Психология надежды. Оптимизм и пессимизм

Мечта – особый вид воображения, заветное желание, исполнение которого часто сулит счастье. Это могут быть просто желания, по каким-то причинам не выполненные в момент их возникновения, но человек все же желает, чтобы они воплотились в реальность, то есть надеется. Объединяет действенные мечты и надежды то, что они направлены в будущее, которое еще не наступило.

Точка зрения

Мечты и надежды – это одни из самых опасных вещей в жизни. Дело в том, что большинство из них никогда не сбудутся, и чем больше надежда – тем сильнее будет разочарование, которое, в свою очередь, станет причиной болезней, так как болезни являются следствием разочарований. Находясь в своих мечтах, а часто даже не в своих, а в чужих, человек находится нигде.

Вот почему я все время учу тому, чтобы «убить» в себе надежду и мечту, ибо ничего, кроме проблем, от этого не будет. Нет надежды – нет и разочарования.

Сам факт того, что человек живет в мечтах, говорит о том, что он не справляется с обстоятельствами, и вместо того, чтобы заниматься своей жизнью, он «уходит» в мир надежд, то есть в никуда. Это особенно неразумно, так как человек тратит на грезы реальное время своей жизни.

    По материалам Интернета

Особым видом мечтаний являются грезы, то есть мечты, которые в реальности не могут быть осуществимы. Люди грезят о чем-то приятном, радостном, заманчивом. Но как бы ни были ярки эти грезы, они не могут заслонить реальной жизни. Чаще всего грезы проявляются у детей и подростков, хотя могут быть и у взрослых. Вспомним, например, Бальзаминова из «Женитьбы» А. Н. Островского или Манилова из повести Н. В. Гоголя «Мертвые души», который пользовался бесплодной мечтательностью как завесой от необходимости что-то делать: вот он вошел в комнату, сел на стул и предался размышлению; незаметно мысли занесли его бог знает куда: «Он думал о благополучии дружеской жизни, о том, как бы хорошо было жить с другом на берегу какой-нибудь реки, потом через реку начал строиться у него мост, потом огромнейший дом с таким высоким бельведером, что можно оттуда видеть даже Москву, и там пить вечером чай на открытом воздухе и рассуждать о каких-нибудь приятных предметах».

Часто к грезам относятся отрицательно как к пустой, бесплодной необоснованной мечтательности, расслабляющей человека, заменяющей ему жизнь в реальном мире жизнью в воображении, отрывающей его от созидательной деятельности. Однако в детском, подростковом и юношеском возрасте фантазии-грезы являются элементом духовной жизни развивающейся личности. Почти каждый человек проходит в своей жизни стадию наивного мечтательства.

3.2. Надежда и вера

Категория «надежда» тесно взаимосвязана с другой, не менее важной категорией – «верой». По Э. Фромму, надежда – это настроение, сопровождающее веру. Веру нельзя иметь без надежды, а у надежды нет иного основания, кроме веры. Вера – это не слабая форма убежденности или знания; вера – это отсутствие сомнения в реальной возможности недоказанного, творческое воображение. Верить – значит быть убежденным, что существует множество реальных возможностей и нужно вовремя их обнаружить.

В Словаре русского языка С. И. Ожегова «вера – это убежденность, уверенность в чем-либо». Вообще-то, по поводу понимания сущности веры как философского и психологического понятия можно написать не один трактат. Следует согласиться с А. Двойниным, что единого понимания этого феномена нет ни у философов, ни у психологов. Например, израильский философ Мартин Бубер (1995) постулирует двойственную природу феномена веры: как способ признания истинности чего-либо без достаточного основания и как отношение доверия также без достаточного для этого основания. Поэтому в любом варианте вера – это некритическое отношение к событиям, теориям, вымыслам, при котором они принимаются за достоверные и истинные без доказательства.

