Ну, прощай, дорогой папочка. Целую мамочку, целую вас обоих.
Ваш А. Т.».
Доходный дом Николая и Елены Брусницыных (Васильевский остров, 9 линия, д. 42), в котором летом 1901 года в квартире у сестры своей матери поселился А. Толстой
А. Н. Толстому очень хотелось поступить в вуз, и он подал документы сразу в несколько институтов – в Горный, в Технологический, в Лесной и в Институт гражданских инженеров. Однако вступительные экзамены держал только в два из них – Горный и Технологический.
Технологический институт
В итоге будущий писатель был принят на механическое отделение Петербургского технологического института.
25 августа молодой человек, уже студент, выехал в Самару. В столицу он вернулся 16 сентября вместе с Ю. В. Рожанской, принятой на медицинские курсы. На следующий день начались занятия.
Редакторская врезка
Юлия Васильевна Рожанская (Смоленкова, 1881–1943) – дочь самарского врача Василия Михайловича Рожанского.
С А. Н. Толстым познакомилась, скорее всего, осенью 1899 года при организации любительского драмкружка. С сентября 1901 года Юлия обучалась на медицинских курсах в Санкт-Петербурге. 3 июня 1902 года состоялось венчание Ю. В. Рожанской и А. Н. Толстого в церкви села Тургенево Ставропольского уезда Самарской губернии.
13 января 1903 года у супругов Толстых родился сын Юрий (скончался от менингита в 1908 г.).
Расстались супруги в 1907 году. Впоследствии Юлия стала женой петербургского купца Ивана Смоленкова, в 1919 году вместе с мужем и его сыном от первого брака Николаем переехала в Ригу. Умерла в свой 63 день рождения в Риге в 1943 году. Похоронена на Покровском кладбище.
В начале октября 1901 года Алексей сообщил родителям:
«Занятия у нас идут полностью, но не на все лекции хожу, так, напр., считаю излишним слушать богословие, иногда пропускаю нач<ертательную> геом<етрию>, т. к. начала ее проходили в реальном. Но уже зато стараюсь не пропускать математики. В самом деле, и предмет-то интересный, и читает Коялович уж больно хорошо. Целые дни просиживаю над чертежами, по вечерам иногда занимаюсь с Мишкой Куст<одиевым>, иногда совершаю путешествие (9 верст) к Ю. В. <…> В общем, занятия совсем обратные реал<ьному> училищу, занимаешься днем. Но скоро придется и покоптеть за книгами, в середине ноября начнутся репетиции, которые нужно по возможности сдать как можно лучше, а то ничего нет легче, как вылететь с первого курса».
Студентам механического отделения на первом курсе в то время читали лекции по богословию и следующим предметам: математика (аналитическая геометрия, высшая алгебра, дифференциальное исчисление и основные сведения из интегрального исчисления), начертательная геометрия, физика, неорганическая химия (металлоиды), теоретическая механика, низшая геодезия, архитектурные формы. Молодых людей также обучали техническому черчению и проводили с ними занятия по архитектурному черчению. Их вели гражданские инженеры А. А. Венсан и А. П. Максимов, а также выпускник Академии художеств (окончил ее в 1891 году со званием классного художника 2-й степени) Е. Е. Баумгартен. Во время учебы в Академии Евгений Евгеньевич получил малую и большую серебряные медали (1889) и малую золотую медаль.
Е. Е. Баумгартен также руководил занятиями рисованием (4 часа в неделю). Вероятно, во время этих занятий у А. Н. Толстого родилась мысль стать художником. Она владела сознанием молодого человека в течение нескольких лет.
