Бородач заржал во все горло.
В это время одна из хлопотавших над Огняшей девушек, убедившись, что от нее больше ничего не требуется, отделилась от группы и направилась в сторону здания турбазы. Это была эффектная шатенка, выглядящая взрослее всех остальных «детей природы». Дойдя до центра площадки, она остановилась и воздела руки к небу, привлекая всеобщее внимание, а затем сильным, громким голосом произнесла:
– Дети мои!
Все разом замолчали и, повернувшись в ее сторону, в один голос ответили:
– «Да, королева!»
– Дети мои, – повторила та, – в нашей дружной семье произошло ужасное происшествие, о котором я обязана сообщить в полицию. Поэтому до прибытия наряда никто никуда не расходится. Да поможет нам природа.
Она повернулась к жгучему брюнету с ястребиным профилем, что следовал за ней по пятам, и положила руку ему на плечо:
– Жуаник, а ты пока проследи за ними, хорошо?
Брюнет молча кивнул и оставил свою королеву. Она проследила глазами, как он ловко взобрался на сохранившуюся возле бывшей баскетбольной площадки судейскую вышку и, как ястреб, оглядел округу, после чего быстрым шагом направилась к административному зданию и скрылась в темном дверном проеме.
Глава 7
Участковый уполномоченный по Предгорному району старший лейтенант Всеволод Вячеславович Залихвацкий был не в духе. Сегодня его раздражало буквально все: и головная боль от похмелья после вчерашней пьянки у самогонщицы Вертихвостовой, и невыносимая духота, царившая в его кабинете даже несмотря на шумно работающий вентилятор с погнутыми металлическими лопастями, и его кабинет, занимающий тесное помещение в здании железнодорожной станции, да и сама работа, незаметно превратившаяся из «золотой жилы» в тяжкое добывание средств к существованию… и даже муха, влетевшая в распахнутое настежь окно и устроившая пикировку над его головой, раздражала Залихвацкого до чертиков. Однако больше всего его раздражал телефон, звонящий вот уже трижды с короткими интервалами.
– Ну нет меня на месте! – не выдержав, воскликнул Залихвацкий, глядя на телефон. – Какого черта, спрашивается, без конца трезвонить?
Он поморщился от усилившейся головной боли и помассировал висок. Телефон так и продолжал меланхолично названивать: «Дз-з-з-з-знь. Дз-з-з-з-знь. Дз-з-з-з-знь…»
Залихвацкий нервно снял трубку и бросил в нее:
– Минуту.
Отложив трубку на стол, он достал из верхнего ящика початый блистер анальгина и выдавил из него на ладонь две таблетки. Закинув их в рот и пережевав, он поморщился от горького вкуса, после чего вновь взял трубку. Даже на расстоянии Залихвацкий все это время отчетливо слышал в ней взволнованный женский голос.
– Старший лейтенант Залихвацкий. Слушаю вас, – прервал он нескончаемую тираду.
– Я уже все сказала… – недоуменно ответила женщина.
– Кто – я?
– Мое имя Ева, но я предпочитаю, чтобы ко мне обращались королева. Надеюсь, теперь ты меня вспомнил?
– Разумеется, – коротко ответил Залихвацкий.
Телефонный разговор начинал его заинтересовывать. Залихвацкий потянулся к письменному прибору за карандашом и бумагой:
– Что там у вас стряслось? Опять Ляпин активизировался, что ли?
– Нет, Сев, на этот раз у нас настоящее чэпэ. Кто-то неизвестный совершил зверское нападение на одну из девочек. Представь, он изуродовал ей лицо. Боже, нам только маньяка не хватало…
Дальше из трубки полился целый поток восклицаний, и Залихвацкий непроизвольно отстранил ее от уха и положил на стол. Он извлек из письменного прибора ярко-желтый квадратный листок бумаги с клеящимся краем и неразборчиво нацарапал на нем сточенным карандашом короткую записку: «Уехал на вызов».
Динамик в трубке так и продолжал звенеть от возбужденного голоса королевы, когда Залихвацкий снова поднес трубку к уху и коротко сказал:
– Буду через пятнадцать минут.