Вера есть знание смысла человеческой жизни, вследствие которого человек не уничтожает себя, а живет. Вера есть сила жизни. Если человек живет, то он во что-нибудь да верит. Если б он не верил, что для чего-нибудь надо жить, то он бы не жил. Вера есть понимание смысла жизни и признание вытекающих из этого понимания обязанностей.

    Л. Н. Толстой

Э. Фромм различает веру рациональную и веру иррациональную. Рациональная вера – это «видение настоящего, чреватого будущим», или умение усматривать суть явлений. Вера рациональна, когда она относится к знанию о реальном, но еще не рожденном; она основана на способности знания и понимания, проникая внутрь и видя суть. Вера, как и надежда, по Э. Фромму, – это не предсказание будущего; это «видение настоящего в состоянии беременности». Рациональная вера исходит из внутреннего активного бытия человека, которое выражено в мыслях и чувствах.

Существенным элементом иррациональной веры является ее пассивный характер; неважно, будет ли ее объектом идол, лидер или идеология. То есть иррациональная вера является предзаданной, в ней отсутствует элемент свободного выбора. Существенное различие между рациональной и иррациональной верой состоит в том, что рациональная вера является результатом внутренней активности человека в мышлении или чувствах, а иррациональная вера – это подчинение чему-то данному, внешнему, что человек принимает за истину независимо от того, так это или нет.

Вера достоверна по отношению к реальной возможности, но недостоверна как неоспоримая истина. В этом парадокс веры: это уверенность в том, что точно не известно, что имеет отношение к человеческому видению и пониманию, а не уверенность в том, что имеет отношение к реальному исходу.

В сфере человеческих отношений, пишет Э. Фромм, «верить» в другого человека означает быть уверенным в его стержне, то есть в том, что на него можно положиться и что его фундаментальные установки не изменятся. В том же самом смысле мы можем верить в себя, не в постоянство наших мнений, но в основную жизненную ориентацию, матрицу структуры нашего характера.

3.3. Надежда и оптимизм

Тесная статистическая связь между диспозиционной надеждой и оптимизмом, а также трудности теоретического анализа сущности их различий привели к появлению двух подходов. Одни исследователи полагают, что их следует рассматривать как два проявления единой «ориентации на будущее» (Bryant, Cvengros, 2004), другие же пытаются доказать относительную независимость оптимизма и надежды (Snyder, 2002). По Снайдеру, например, надежда, в отличие от оптимизма, выполняет функции восприятия путей для достижения положительного результата и уверенности в возможности использовать эти пути.

К. Муздыбаев (1999а) пишет, что «надежда и оптимизм интуитивно кажутся тесно взаимосвязанными, а иногда и чуть ли не синонимами. Однако это впечатление обманчиво. Имеются между ними существенные различия» (с. 25). То, что надежда – не синоним оптимизма, можно согласиться, а с отрицанием их связи – нет. Отсутствие синонимичности не исключает возможной связи между ними, что и показано в ряде исследований, в том числе и самим К. Муздыбаевым (1999б). Во-первых, по его данным, между оптимизмом и диспозиционной надеждой имеется высоко достоверная корреляция. Во-вторых, лица с высокой диспозиционной надеждой смотрят на свою жизнь более оптимистично, чем те, кто имеет низкий уровень диспозиционной надежды (табл. 3.1).

Таблица 3.1. Жизненные характеристики субъектов с разным уровнем диспозиционной надежды

Примечание: все различия, кроме параметра «Чувство усталости», статистически достоверны на уровне p 0,001.

Данные таблицы свидетельствуют о том, что субъекты с высоким уровнем диспозиционной надежды больше счастливы, довольны своей жизнью, у них более приподнятое настроение, они не чувствуют себя отвергнутыми.

