По поручению редакции

Моя решимость поскорее сбежать соперничала с энергией Везувия взорваться… Соперничала, но, к сожалению, проигрывала. В какой-то момент она все-таки нашла выход, но как-то криво – с прытью голодного льва я накинулся на мясную закуску. Роза Аркадьевна, довольно хрюкнув, улыбнулась и набулькала две стопочки водки…

Глава 3

Я очнулся в холодном и мрачном помещении. «Я в тюрьме, – пугающая мысль внезапно развеяла туман в голове. – Это все из-за моего расследования». Картина вырисовывалась не очень красивая: «Фээсбэшники схватили меня тепленького… Значит, Роза – их агентесса», – буйное воображение безжалостно запугивало и нагоняло панический страх.

По спине пробежал холодок. Чтобы не сойти с ума, надо было срочно взять себя в руки. «Может, в этой камере есть еще узники? Когда человек не один, ему не так страшно, – подумал я и огляделся. – Что-то на тюрьму не очень-то похоже…» – блеснул лучик надежды.

Слева высился стеллаж со всевозможными склянками, банками и бутылками, а все пространство справа было хаотично заставлено коробками и упаковками разного размера и конфигурации. «Похоже, я все еще в универсаме», – на душе немного полегчало.

Я лежал на полу подсобного помещения… без брюк… и ликовал: «И все-таки я от нее сбежал! Конечно, сбежал, иначе нежился бы сейчас на мягком диване… Жаль только, пришлось пожертвовать брюками…» – чисто механически восстанавливал я ход событий.

И тут в голове как огнем полыхнуло: «Мой блокнот! Мой репортаж!»

Я перевернулся на живот, так как совершенно не чувствовал в себе устойчивости, и начал судорожно шарить руками вокруг себя. Скудный желтый свет ясно давал понять, что о покупателях в универсаме заботились лучше, чем о складских работниках. Исследуя в потемках пол, я находил самые загадочные предметы, но все не то: небольшой записной книжки с рецептом пиццы «Мазель» – рецепт и название которой я разработал сам, когда работал в ресторане – на первой странице и нескольких заметок, сделанных сегодня в алкогольном отделе, нигде не было. А раз так, то надо было скорее выбираться отсюда. Интуитивно выбрав направление к выходу, я резко вскочил на ноги – меня шатнуло, и следующим звеном в порочной цепи невыносимых страданий – как физических, так и душевных – стал сильный удар плечом о стойку стеллажа.

От страшного столкновения стеллаж качнулся, и на меня опрокинулась пластиковая емкость, окатив всего желтой вязкой массой. В ужасе я метнулся в сторону, споткнулся обо что-то лежащее на полу и кубарем полетел в угол. Приземление оказалось на удивление удачным – я протаранил гору каких-то круглых, упругих рулончиков, которые образовали мягкую подушку снизу и подобие кургана сверху меня.

Вновь очутившись на полу, я стал интенсивно бороться за жизнь, спасаясь от несвоевременного погребения. К несчастью, оказалось, что та жидкость, которая вылилась на меня из банки, имела неприятную липкую консистенцию.

«Мед», – мимоходом определил я, распробовав ее сладкий вкус.

А так как я был покрыт им от ушей до пят, а от интенсивных физических действий целостность упаковки загадочных рулончиков стала нарушаться, то в скором времени я почувствовал, что с каждым движением облепляюсь каким-то покрытием. И чем отчаяннее я барахтался, имитируя ногами и руками плавательный стиль «кроль на спине», тем все больше разматывались рулоны, а тело все больше и больше обматывалось…

Изможденный, я резко остановился. Наверное, сейчас со стороны я напоминал грустную осеннюю муху в сетях паука.

«Стоп! – сам себе думаю. – Так никуда не годится: ничего не меняется, а становится только хуже. Надо прекратить панику».

Я принял трезвое решение, что в моем состоянии уже было прорывом: просто попытаться встать на ноги. Задача была не из легких. С минуту-другую полежав без движения, я перевел дыхание, снова глубоко вздохнул и пошевелился. Несмотря на слабость в членах и боль в плече, все получалось: сначала я перевернулся на живот и встал на четвереньки, потом поймал устойчивое положение сидя на корточках и медленно, опираясь о стену, потеряв-таки равновесие, начал подъем. Осваиваясь со своим новым телом – трепещущим, пульсирующим и неустойчивым, – я почувствовал некоторую скованность и что-то еще…

«Как-то это странно, – сравнивал я свои ощущения. – Если до несчастного случая со стеллажом мне было зябко без брюк, то теперь я совсем не чувствую холода».