Размышления о жизни
О том, с каким окружением он столкнулся в институте, Алексей написал матери 11 октября 1901 года:
«Странная жизнь. Много я читал и слыхал про студенчество, много таких идеальных вещей. На самом деле ведь этого ничего нет. Даже и в помине совсем нет (по кр. мере у нас того бесшабашного духа, той студенческой семьи), всё это, должно быть, давно минувшие грезы. Жизнь та же, только абсолютная свобода и никакого начальства, разве со сторожами иногда скандалить приходится. Я не порицаю нашу жизнь, она мне очень нравится, я только говорю, что нет ничего в ней идеально заманчивого. Мы, технологи, – хорошие ученые ремесленники, и только. Подшипник наш девиз. Путейцы – другое дело. Перчатки, мундиры, щетки для ногтей – их идеал.<…>».
Через неделю Александра Леонтьевна ответила сыну:
«Мне кажется, что твое разочарованное впечатление о студентах несколько сгладится впоследствии. Конечно, есть всякие, но мне кажется, что твой титул, твоя одежда и 100 р. в месяц мешают пока найти самую симпатичную часть студенчества, нуждающуюся, пробивающуюся в жизни своими силами».
Упоминание в письме о титуле – не случайно. А. Л. Толстая уже начала хлопоты о присвоении младшему сыну титула графа. Через два месяца ее усилия привели к успеху – 19 декабря 1901 года Самарское дворянское депутатское собрание вынесло определение о причислении А. Н. Толстого к роду его отца – графа Н. А. Толстого.
Алексей, отвечая на октябрьское письмо матери, написал в начале ноября 1901 года:
«Дорогие папа и мама, начну с того, что я нисколько не обиделся на твое, мама, письмо, напротив, я был очень тронут им, и оно заставило меня задуматься. Над чем? Для кого я живу.
Бывает два рода людей.
Одни живут для себя, другие – для других. Не трудно мне было понять, что я принадлежу к первой группе. В ней же могут быть бесчисленные подразделения. Одни признают только свое “я” и больше ничего. Другие, кроме этого “я”, любят и живут для другого одного человека, одного, т. к. им не хватает сил и любви на нескольких. Буду говорить откровенно. Сперва “этот другой” были вы (ты и папа), потом постепенно перешло на Юлю. Да, я могу сказать, что она стала для меня всем, она есть цель в жизни, для нее я работаю и живу. Это началось с моего отъезда в Териоки, где пришлось потратить столько сил для подготовки. Мне кажется, что это чувство немного подходит к чувству матери, которая, страдая, рождает ребенка, страдает, воспитывая его, и, понятно, безумно любит его.
Перед Юлией я весь как на ладони, с моими горестями и радостями, с ней я рука об руку иду навстречу будущему. Вот первый мотив замалчивания перед вами: у меня, иными словами, выходит весь запас искренности и откровенности, я к вам приезжаю, и у меня нет невыясненного, скрытого во мне, я уже раньше высказался.
Второй мотив – это стремление, болезненное стремление к свободе. Не скрою, что я не так понимаю ее, что я дохожу в ней до абсурда и глупости, что я (раньше) нарочно уклонялся от влияния, чтобы быть свободным.
Вот два, и только два мотива отчуждения меня от вас. Деньги. Они только служат, как побочный факт, они влияют, это правда, но не так, как вы думаете. Мне сдается, что и без них было бы то же…
Так я понимаю причину моего отчуждения. <…>
По-моему, отчужденность от кого-нибудь создается годами, у меня же она временная, не больше года. Конечно, если бы я желал ее, то она бы окрепла и осталась навсегда. Но дело в том, что мне не менее грустно, чем вам. Ведь у меня есть только трое людей, которых я люблю: вы и Юля. Зачем же класть пропасть между ними? Зачем отвертываться, когда протягивают руку? Мне сдается, что после свадьбы моей с Юлей (весною) отчужденность должна исчезнуть. Тогда не будет этих двух вышесказанных фактов, или, что вернее, они не будут так напряжены. Поэтому, дорогие мои, я сделаю всё, что только можно, а при желании ведь всего можно достигнуть. Моя идея свободы должна войти в рамки сама собой, крайности сгладятся к обоюдному удовольствию…
О том, что я под влиянием аристократической среды стал стыдиться вас, об этом мне не хочется и говорить, не хочется по-пустому марать бумагу, потому что мало найдется людей, так презирающих всю аристократию, как я.<…>
Вот, мои дорогие, я и высказался. Вы думаете, легко было написать первый пункт: его я сам себе не говорил, мне не хотелось никогда о нем думать, тем более говорить вам, т. к. я боялся, что вы будете сердиться на Юлю. Но теперь я этого не думаю. “Что ты, Лелечек, мы еще более полюбим ее за это”, – напишешь ты, мама. Да?