Некоторые исследователи (Tiger, Seligman, Chapinsky, Stach) считают, что надежда – это особая форма оптимизма, его составляющая. Я бы сказал наоборот: оптимизм – это форма проявления надежды. Как бы то ни было, но наличие корреляций между выраженностью надежды и оптимизма не удивляет. По данным, приведенным Ф. Брайантом, корреляции между оптимизмом и надеждой обычно лежат в пределах 0,4–0,6. В эти границы укладываются и полученные в исследовании Т. Л. Крюковой и М. С. Замышляевой (2007) корреляции показателей диспозиционного оптимизма с результатами по Шкале диспозиционной надежды К. Снайдера.

Оптимизм и надежду объединяет то, что они связаны, как правило, с положительными ожиданиями по отношению к грядущим событиям. Однако различие состоит в том, что оптимизм может относиться как к настоящему, так и к прошлому и будущему времени, тогда как надежда связана только с будущим.

Надежда – это склонность души убеждать себя в том, что желание сбудется.

    Рене Декарт

Связь параметра надежды с оптимизмом была показана Ш. Сейти и М. Селигманом (Sethi, Seligman, 1993). Ученые с помощью Методики CAVE проанализировали материалы, которые слышат и читают представители различных религий, – проповеди, литургии. Анализировались фразы, которые содержали выражения каузального характера – такие, как «потому что», «так как» или «как результат того, что». Отрывки из разных документов были случайным образом перемешаны и розданы тренированным экспертам, незнакомым с источником материалов. Материалы оценивались с точки зрения интернальности, стабильности и глобальности анализировавшихся объяснений. Выявилось, что больший оптимизм, обнаруженный у представителей фундаменталистских религий, соотносится с большими надеждами, которые предлагают их религии.

Поэтому Дей (Day, 1991) имеет некоторые основания думать, что «оптимист – это тот, кто надеется, что произойдет лучшее из возможного, а пессимист – тот, кто боится, что все произойдет наихудшим образом из возможного. Оптимизм и пессимизм – крайние формы надежды и страха» (с. 68).

К. Муздыбаев для доказательства неправомерности отождествления надежды и оптимизма ссылается на ряд работ зарубежных авторов. Например, на утверждение Меннингера (Menninger, 1959), что оптимизм подразумевает некоторую дистанцию от реальности. Бывает, но не всегда. Залески (Zaleski, 1994) подчеркивает, что надежда больше связана с важностью события и личностной ценностью, хотя меньше основана на доказательстве. Но разве это не может быть отнесено и к оптимизму? Ведь можно безосновательно питать надежду на что-либо, важное для субъекта. Фитцджеральд (Fitzgerald, 1979) считает, что оптимизм является субъективным состоянием, а надежда выражает аттитюд к миру. Мне кажется, что все должно быть наоборот.

В этом смысле мне представляется, что более адекватное понимание различий между надеждой и оптимизмом дается в другой работе (Farran et al., 1995): надежда есть процесс переживания относительно достижения конкретного объекта, оптимизм же является общей положительной диспозицией, что все будет хорошо.

К. Муздыбаев ссылается и на Аверилла с соавторами (Averill et al., 1990), которые пишут, что надежда говорит нам о человеческой ценности, а оптимизм – об оценке личностью ситуации. По их мнению, человек может сказать: «Я очень пессимистичен, но, тем не менее, я надеюсь». Даже если это и так, то это вовсе не означает отсутствие связи между надеждой и оптимизмом—пессимизмом. Оптимизм – пессимизм характеризуют то, как человек надеется – не сомневаясь в успехе или же сомневаясь.

Наиболее сильным аргументом в пользу нетождественности надежды и оптимизма является понимание оптимизма как бодрого и жизнерадостного восприятия мира, как общего мироощущения, что все будет хорошо.[6 - Словарь современного русского литературного языка. М.: Изд-во АН СССР, 1959. Т. 8.] Оптимизм – это постоянная эмоциональная характеристика человека, окрашивающая переживание, связанное с ожиданием чего-то. Надежда связана с ожиданием наступления какого-то конкретного события или достижения конкретной цели. Она отражает вероятность достижения желаемого: чем больше вероятность, тем сильнее надежда. У оптимистов эта вероятность высокая, у пессимистов – низкая.

