– Если б аэропорт восстановили – сюда из Москвы и Питера прилетело бы народу раз в десять больше, чем сейчас. Отчего же не восстанавливают?
– Наверное, средств не хватает. Говорю же тебе: страна бедная. Налоги никто не платит, все перебиваются кое-как.
– А промышленность? Ведь было же что-то при Советском союзе?
– Что было, того уж нет: всё давно растащили на металлолом. Правда, теперь и металлолом здесь не собирают: слишком низкие приёмочные цены. Нет, вино и чачу производят, как ты видел, и ещё кое-какие пищевые продукты.
– А полезные ископаемые? Раньше в Ткварчеле добывали уголь – это ведь тоже немалый ресурс.
– Сейчас там небольшое совместное предприятие работает – абхазско-турецкое: добывают на вывоз.
– А как вывозят?
– Поездами. Ткварчел ведь соединён железнодорожной веткой с Очамчирой. В советское время уголь отсюда развозили грузовыми поездами по всей стране. В Грузию везли, на Руставский металлургический завод. А теперь только до порта – там перегружают на корабли и отправляют в Турцию… Но это крохи по сравнению с прошлым.
– Всё равно не понимаю. В Абхазии такая благодатная природа: мандарины, апельсины, лимоны, инжир, хурма, персики – чего только здесь не растёт. Одним сельским хозяйством можно жить припеваючи!
– С этим тоже закавыка: Россия запрещает ввозить сельхозпродукцию. Нет, чисто для себя, несколько килограммов – пожалуйста, вези. А если загрузишь багажник доверху, на продажу – обязательно остановят на таможне и заставят высыпать.
– Чудеса, – удивился я. – Из Турции или из какого-нибудь Марокко, значит, мандарины-апельсины везти можно, а их Абхазии нельзя? Что за ерунда получается? Ведь отсюда было бы намного дешевле – прямая польза для России. Тем более никаких затрат не надо: абхазы небось будут рады развезти свой урожай на базары по всему черноморскому побережью!
– Я и сам не понимаю такой политики, – покачал головой Андрей. – Но факт остаётся фактом: запрещено торговать. Сейчас многие здесь даже урожай не собирают: так и висят у людей мандарины на деревьях до зимы, а потом на землю сыплются, гниют.
– Обидно. Выходит, с нашими чинушами народу дешёвых фруктов не видать.
– Да, жаль. Ну что же, нас не удивишь тем, что о народе они думают в последнюю очередь.
Далее мы перешли к обобщениям и принялись расползаться сознанием по развесистому древу истории, политики, философии и прочих областей познания, перемежая рассуждения примерами из собственной жизни, а также из разного рода параллельных источников.
Сложившийся за столом амбьянс, помноженный на открывавшуюся с балкона панораму, весьма способствовал неспешной пульсации мыслей, расширению поля восприятия и дрейфу к границам трансперсонального. «Посмотри на мир, – писал Рэй Брэдбери. – Он куда удивительнее cнов»… Да, он действительно был прекрасен и удивителен, этот мир, когда мы сидели над огнями ночного Сухума, а тени прошлого и будущего выходили из моря и спускались с гор, и всё ближе подступали к балкону, заглядывая через перила… Однако всему хорошему когда-нибудь приходит конец.
Так подошла к концу чача «Дурипш», а вместе с ней и терпение Амры, Веры и Толика.
Первой встала из-за стола Амра:
– Я пойду спать.
– И я пойду, – решила последовать её примеру Вера. Но прежде чем удалиться в спальню, предупредила нас с Андреем:
– Сегодня не засиживайтесь, как вчера.
– И слишком много пластов не поднимайте, – добавил Толик. – Не то надорвётесь.
И тоже отправился смотреть лучезарные абхазские сны. Может быть, даже эротические, это ему дано как никому.
А мы с Андреем допили оставшееся в кувшине вино, после чего благоразумно решили удалиться с балкона, покуда нас не постигла страшная кара двух разъярённых женщин, которым мы мешаем спать.
Спустились на кухню и снова стали пить чачу, теперь уже домашнюю.
***
– Всё-таки надо решить насчёт немцев, – после получасового содержательного диспута не помню о чём, сказал я. – Будем мы искать фрицев или нет?
– Сложный вопрос, – задумчиво посмотрел в потолок Андрей. – А ты считаешь – нужно?
– Конечно! – воскликнул я. – Это же приключение!
– Тогда зачем усложнять? Надо просто позвонить полковнику, чтобы он спросил у Андрея, сына Арсеньича, и тот нам сообщит точные координаты.
– Погоди, я что-то запутался. Андрей – это тот охотник, который обнаружил немцев, так?
– Так.
– А ты узнал об этом от полковника?
– Ну да, от Василькова Валерия Николаевича. Он уже в отставке, служил миротворцем в Абхазии.
– А кто такой Арсеньич?
– Анатолий Арсеньевич, да его все знают. Андрей – это сын Арсеньича.
– Тогда почему надо звонить полковнику?
– Потому что Андрей ему рассказывал о немцах.
– А-а-а, понятно. Так звони, чего ждать-то?
– Сейчас не могу.
– Почему?
– Потому что неудобно: ему на днях сделали операцию.
– Кому? Полковнику? Или Андрею?
– Полковнику. Он ещё не оклемался как следует: только-только в себя приходит.
– А телефона Андрея у тебя нет?
– Нет… Давай так: я позвоню Валере позже и всё выясню, а к следующему твоему приезду мы уже точно будем знать место.
– Ладно, раз так.
После этого мы стали вспоминать, где советские войска остановили немцев, дабы представить, какое расстояние отсюда было до линии фронта; затем стали углубляться дальше в мировую историю, дрейфуя по векам и эпохам, странам и материкам… Через час или два – когда добрались до конкисты, Эрнана Кортеса и первого похода на Теночтитлан – Андрей вспомнил:
– Ё-моё, у меня же есть текила! Ты давно пил текилу?
– Давненько, – признался я.