Любовь-неволя

– Не понял, Мариам: почему одна тарелка? А ты как же?

– А я не буду.

– Почему?

– Не могу… – она замялась, опустив взгляд. – Я потом пообедаю.

– Слушай, так дело не пойдёт, – обиделся ты. – Я тогда тоже не буду есть. Пока не объяснишь, в чём дело.

– Но ты же знаешь, у нас адат…

– Ну и что?

– Адат не разрешает женщине сидеть за одним столом с мужчиной.

– Ты это серьёзно, Мариам?

– Конечно.

До сих пор ты не знал, как с ней обращаться из-за непривычной двойственности ситуации. Совсем недавно ты обладал этой женщиной. И в то же время фактически продолжал оставаться её собственностью. Так мог ли ты первым – скажем, привлечь к себе, обнять, поцеловать её? Чужая душа – потёмки; поди угадай, какие у неё планы на твой счёт… Эти сомнения до последнего момента не покидали тебя, однако теперь их сломало, как внезапный паводок ломает старую обветшалую плотину. Все барьеры перехлестнула, разрушила, смела прочь внезапная волна нежности и умиления.

– Господи, какая ерунда, глупышка! – воскликнул ты.

И, порывисто склонившись к Мариам, впился в её губы жадным поцелуем. А потом не удержался от мгновенного искушения – полез рукой к ней под халат… и твои пальцы не нашли под ним трусиков.

– Отпусти, Серёжа, – прошептала она радостно замирающим голосом. – Что ты делаешь, ну прямо как мальчишка, перестань, ведь ты ещё не выздоровел.

– Выздоровел. Я сейчас тебе очень просто это докажу.

– Не надо мне ничего доказывать. Тебе полагается лежать и набираться сил. Хотя бы ещё несколько дней не надо, я прошу.

Но ты слышал не слова, а те ласковые, певучие, дрожащие нотки, которые выдавали желание, звали и говорили: «да-да-да!». Ты сел на стул и увлёк Мариам к себе на колени. Она уже ничего не говорила, но в подобные минуты и не нужны никакие слова, чтобы понимать друг друга. Широко раздвинув ноги, она подалась всем телом тебе навстречу. Ваши тела слились, как намагниченные, ударились друг о друга, яростно и судорожно – и продолжали биться, сливаясь и разъединяясь, сливаясь и разъединяясь, сливаясь и разъединяясь со стихийной неудержимостью… Это было блаженно и неминуемо, как гибельная встреча ревущего цунами с заждавшимся берегом.

Ты смотрел снизу вверх на Мариам; а она прикрыла глаза, и её ресницы ритмично вздрагивали при каждом толчке навстречу тебе. Она откинула голову назад, и длинные чёрные волосы сыпали искры и метались колдовским пологом у неё за спиной… Сидя на стареньком скрипучем стуле, ты крепко держал её за талию (о, эта блаженная амплитуда, она неуклонно учащалась и приближала вас к резонансу!). Разве существовало на свете что-нибудь ещё – более важное и прекрасное – к чему стоило бы стремиться? Твои пальцы знали ответ на этот вопрос… Мариам чувствовала твои руки и слушалась их; а ты с каким-то почти потусторонним восторгом смотрел и смотрел на неё – снизу вверх; под таким углом ты ещё никогда не видел это лицо – нежное, тонкое, распахнутое льющемуся из окна свету полуденного солнца, и от этого как бы покрытое лёгкой позолотой. И ты не мог оторвать взгляда от Мариам, она была безумно, неправдоподобно прекрасна. И она принадлежала тебе. В это было трудно поверить и остаться в здравом рассудке.

Вы оба сошли с ума. И как всякие нормальные сумасшедшие, не жалели об этом.

***

Разумеется, обед – к тому времени, когда вы вспомнили о нём – совершенно остыл. Это вас обоих рассмешило. И родило в тебе лёгкий толчок умиротворяющей нежности. Потому что даже подобная мелочь служила напоминанием о недавней вспышке страсти, которая требовала такого долгого утоления – и напоминание было приятным.

Мариам унесла тарелку с лапшой на кухню – разогревать. Зато на сей раз тебе не пришлось настаивать на том, чтобы вы обедали вместе: она сразу выставила на стол две тарелки. И принесла литровую пластиковую бутылку с домашним красным вином.

– Пусть у нас сегодня будет праздник, – сказала, приглаживая растрёпанные волосы.

Спиртное в соответствии с требованиями шариата было здесь давно строго-настрого запрещено. Поэтому ты не смог удержаться от удивлённой – правда, с немалой долей иронии – реплики:

– Ну ты даёшь, девочка! Кажется, мы сейчас совершим большое преступление. Как ты вообще не боялась вино в доме держать: вдруг кто-нибудь узнал бы?

– Да оно ещё с довоенных времён в доме, не выбрасывать же, – лукаво улыбнулась Мариам, откупорив бутылку и разливая искристую, источавшую давно забытый аромат жидкость по стаканам. – И потом, я его хорошо спрятала… Да и скажи, кто подумает нехорошее о бедной вдове?

– И то верно. Абсолютно невозможно, глядя на это прекрасное личико, заподозрить тебя в грехе алкоголизма, – подмигнул ты.

– Правильно, – состроив преувеличенно серьёзную мину, согласилась она. – Никто плохого обо мне не подумал бы. Но сегодня ведь у нас праздник, правда?

– Правда.

– Тогда скажи тост.

Ты с готовностью поднял свой стакан:

– За тебя, моя добрая хозяюшка.

– Никакая я тебе не хозяйка, – нахмурилась она. – Не говори так больше, ладно?

– Ну отчего же.., – хотел было ты шутливо возразить.

Однако Мариам не стала слушать.

– Не знаю, как ты ко мне относишься, но не думай, что для меня всё это – так просто, – торопливо, словно боялась, что ты её снова перебьёшь, заговорила она. – Я не животное, Серёжа. И не чурка, как вы, русские, нас называете. Пусть я не могу пойти с тобой в мечеть или в ЗАГС, но хочу, чтобы ты не думал обо мне плохо. Поверь, я теперь буду считать тебя своим мужем перед Аллахом и людьми, пусть даже в ауле пока об этом и не знают…

Она протянула руку над столом и накрыла твою ладонь своею:

– Не бойся, я не собираюсь тебя женить на себе. Просто ты мне давно нравишься – с первого дня, когда здесь появился. Хотя, конечно же, ты… Ты можешь бросить меня, когда захочешь. Если, например, русские снова сюда придут…

Она умолкла, словно у неё перехватило дыхание. Потом подняла свой стакан и попросила:

– В общем, скажи, пожалуйста, другой тост.

– Хорошо, – тихо согласился ты, тронутый этой короткой, но достаточно пылкой речью. – Выпьем за тебя, Мариам. Мне бы очень хотелось, чтобы ты была счастлива. Пусть все твои мечты воплотятся в реальность.

– Наши мечты.

– Ладно, пусть так. Наши мечты. Пусть воплотятся. Чтобы ты была счастлива.

Вы выпили. Ты – всё сразу, залпом. Она – лишь половину своего стакана, неторопливыми маленькими глотками. Вино было сухим, умеренно кисловатым, явно из хорошего винограда.

– И ещё у меня к тебе одна просьба, – сказала она.

– Какая?

– Я хочу, чтобы ты называл меня Муи.

– Пожалуйста, если тебе так больше нравится. Муи… Это что – уменьшительное от Мариам?

– Да. Это – когда хочешь сказать ласково. Меня все, кого я любила, так звали. Мама, папа и бабушка…

– И муж, да?