Таким образом, надежда и оптимизм – понятия хотя и не тождественные, но не отделимые друг от друга, как неотделимы друг от друга платье и его фасон.

Глава 4

Безнадежность как психологический феномен

4.1. Крах надежды[7 - Данный параграф является кратким изложением фрагмента главы 2 книги М. Селигмана.]

Почти у каждого в тот или иной момент его жизни надежда не осуществлялась, а иногда терпела полный крах. М. Селигман считает, что, пожалуй, это даже хорошо. Ведь без разочарования надежда не сможет стать твердой и неиссякаемой, а человек не сможет избежать опасности превратиться в мечтателя-оптимиста. Но порой надежда разбивается, и человек никогда не обретет ее снова.

Реакция на крушение надежды может быть разной. Многие настраивают себя на обычный оптимизм, надеясь на лучшее и не давая себе труда признать, что может случиться не только хорошее, но и самое плохое. Они сводят свои требования к тому, что могут получить, и даже не мечтают о том, чего, как им кажется, достичь не могут. Они никогда не испытывают чувства безнадежности, потому что никто, как им кажется, его не испытывает. Они являют собой образец особого покорного оптимизма, который мы наблюдаем у многих членов современного западного общества. При этом оптимизм обычно осознается, а покорность нет.

Другим последствием крушения надежды является «ожесточение сердца». Имеется множество людей – от малолетних преступников до грубых, но вполне успешных взрослых, – которые в какой-то момент своей жизни поняли, что больше не могут выносить обиды. Некоторые из них решили, что с них довольно; больше никто никогда не сможет причинить им боль, это они будут ранить других. Утратив сострадание и сопереживание, они ни с кем не вступают в контакт – и с ними никто не желает общаться. Поэтому такие люди могут жаловаться на то, что им не везет с друзьями или что никто их не любит, но это не невезение, это их выбор. Их победа в жизни заключается в том, что им никто не нужен. Они гордятся своей неуязвимостью и получают удовольствие от того, что ранят других. Большинство этих людей до конца дней остаются холодными как лед и, следовательно, несчастными. Бывает, правда, что они встречают человека, во внимание или интерес которого они поверят, и тогда они «оттаивают», и надежда снова пробуждается в них.

Еще более драматическим результатом несбывшихся надежд является деструктивное поведение и насилие. Именно потому, что человек не может жить без надежды, тот, чья надежда была полностью разрушена, ненавидит жизнь, хочет ее разрушить, что легко выполнимо. Он хочет отомстить за свою непрожитую жизнь и делает это, обращаясь к полной деструктивности, при том, что ему неважно, что он разрушает – других или самого себя.

Обычно деструктивная реакция на крушение надежды наблюдается у тех, кто по социальным или экономическим причинам исключен из благоустроенной жизни большинства людей, кому некуда двигаться социально или экономически. На фоне экономической фрустрации у них возникает ощущение безнадежности ситуации, связанной с постоянно невыполняющимися обещаниями. Они видят реальность надежды и в то же время осознают, что обстоятельства делают ее осуществление невозможным. С точки зрения психологии деструктивное поведение является альтернативой надежды.

4.2. Безнадежность и отчаяние

«Безнадежность есть утверждение безвыходности ситуации, убежденность в невозможности реализации желаний, отказ от каких-либо ожиданий чего-то позитивного в будущем» (К. Муздыбаев, 1999а; с. 24). Она сопровождается чувством отчаяния, отражающего тщетность предпринимаемых попыток осуществить задуманное. Синонимами безнадежности являются безысходность, безвыходность.

А. Блок прекрасно передал состояние безысходности в одном из своих стихотворений:

Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века —
Все будет так. Исхода нет.

Умрешь – начнешь опять сначала,
И повторится все, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.