С некоторой опаской я начал ощупывать себя… Все тело было плотно покрыто мягким слоем, как будто чем-то обмотано, а отовсюду свисали узкие, длинные лохмотья. Причем я совершенно ничего не видел. Оказалось, голова тоже была «упакована». Определив пальцами место расположения глаз, я надавил и – материал поддался. Слава Асклепию, зрение вернулось, но вместе с ним пришел и ужас от увиденного: как оказалось, я был с ног до головы обмотан туалетной бумагой.

«Ладно, все лучше, чем без штанов. К тому же теперь не так холодно, – успокоил я себя и принялся разрабатывать дальнейшую спасательную операцию: – Только бы поскорее выбраться отсюда».

Скорректировав с учетом прошлого промаха курс в направлении выхода, я, широко раскинув руки и тяжело ступая, осторожно двинулся к двери – прочь из этого изуверского каземата…

– Смотрите, мумия! – послышался истеричный контральто, когда тьму бесконечных темных коридоров «подземелья» наконец-то сменил ослепляющий люминесцентный свет.

От вопля похмельную голову пронзила острая боль, и я, издавая не то хрип, не то рык, обхватил голову руками и, шатаясь, пошел на голос. Достигнув источника резкого звука – к моему удивлению, им оказалась тощая тетка в круглых очках, всем своим обликом смахивающая на воблу, – я попросил не орать так громко… Однако вопль усилился. На самом деле, ничего странного в этом не было: плотно приклеившаяся бумага не позволяла моей речи раздаваться членораздельно – вместо слов выходило пугающее мычание: «Уауа, эеаеэ уаа». Это была ошибка: вернув себе зрение, я не подумал об остальных возможностях организма.

Теперь предстояло незамедлительно преодолеть языковой барьер, и я левой рукой обхватил снизу подбородок, а пальцами правой зацепился за нос и начал тянуть вниз и верх соответственно, пытаясь таким образом проделать брешь и освободить свой речевой аппарат…

Речевой аппарат тем временем неподконтрольно издавал протяжный звук усилия:

– Уы-ы-ыа-а-а-а…

Вобла не выдержала – прежде чем я смог бы обрести возможность объясняться словами, а не мычанием и жестами и успокоить ее, она рухнула без чувств прямо у моих ног.

«Первая жертва мумии», – пронеслось в голове, наподобие заголовка экстренных новостей.

Желая проверить пульс «жертвы», в надежде, что она все же жива, я потянулся своими ужасными руками к воблиной шее. Видимо, мысль о жертве посетила не меня одного. Боковым зрением я заметил, как ко мне слева стал подкрадываться охранник универсама – громадный амбал в черной униформе. Забыв, что мне так и не удалось вернуть себе вербальное средство коммуникации, я резко развернулся в его сторону и стал возбужденно объяснять, что со мной произошло в подсобке, дублируя рассказ жестами, то есть показывая все это руками, ногами и, когда того требовалось, всем телом.

На минуту секьюрити застыл, возможно, приняв мою пантомиму за открытое проявление агрессии. Его замешательства, однако, мне хватило, чтобы самому осознать всю уязвимость моего собственного положения – громила был вдвое крупнее меня.

С возгласом: «Уаыэ-э-э», что означало, «Помогите», я бросился от него к мясному отделу, где собралась многочисленная толпа зрителей этой невероятной фантасмагории.

Поскольку находясь в толпе, каждому по отдельности не так страшно, то это собрание проявляло завидную устойчивость на одном месте в течение всего действа. Там и я искал себе убежище. Спасаясь, я бросился в самый центр толпы и – промахнулся. Точнее, пострадал еще больше, поскольку толпа с визгом и стремительностью ядерного взрыва расщепилась на человеческие атомы, и я врезался в низкий прилавок-аквариум, наполненный водой и живой рыбой. Перелетев через край, я оказался в обществе зеркальных карпов. На зависть карпам, продемонстрировав им уже отработанный на полу подсобки «кроль на спине», я кое-как выкарабкался из ловушки. От воды туалетная бумага размокла и стала шматками отваливаться с моих худых ног и шлепаться на пол. Все с изумлением смотрели на фантастическое превращение: оказывается, под «саваном» мумии скрывался полуголый маньяк.

Мумию больше никто не боялся и не убегал от нее. С одной стороны, это хорошо, но теперь все боялись маньяка, которым был я, и это было очень плохо… Создавшееся положение надо было срочно исправлять. И я, все еще не отдышавшись, сбивчиво, охрипшим, срывающимся голосом обратился к людям – хотел поскорее им все объяснить, может, даже получить сочувствие:

– Я сейчас вам… вам всем… Я вам все… Слушайте…

Не дожидаясь конца исповеди и не используя возможности переговоров, посетители универсама хором решили мою судьбу, проявляя редкое для людских собраний единодушие:

– Ловите маньяка!

