Выстрел из темноты

– Уверен, что мы справимся. Дело не новое.

После окончания Московского авиационного института Василий Колокольцев, как один из лучших выпускников, был распределен в Научно-исследовательский институт № 3 Народного комиссариата боеприпасов СССР, или, как его проще называли, – Реактивный институт. Он знал, что придется работать над чем-то важным и нужным. А немногим позже, детально познакомившись с научными трудами Константина Циолковского по аэронавтике и ракетодинамике, больше напоминавшими научную фантастику, которой в детстве зачитывался, уже не представлял, что займется чем-то иным.

Поначалу Колокольцев попал в группу военинженера 1-го ранга Георгия Лангемака – человека целеустремленного, делового, энергичного. Случалось, что он бывал вспыльчив, но эта отрицательная черта с лихвой перекрывалась множеством других положительных качеств его характера.

Научная и практическая деятельность Лангемака отличалась многогранностью: он конструировал реактивные снаряды на бездымном порохе; аналитическим путем определил оптимальную геометрию сопла реактивного двигателя, что не потребовало длительных дорогостоящих экспериментов.

Неожиданный арест Георгия Лангемака органами НКВД стал потрясением для всего коллектива института. Обвиненный в антисоветской террористической организации, он был вскоре расстрелян. Группу, созданную Лангемаком, расформировали, и Василий Колокольцев попал в отдел конструктора Василия Лужина, главного инженера Реактивного института, одного из ведущих разработчиков реактивных снарядов для установки залпового огня РС-132. Коллектив, в котором оказался Колокольцев, отличался своей сплоченностью; на новом месте он легко прижился, работа продвигалась успешно, а государство не жалело средств на опыты и экспериментальные установки.

Василий Лужин был одним из главных разработчиков систем полевой реактивной артиллерии. Но основной его вклад состоял в том, что ему удалось сконструировать снаряд, усиливающий многократно его боевые качества. Это был результат упорной и сложнейшей работы, которого группа добивалась последние несколько лет. Руководством института решено было по случаю выдающегося результата организовать банкет прямо в институте. Но во время торжества Василий Николаевич случайно зацепил плечом портрет товарища Сталина, висевший за спиной Президиума. Сорвавшись со стены, портрет упал на мраморный пол, а рама раскололась на множество больших и малых обломков.

К случившемуся серьезно не отнеслись, мало ли что бывает во время застолья! Торопливо смели осколки разбитой рамы и выбросили их в урну во дворе института.

Никто тогда не мог предположить, что банальная случайность может перерасти в настоящую трагедию. Через несколько дней сотрудники НКВД арестовали главного инженера Реактивного института за разбитый портрет – кто-то из присутствующих на банкете написал на Лужина донос.

После случившейся трагедии Василий Колокольцев решил не искушать судьбу и вскоре перевелся на завод «Компрессор», занимавшийся выпуском холодильных машин, где ему было предложено возглавить специальное конструкторское бюро, подчинявшееся непосредственно директору завода. Вот только он никак не мог предположить, что его прежняя деятельность, связанная с конструированием снарядов, достанет его и здесь. Судьба как будто бы шла за ним по пятам.

– Признаюсь откровенно, – продолжал директор завода, – в этом деле я новичок. Моя специальность – морозильные камеры… Так что вы мне окажете большую услугу, если поедете со мной к Наркому для оформления заказов.

– Я готов, Ефим Аркадьевич, – охотно откликнулся Колокольцев.

– Это боевое задание Родины будет очень непростым, я бы даже сказал, что сложным. Прежде с таким заказом мы никогда не сталкивались, а поэтому, ввиду его высочайшей важности и сложности, я предлагаю парткому на его выполнение мобилизовать всех коммунистов.

– Сделаем, товарищ Дорожкин, – громко пообещал со своего места парторг.

– Им придется на заводе буквально жить и работать, не считаясь со временем. Комнаты отдыха мы для них приготовим, позаботимся о кроватях и постельном белье… Вам все понятно, товарищи? – спросил директор завода. – И последнее, но очень важное… Нам предстоит работать над созданием нового секретнейшего оружия… Товарищ Сталин и партия на нас рассчитывают. Если вопросов нет, тогда займитесь текущими делами, а мы – я и товарищ Колокольцев – отправимся к Наркому оформлять заказы.

Глава 2

1942 год, октябрь

Потерпи, браток!

Последние месяцы Колокольцев вместе со своим коллективом работал над тем, чтобы уменьшить площадь рассеивания реактивных снарядов. В результате чего получилось целое семейство снарядов улучшенной кучности, каждый из которых не был лишен побочных действий. Но главная беда заключалась в том, что в результате улучшений снаряды значительно теряли в дальности полета. Решено было придать снарядам вращение механическим путем при движении по рельсовым направляющим, отказавшись при этом от использования газов двигателя. После месяцев экспериментальных работ нашли оптимальное решение – создали спиральные направляющие, значительно увеличивающие дальность полета реактивных снарядов, и при этом удалось сохранить кучность.

