– В какой-то степени ты прав. Стать ненужным никому, включая собственного бога… Для этого нужно сделать что-то из ряда вон. Только ты заблуждаешься, считая жестокость главным критерием отбора. Многим богам в вашем, человеческом пантеоне жестокость не претила. Если бы не хотели допустить, могли бы поставить запрет на её проявление? Сразу, в скрижалях, определяющих замысел божий. Ведь по образу и подобию, ты помнишь? По образу и подобию!
– Но что тогда?..
– Подумай сам, что может быть страшнее всего для создателя мира? Не для обитателей, которые только продукт создания, а для автора грандиозного эксперимента?
– Ну… Не знаю… Может, гибель всех обитателей?
– Не то, опять же не то! Ты мыслишь другими категориями! Представь, к примеру, такой мир, где цель эксперимента – проверить, насколько быстро вымрут обитатели. Ну думай, думай!
– А если они вдруг не вымрут?…
– Ну! Ты в шаге от истины!
– Получается… Самое страшное, если творения нарушат правила эксперимента?
– В точку! Промысел божий, слышал про такое? Никому не дано понять замысел его, но все должны ему следовать! А кто не будет следовать…
– Тот будет отвергнут и проклят.
– Ну наконец-то.
– Но это же не объяснение?
– Почему же?
– Как понять, следуешь ты замыслу или нет? Какой путь ведёт к проклятию, а какой к богу?
– И вот тут мы подходим к самой сути. Слышал ли ты когда-нибудь фразу «Благими намерениями вымощена дорога в ад»? Пытался ли осознать, почему в стольких языках есть такие похожие афоризмы?
– Чтобы навлечь проклятие, надо совершать благие дела?
– Тьфу, дурак. Надо осознать несправедливость бытия, понять суть высшего замысла и действовать наперекор. Исходя из собственных устремлений или из блага для всего мира – не важно. Действовать так, как ты понимаешь, а не как было задумано.
– Тогда выходит, что Стикс должен быть заселён…
– В большинстве своем адекватными существами. Но особенными. Теми, кто нее согласен с правилами, не желает в них укладываться. А главное, мешает это делать другим.
– Философы? Подвижники?
– Ну-ну-ну, ты ещё скажи – праведники. Я же говорил «нарушает правила», а не «подстраиваются». Мораль и гуманизм никогда жителей Стикса не отличали, можешь не обольщаться.
Алька надолго задумался. Потом вспомнил.
– А Люцифер?
– Ой-ой, вот это моя самая любимая песня от вида Homo sapiens.
Азраил устроился поудобнее, подперев голову рукой.
– Ну давай, расскажи мне! Что там Люцифер?
– Он родом из Стикса?
Азраил ожидал чего-то другого, даже хмыкнул разочарованно.
– Как тебе сказать… Скорее нет, чем да. Стикс может только принять в свои воды, но не может быть родиной никому и ничему. Люцифер довольно известен в Стиксе, частенько появляется, но не живёт в его течении постоянно. Отсиживается в одном негостеприимном месте, где его никто не тревожит.
– Ну так и что, он тоже на твой взгляд… Адекватный и понимающий?
– Как ты мощно сгладил! Обычно здесь следуют рассказы о съеденных живьём младенцах, замученных праведниках, а также обвинения и проклятия.
– Я уже понял, что у нас с тобой сильно разнятся оценки и суждения.
– Но ты всё равно спрашиваешь? Похвально. Тогда я намекну на два важных момента, а там думай сам. Во-первых, Люцифер происходит из высших. И потому его попытка выйти из рамок, противодействие богу – это невероятно редкое по масштабу событие. Даже для Стикса.
– Значит, людские книги не врут?
– Скажем так, они верно улавливают суть драмы. Но ты же понимаешь, эти книги писали люди, оставшиеся в лоне верности своему богу. Они не могли сохранять беспристрастность. Разумеется, история была очень сильно приукрашена в ущерб одному и в угоду другому.
– Не так страшен чёрт?…
– Вот не надо на эту тему, а? Особенно, если ты не видел никогда настоящего чёрта и не представляешь, насколько он может быть страшен.
* * *
Уходили они в спешке.
Азраил разбудил Альку грубо и немилосердно, пнув ногой под зад и буркнув: «Вставай! Собирайся быстро!» Собирать было нечего, а торопиться некуда, поэтому Алька ответил грубой бранью. Но уже уловил носом тонкий запах гари, уже услышал гул множества голосов. Проснулся и рывком сел.
За дальним краем ямы метались огни и тени. Пока Алька соображал, что происходит, на дно с хрустом полетели большие охапки хвороста, тканевые тюки и вязанки веток.
– Они что, собрались нас сжечь?
– Не думаю. Рудокопы знают, что я рождён в огне. Они уже как-то раз пробовали, горько пожалели.
– Почему же тогда осмелели?
– Потому что это не наши знакомые поселенцы. Я вижу там солдат в тяжелых панцирях. У них пятиметровые пики, осадные баллисты, а ещё арбалеты из пружинной стали с механическим взводом. Это даже не регулярная армия! Это лучшие штурмовики наместника.
– Ты не справишься с ними?
– Без крыльев? Нет. В таком виде я способен только пугать пьяных крестьян, против пудового стального гарпуна моя шкура не устоит.
Тем временем приготовления наверху закончились. Несколько громыхающих латами солдат подбежали к краю ямы и бросили вниз факелы. В местах их падения к потолку пещеры взлетали снопы искр. Хворост быстро занялся огнём.
– Ну вот, а ты говоришь…
– Подожди. Нас нельзя сжечь на таком расстоянии, если дров так мало. Здесь что-то другое.