Не мешкая, пока они от слов не перешли к делу, я дернул что было сил в такой знакомый алкогольный отдел. Мой рывок был воспринят как команда для старта, и – все бросились в погоню. Когда я подбежал к первому же стеллажу – им оказался пивной, – то уже привычно резко толкнул его здоровым плечом – сверху одна за другой посыпались бутылки. Они падали и, подобно гранатам, взрывались за спиной. Преследователи хоть и уворачивались, как бывалые вояки во время артподготовки, но все же немного подотстали.

Совершив полный круг, я обернулся, чтобы оценить обстановку… и обреченно замер на месте – мой маневр привел всех на исходные позиции. Путь к выходу по-прежнему преграждала очухавшаяся вобла, и она уже выглядела небезопасно. Охранник все уверенней теснил слева, а весь правый фланг был безнадежно отрезан многочисленной толпой, вновь собравшейся в единый организм. Лишь позади меня, как и прежде, оставался свободным темный портал в лабиринт коридоров и подсобных помещений, где все и началось, породив цепь ужасных событий. Где-то там, во мраке бесконечных складов, цехов и подсобок, меня поджидала возбужденная Роза Аркадьевна…

У меня было только два пути… только два…

Глава 4

К концу рабочей недели, в пятницу утром, весь помятый, осунувшийся, с кругами под глазами, изнуренный и абсолютно опустошенный морально, да к тому же еще и благоухающий невыветриваемой «Самсарой», я вернулся в редакцию. Свое первое расследование антиалкогольной госполитики я все-таки написал и отправил по электронке в редакцию еще вчера вечером, после того, как днем был выпущен из офиса Розы с необъятным полиэтиленовым пакетом, доверху набитым ее щедрыми дарами – просроченным пивом да вяленым лещиком, худосочным и без икры.

Помимо этой «взятки», я всерьез рассчитывал, компенсируя моральный вред, причиненный мне на редакционном задании в универсаме, получить хороший гонорар, почет, славу… Но, как оказалось, вместо вознаграждения и признания меня ждала неприятная новость – увольнение. Понятное дело, я смягчаю. Неприятностью это не назовешь – это была настоящая трагедия, катастрофа, крах надежд и навсегда загубленная карьера молодого, подающего надежды журналиста.

Не успел я зайти в редакцию, где сегодня было непривычно тихо и каждый сидел на своем месте, понуро таращась в монитор, ко мне сразу же подскочила бухгалтерша-кадровичка, схватила за локоть и потащила к двери с табличкой «Офис». Я уже не сопротивлялся… я знал: будет только хуже, а итог все равно один. С кислой физиономией я послушно поплелся за ней.

Когда мы вошли в ее кабинет, бухгалтерша отпустила мою руку, молча обошла стол, кряхтя села, порылась в ящике стола, достала что-то оттуда и, чуть склонив голову набок, укоризненно уставилась на меня. Достаточно изучив каждую пору на моем лице, каждое пятнышко на одежде, она покачала головой, глубоко вдохнула и выдохнула:

– Нда…

«Ну вот опять…» – подумал я и обреченно потянулся к пряжке ремня.

Продолжая буравить меня взглядом, одновременно морща нос, выпячивая нижнюю губу и вытягивая физиономию, бухгалтерша протянула мне трудовую книжку. Затем снова шумно втянула носом в отвислые груди добрый кубометр воздуха и, с паровозным шипением, выдохнула его обратно:

– Нда-а-а…

Вторично совершив газообмен, бухгалтерша тяжело поднялась, красноречивым жестом проводила меня к выходу и, ткнув пальцем в спину, выставила за дверь, напутствуя громким хлопком. Не понимаю почему, но никаких объяснений, не говоря уже о гонораре, я так и не получил, кроме вздохов и странных взглядов. И Шефа я, кстати, почему-то так и не увидел.

«Наверное, похмелье», – догадался я.

Тяжелые мысли угнетали, и я спустился в буквальном смысле ниже некуда – случайно нажал в лифте на кнопку подвала… и бездумно вышел. Лифт ушел… а мне пришлось пешком подниматься в холл. Не успев стать привычным, психоделический узор из черных и белых плиток на ступенях лестницы невыносимо раздражал и без того истощенную за трехдневное заточение в офисе директора универсама нервную систему. Массивная дверь гостиницы «Континенталь» сочувственно скрипнула напоследок и, подпружиненная, придала мне под зад ускорение.

Я мгновенно очутился в весне моего счастливого, беззаботного детства: воздух был наполнен звонким щебетом птичек, согрет солнечным светом и напоен пьянящей свежестью раннего майского утра – разительный контраст с прокуренной и пропитанной тошнотворными алкогольными парами вперемешку с приторным парфюмом атмосферой взрослой жизни. Голова мгновенно закружилась, и я, ослабший в коленях, присел на ступеньку перед входом.