Он бережно опустил трубку на рычажки телефона, размышляя: «Неужели и впрямь на турбазе объявился маньяк? Да нет, наверняка впечатлительная королева сгущает краски. Просто очередная "хулиганка". Ничего, разберемся», – с этими мыслями Залихвацкий поднялся из-за стола, надел на голову форменную фуражку и вышел за дверь, не забыв наклеить на нее записку.
В просторном зале ожидания железнодорожной станции было малолюдно: родители с ребенком, по виду курортники, собравшиеся в Акваторск, к морю, молодая парочка у кофейного автомата, старушка у стойки «Союзпечати». Залихвацкий подошел к кассовому окошку, за которым сидела круглолицая молодая женщина и строила ему глазки.
– Слушай, Раис, ты ничего не слышала, нудисты ночью не шумели? – спросил он.
– Так я же сегодня в ночную смену, – ответила та и обидчиво добавила: – А ты меня бросил…
– Ах да… – рассеянно ответил он. – Прости. Ты понимаешь, у кореша днюха была, всю ночь пробухали. Теперь еще этот вызов так ни к стати.
– А что там такое?
– Да черт его знает. Походу, кому-то вздумалось пошалить по-крупному. Ну ладно, я на турбазу. Если будут искать, переводи туда, окей?
– С тебя магарыч.
– Разумеется, киска, разумеется…
Залихвацкий пресек прохладный и гулкий зал ожидания и вышел за дверь в уличный летний зной.
Глава 8
Как и было приказано королевой, на спортплощадке турбазы никто никуда не расходился, а насмешливая блондинка так и продолжала потешаться над двумя подружками-простушками. Она в очередной раз искоса глянула на бородача, оценивая его реакцию на свое представление. Тот покатывался от смеха. Естественно, ей захотелось усилить эффект, чтобы ее новый бой-френд наконец понял, какая она необыкновенно смышленая, веселая и, разумеется, сногсшибательно красивая девушка и перестал бы заигрывать со всеми подряд.
– Ладно, девочки, это все шутки, а если серьезно, то мне совсем не нравится история с Огняшей, – резюмировала блондинка. – Чувствую, что-то недоброе происходит в этих местах, как будто само зло пробудилось. Древнее зло, проклятие этих мест.
Она подняла лицо к небу, приставив ко лбу ладонь козырьком:
– Видите, как низко летают стрижи и кричат все время… кричат, кричат, кричат… будто накликивают беду на наши головы?
– Тьфу-тьфу-тьфу! – трижды поплевала через плечо впечатлительная Памп. – Скажешь тоже. Это они от голода орут. Им жрать нечего, обезумели совсем, а нам кажется, что они песенки поют.
Блондинка пренебрежительно сморщила носик:
– Девочки, а вы вообще откуда?
– Из Агрополиса, – не без достоинства, ответила Памп.
– Пф! Сами из деревни, а народных примет не знаете. Стрижи – это уникальные птицы, они чувствуют зло и предупреждают людей о грозящей опасности. Книжки нужно читать, а не трень-брень по репетициям.
– Агрополис не деревня, а краевая столица, – обидчиво буркнула Памп.
Заметив, каким пренебрежительным взглядом эффектная блондинка одарила ее подружку, Шва поспешила согласиться с ней, чтобы не выглядеть в ее глазах такой же темной деревенщиной:
– Верно, Мэрилин, есть такая примета. И вообще, глупо не верить в народные приметы, народ ведь просто так придумывать не станет. А еще я снам верю. Вот, к примеру, этой ночью мне такая жуть приснилась: как будто мы с тобой, Памп, идем, значит, по лесу, вроде как нашему, а вроде бы нет, не поймешь. Кругом сумрачно, но не вечер, в воздухе ни ветерка, а листва на деревьях трепещет, только беззвучно, и тихо так, будто все живое вымерло… Бр-р, жуть! И вот мы идем, значит, по едва заметной тропинке, держимся за руки, как обычно, и ты мне говоришь: «Шваброчка, я совсем потеряла голову от тебя. А ты?» Я поворачиваюсь к тебе, гляжу, а у тебя и правда вместо головы тыква с горящими глазами и страшным оскалом, а твоя отрубленная голова катится за нами следом. И ты мне этой самой отрубленной головой жалобно так говоришь: «Шваброчка, отрежь себе голову, и покатились вместе со мной…»