понимаю, что это покажется не совсем правильным, но попробуй снять ботинок с кого-нибудь из парней, кому он уже не нужен. Понимаешь?

Внимательно выслушав, Чарли вытаращил глаза на Мэта.

– Что? Снять обувь с мертвеца? Ты что такое говоришь?! – затараторил он. – Это же мародерство! Если меня не отдадут под трибунал за такое… – он не закончил фразу. – Да и потом, красть у мертвого – это же грех! – добавил он шепотом.

– Я предупредил, что тебе это может не понравиться.

– Не понравиться? Да я категорически против! Красть у покойников – это не к добру!

– Да какая это кража, скажи, пожалуйста? И это не грех совсем. Обувь нам выдало командование. Тем более, сам посуди, убитым парням ботинки уже ни к чему, а тебе они необходимы. Или ты собираешься гнать немцев через всю Францию босиком по грязи? Ты скорее простудишься и заболеешь. Или, того хуже, поранишь ногу и занесешь инфекцию. В таком случае ногу эту придется отрезать. И скажи, пожалуйста, какой прок от тебя тогда будет на этой войне?

Чарли задумался.

– Эти парни отдали свои жизни за правое дело, защищая Британию, так пусть один из них послужит еще немного своей стране, одолжив тебе ботинок.

– Твои слова имеют смысл, – медленно проговорил Чарли, обдумывая услышанное. – Но все равно это как-то неправильно.

– Чак, это война, – с грустью проговорил Мэтью, осматривая разрушенный лагерь. – Что тут вообще может быть правильного?

Чарли, постояв еще немного, медленно побрел на поиски подходящего по размеру ботинка. Мэт пошел в сторону палаток своего взвода, вглядываясь в лица всех, кто ему встречался по пути, в надежде увидеть знакомых ребят. Со страхом он посматривал на лица убитых, опасаясь, что может кого-нибудь узнать. Ему казалось, что глаза всех мертвецов, которых он проходил, пристально его изучают. Казалось, что они глядят именно на него. Не просто на него, а своими пустыми безжизненными глазами всматриваются ему в душу. Как будто видят что-то. Мэту стало не по себе от этого. Раньше он никогда не видел мертвецов. Еще больше его пугал тот факт, что какой-то час назад он со многими из них разговаривал на полевой кухне за завтраком. А теперь их нет. Вот так просто. Был человек – и нет человека. А память и воспоминания о них как будто по инерции еще продолжают теплиться в выживших товарищах.

Мэтью прекрасно осознавал, когда шел записываться в добровольцы, что на войне будут убивать и он будет видеть смерть. Никаких иллюзий он не испытывал. Но сейчас, глядя на изуродованные тела людей, с которыми он болтал за одним обеденным столом, он испытывал очень странные чувства. С одной стороны, ему, конечно, было жаль всех погибших, но с другой – он благодарил Бога за то, что остался невредим после такого. Странная смесь эмоций.

Так он дошел до того места, где должна была быть их палатка. Конечно, самой палатки там уже не было. Разорванный тент лежал в грязи, присыпанный землей.

– Эй, парень! – Мэтью понял, что обращаются именно к нему.

– Да? – Он посмотрел на человека, который его звал. Метрах в десяти стоял санитар, около него лежал мертвый окровавленный солдат.

– Помоги мне оттащить этого беднягу, – он жестом указал на труп.

– Конечно. – Мэт подошел к нему. – Куда?

– Вон в тот овраг за деревьями. Всех мертвых складываем туда, – он указал в сторону деревьев. – Бери за ноги.

Мэт нагнулся и ухватился за ботинки, санитар взял труп за руки, и первый пошел в сторону оврага спиной вперед, поглядывая через плечо себе под ноги. Мэтью старался не смотреть в лицо солдата, которого они несли. С некоторым облегчением он заметил, что глаза того были закрыты.

Они дошли до деревьев, сразу за которыми был спуск в небольшой овраг. Мэт замедлил шаг, увиденное поразило его. Тела солдат, сложенные в несколько рядов.

– Боже мой, сколько их тут? – спросил он.