После сообщения об успехах боевой машины директор московского завода холодильного машиностроения «Компрессор» Ефим Аркадьевич Дорожкин вызвал ведущих конструкторов и без пафоса, очень сдержанно сообщил:

– Боевое задание Родины выполнено, товарищи. Поздравляю всех с большим успехом. Не обещаю каких-то государственных премий, время военное, сейчас просто не до них… А потом, мы не ради них работаем, а для того, чтобы фашистов разбить, чтобы погнать их реактивными снарядами с родной земли. И такой час скоро наступит… А наша боевая машина, уверен, внесет свой вклад в разгром немцев. – Посмотрев на парторга, сидевшего от него по правую руку, продолжил: – Всем коммунистам из рабочих, что не выходили с завода целыми сутками, объявите по линии партии благодарность. Ну а я, со своей стороны, найду способ, чтобы поощрить достойных из директорского финансового фонда в ближайшие дни… Все мы прекрасно понимаем, что сейчас творится в городе. Цены взлетели до небес! Еще подумаешь, прежде чем приобрести какую-то вещицу. Пусть труженики купят женам и матерям хотя бы по кофточке или платку. Немного, конечно… Но это все, что могу… Вы, товарищи ученые, тоже не останетесь без премии. Если бы не ваши светлые головы, такую мощную машину создать бы не получилось. Со следующего месяца все вы будете получать повышенный оклад. Каждому конструктору из директорского фонда выдаю по пять тысяч рублей. Еще раз спасибо вам за ваш доблестный труд. А теперь идите и получайте в кассе заслуженное вознаграждение. Сегодня ваш рабочий день закончился, можете идти домой. Заслужили! Да и жены, наверное, давно уже вас не видели при дневном свете. Порадуйте семью своим присутствием. Может, вместе с семьей сходите на рынок, купите что-нибудь детишкам. Ну а тебе, Василий Павлович, – широко улыбнулся директор, – отдельное огромное спасибо! Как это ты так со спиральными направляющими догадался?

Похвала директора завода была приятна.

– Долго думал об этом… Ночью мне приснилось решение, прямо с рисунком. Я тут же поднялся, чтобы его зарисовать, иначе из памяти исчезнет и уже не вернешь. К столу подскочил, а ни карандаша, ни ручки никак найти не могу! Я тогда коробок взял, все спички на бумагу вытряхнул. Серу на спичках намуслякал и стал чертить ими прямо на ватмане. А когда проснулся, долго не мог понять, что такое нацарапал. Три дня потом разбирался.

Директор весело рассмеялся.

– Хорошо, что разобрался. Иначе мы бы еще долго думали над проблемой. Отдыхай давай! У меня на тебя большие планы. Хочу тебя своим заместителем сделать. Работы у нас, Василий, невпроворот!

* * *

Василий Колокольцев проснулся рано.

Это был первый выходной за последний год. Очень непривычное состояние. Всецело предоставлен самому себе. Ходишь по городу, о чем-то размышляешь, никуда не торопишься, в то время как другие стоят у станков или склонились над чертежами в каком-нибудь проектном бюро. Нет ни одной гениальной идеи, как провести выходной интересно.

Неожиданно возникло чувство дискомфорта: долго ждешь праздника, надеешься на полноценный отдых, а вот когда он наступил, не знаешь, что с ним делать. Первое, что хотел сделать Колокольцев, когда появится выходной, так это как следует выспаться. Завалиться на кровать и проспать часов двенадцать не пробуждаясь. А тут хоть тресни, сон никак не берет! Даже наоборот, появилась какая-то бодрость, и остается только удивляться, откуда бы ей взяться, когда каждый день возвращался с работы измочаленным.

И все-таки одно неотложное дело имелось: следовало купить жене меховую шапку, о которой она давно мечтала. На норковую даже Государственной премии не хватит, а вот из лисицы будет в самый раз. Желательно, конечно, чернобурку, искрящийся мех понаряднее смотрится. А столь знатную вещь можно приобрести только на Тишинском рынке.

Поднявшись, обнаружил, что жена, несмотря на ранний час, уже убежала на работу. Колокольцев позавтракал из того, что было – кусок хлеба с ломтиками вареной колбасы, – запил чаем и отправился на рынок.

* * *

Тишинский рынок – шумный, разношерстный, разноголосый, – плотно втиснувшись между каменными домами, занимал едва ли не всю Тишинскую площадь. Здесь можно было приобрести все, что душа возжелает: одежду, обувь, предметы быта давно ушедшей эпохи, драгоценности, царские ордена, церковную утварь, но главную ценность неизменно представляли продукты, в особенности хлеб и сахар, стоившие значительно дороже, чем по продовольственным карточкам.