Ну, запас моих мыслей истощился, не очень-то их много у меня. Поэтому пока крепко целую вас.
Ваш А. Т.».
Первая женитьба
Венчание Алексея Николаевича Толстого и Юлии Васильевны Рожанской состоялось не весною (как написал Алексей родителям), а чуть позже – 3 июня 1902 года – в церкви села Тургенево Ставропольского уезда Самарской губернии, в родовом имении М. Б. Тургенева, дяди А. Л. Толстой.
Первое любовное чувство Алексея потрясло не только его, но и родителей, особенно Александру Леонтьевну. Она болезненно переживала отчуждение, появившееся у сына вследствие его влюбленности, но Алексею своего негативного отношения к его избраннице не показывала. Более откровенной была с сестрой Марией, 8 января 1901 года написала ей:
«Есть теперь у нас темное пятно – это отношения наши к Леле. Он подпал под неблагоприятное для нас влияние, которое отстраняет его от нас, а влияние очень сильное. В нем самом идет какая-то смутная работа мысли и чувства. Что из этого выйдет? Бог знает, но мы с трепетом следим за ним».
Александре Леонтьевне не нравилось то, что Юлия была на полтора года старше Алексея, и то, что у нее был очень узкий круг интересов. Но, помня историю своего замужества, мать не старалась помешать свадьбе сына. Да и откладывать бракосочетание было нельзя – невеста ждала ребенка. Он родился 19 января 1903 года. Мальчика назвали Юрием. Для родителей-студентов ребенок был обузой, и они вскоре отвезли его в Самару – на попечение отца и матери Юлии.
Юрий, сын А. Н. Толстого
6 мая 1903 года беспечный отец писал родителям из Петербурга:
«Милые мама и папа!
Это верно, что мы делаем свинство, и потому даже не оправдываюсь. Время у нас самое горячейшее, экзамены с одного щелчка, можно сказать, сдаем. Осталось у нас по 4 штуки, так что я кончу 23, а Юлия – 27; 28 мы выедем на Рыбинск и 2 июня утром будем в Самаре. Поздненько – это верно, но ничего не поделаешь, ибо очень растянулись сроки…
Вот ведь какой я свинья, после письма о Чехове я хотел написать в следующую субботу о Горьком. Но отложил, после. Воскресенье пошел на Чеховское утро. А после Утра хронически откладывал до сего 6 мая. А Чеховское утро было очень симпатичное утро: артисты Станиславского читали по акту из “Дяди Вани”, “Чайки” и “3 сестер”. И признаюсь, что даже в чтении “3 сестры” мне понравились больше, чем “Дядя Ваня” и, конечно, чем Александринская “Чайка”.
<…>
Знаешь, мама, ты, наверное, сердишься за мои письма: в них, мол, ничего, кроме общих фраз да описания пьес, не встретишь. Но дело в том, что жизнь идет так разнообразно и оригинально, что при такой редкой переписке ничего писать не хочется. Всё думаешь: вот скоро приеду, лучше расскажу. А писать чаще буду на будущий год, ей-Богу…
Ну-с, а пока передай наше родительское благословение дофину, и передай ему еще, чтобы он вел себя поприличнее, иначе, как сказал пророк Илья, “гнев родительский – гнев божий”…
А затем целуем вас, всяческих пожеланий.
Ваши дети».