Рынок был разным. Главными были мясные и хлебные ряды, размещавшиеся под навесом. Имелись крытые павильоны, сколоченные из досок, внутри которых размещались плотницкие и слесарные мастерские. Через всю площадь тянулись торговые вещевые ряды с разложенной на них одеждой. Но еще больше было торговцев, продававших вещи с рук. Сотни людей ходили плотной толпой и, потрясая перед лицами покупателей нажитым добром, спешили выручить хоть какую-то копеечку.

На табуретках, складных стульях размещались сапожники, могущие за несколько минут подшить обувь, наложить на прохудившиеся места кожаную заплатку, а то и просто вернуть к жизни убитые ботинки. Мастера за свою работу брали умеренно. Ремонт окупался с лихвой, и в последующие месяцы обувь можно было носить без особых хлопот.

Отдельно, столь же плотным рядком, размещались скорняки, занимавшиеся починкой меховых и кожаных вещей. Они охотно брали заказы, гарантируя высокое качество, а работу всегда выполняли в срок.

Организовавшись в длинные правильные ряды, люди прямо с земли торговали разнообразными небольшими бытовыми вещами начиная от старых деревянных ложек и заканчивая настольными лампами с ветхими матерчатыми абажурами неопределенного цвета. В отдельных рядах торговали трофеями: немецким обмундированием, флягами, жетонами, кинжалами, орденами.

Немного в сторонке, так, чтобы не мешать упорядоченному движению, стояли телеги, с которых торговали мясом, нарубленным большими кусками. На соседних повозках шла торговля свежеиспеченным хлебом, крупами. Цены высокие. Простому работяге, сутками стоявшему около станка, не подступиться – стоимость буханки измерялась половиной зарплаты. Поэтому большинство посетителей подходили лишь затем, чтобы постоять в почтении перед мясо-хлебным изобилием и топать дальше, вкрутившись в проходящую толпу.

Всюду, куда ни глянь, бегали крикливые отощавшие коты, высматривающие добычу.

Весь предыдущий год Василий Колокольцев негодовал, что милиция попустительствует спекулянтам, смотрит на торгашей сквозь пальцы, не прогоняет их с рынка поганой метлой. Но вместе с тем осознавал, что Тишинский рынок пусть по-своему, хоть и убого, но вносит свой вклад в обеспечение столицы продовольствием.

Стоя в стороне и глядя на мясо, разложенное на прилавке, Колокольцев всегда думал со сдержанной ненавистью: «Вот берет же кто-то такое мясо! И видно – не на последние деньги. Даже не торгуется». И, греша на покупателей, считал, что столь большие деньги честным трудом не заработаешь, наверняка какой-нибудь вор, барыга, а то и бандит.

Василия Колокольцева всегда интересовала психология тех людей, кто может запросто, не особенно торгуясь, купить понравившийся шматок мяса. Они всегда казались ему какими-то другими, созданными из какого-то другого материала. Наверняка они и думали как-то иначе, жили не так, как все, и даже женщин любили по-другому. И вот теперь неожиданно для себя самого он вдруг оказался в числе тех, кто способен купить на рынке все, что ему заблагорассудится.

Свои невеселые думы Колокольцев старался затолкать в глубину собственной души, отрезать им всякий выход наружу так, чтобы с концами, безо всякой надежды на воскрешение. В какой-то момент ему показалось, что у него получалось. Но похороненные мысли неожиданно проросли через увядшую память загаженным цветком и ядовито запахли.

Получив немалые премиальные, Колокольцев осознавал, что легко перешагнул разделяющую черту между зеваками и теми, кто пришел выбрать понравившуюся говядину. Спиной чувствовал завистливые и одновременно ненавидящие взгляды, точно такие, каковыми каких-то несколько дней назад сам награждал всякого покупающего сочное свежее мясо.

Василий Колокольцев притормозил перед мясным рядом. Продавец, крестьянин с хитрецой в глазах и в шапке со слежавшимся мехом на самой макушке, заинтересованно повернулся в его сторону, взглядом оценивая его платежеспособность: из особо любопытствующих или действительно в кармане этого молодца в старомодном чистом пальто водятся деньги? Видно отыскав в глазах признаки, понятные ему одному, по которым можно установить платежеспособного клиента, широко улыбнувшись, спросил:

– Что изволите? Какой кусок предпочитаете?

Старорежимное, не успевшее изжить себя обращение, угодливый заискивающий взгляд не понравились Колокольцеву, но неожиданно для себя самого барским, несвойственным ему голосом он произнес:

– Дай-ка мне, братец, вон тот постный кусок говядины.

– Хороший выбор. – Довольный продавец потянулся за указанным куском.

– Вижу, что мясо у тебя свежее.

– Свежее не бывает, – охотно согласился мясник, проворно подхватив толстыми короткими пальцами кусок говядины килограмма на четыре. И бережно положил его на весы. – С вас девятьсот двадцать рублей, – бодро сообщил продавец, заворачивая мясо в толстую шуршащую оберточную бумагу.