А.П. Керн. Примечание к письмам Пушкина, опубликованным в «Русской старине». 1879 г.
Ваш приезд в Тригорское оставил во мне впечатление более глубокое и мучительное, чем то, которое некогда произвела на меня встреча наша у Олениных.
Пушкин – А. П. Керн. 25 июля 1825 г.
…он вспоминал нашу первую встречу у Олениных, выражался о ней увлекательно, восторженно и в конце разговора сказал: «Вы выглядели такой невинной девочкой; на вас было тогда что-то вроде крестика, не правда ли?».
А.П. Керн. Воспоминания о Пушкине…
У ней прелестный голос, и в каждом звуке его и чувство, и душа. Слушая её, я совсем перенесся на родину, к горлу подступали слёзы…
А.В. Никитенко. Дневник.
Во время пребывания моего в Тригорском я пела Пушкину стихи Козлова:
Ночь весенняя дышала
Светло южною красой.
Тихо Брента протекала,
Серебримая луной,
и проч.
Мы пели этот романс Козлова, на голос… баркаролы венецианской. Пушкин с большим удовольствием слушал эту музыку и писал в это время Плетневу: «Скажи старцу Козлову, что здесь есть одна прелесть, которая поёт его ночь, как жаль, что он её не увидит (поэт Козлов был слеп. – Е.Г.)! дай бог ему её слышать!».
А.П. Керн. Воспоминания…
Вспоминаю, между прочим, следующий довольно любопытный факт:
Однажды, засидевшись поздно вечером на балконе Ал-бердо дель Паццо, любуясь громадным беломраморным собором, освещённым яркою луною и вдыхая с наслаждением мягкий бархатный воздух (эпитеты эти принадлежат Глинке) осенней миланской ночи, мы разговорились о возможности выражения звуками различных душевных настроений… «Хорошо было бы,– заговорил Михаил Иванович,– написать нечто вроде баркаролы на следующую тему: месяц пронизывает лучами небольшую комнату, ну хоть вровень с нами (на третьем этаже). В глубине, на белоснежной постели, покоится молодая, красивая итальянка. Шелковистые, густые волосы её разметались и покрывают плечи и грудь – но не совсем! (Глинка подмигнул.) Красавице не то чтобы душно – а так себе, оченно приятно – и нега и страсть просвечивают у нее в каждой жилке… А как ты думаешь? Ведь всё это как есть можно изобразить звуками!».
Я расхохотался! «Ну конечно, – отвечал я, – и луну и чёрные волосы, всё это целиком можно изобразить звуками!».
«Не говори пустяков, – внушительно возразил М.И., – чёрные волосы сами по себе; но вот душевное-то настроение, производимое подобным зрелищем, – вот это-то, говорю я, целиком можно выразить музыкою»…
Вообразите же мое удивление, возвратясь в Россию два года спустя, я. нашёл уже напечатанным известный романс Глинки «Венециянская ночь…», характер баркаролы совершенно соответствует тому настроению духа, в котором мы находились оба, и Глинка и я, в то время, когда беседовали на балконе…
Воспоминания Ф. Толстого о М. И. Глинке. Русская старина, 1871 г.
Скажи от меня Козлову, что недавно посетила наш край одна прелесть, которая небесно поёт его Венецианскую ночь на голос гондольерского речитатива – я обещал известить о том милого вдохновенного слепца. Жаль, что он не увидит её, но пусть вообразит красоту и задушевность – по крайней мере дай бог ему её слышать!
Пушкин – П. А. Плетневу. Июль 1825 г.
Всё Тригорское поёт «Не мила ей прелесть ночи», и у меня от этого сердце ноет, вчера мы проговорили с Алексеем 4 часа подряд. Никогда ещё у меня не было такого продолжительного разговора. Угадайте, что нас так вдруг сблизило…
Пушкин – Ал. Н. Вульф. 21 июля 1825 г.
На другой день я должна была ехать в Ригу вместе с сестрою Анной Николаевной Вульф. Он пришёл утром и на прощанье принёс мне экземпляр 2-ой главы Онегина, в неразрезанных листках, между которых я нашла вчетверо сложенный почтовый лист бумаги со стихами:
Я помню чудное мгновенье
и проч., и проч.
Когда я собиралась спрятать в шкатулку поэтический подарок, он долго на меня смотрел, потом судорожно выхватил и не хотел возвращать; насилу я выпросила их опять; что у него промелькнуло тогда в голове, не знаю. Стихи эти я тогда сообщила барону Дельвигу, который их поместил в своих Северных цветах. Михаил Иванович Глинка сделал на них прекрасную музыку и оставил их у себя.
А.П. Керн. Воспоминания…
Вот все, что рассказывает Анна Петровна о своём пребывании в Тригорском… Но Анна Петровна умалчивает о многом: она не говорит ничего о тех чувствах, которые она пробудила в душе и в сердце Пушкина и которые живо выразились как в стихотворении, ей посвященном, так, ещё больше, в письмах, которые последовали за её отъездом из Тригорского в Ригу, к мужу, эти чувства были настолько сильны и, по-видимому, обоюдны, что, например, Анненков (а за ним и другие биографы поэта) прямо говорят, что П.А. Осипова «увезла» Анну Петровну, «красивейшую из своих племянниц», в Ригу— «во избежание катастрофы».
Л.Б. Модзалевский, стр. 105
Да и вообще, как считает Вересаев, тогда в Михайловском до интима не дошло, поскольку у Керн были в разгаре два других романа: с Алексеем Вульфом и соседом-помещиком Рокотовым.
Ю. Дружников. Узник России. По следам неизвестного Пушкина. Изд. Книговек. 2020 г
Я в совершенном одиночестве: единственная соседка моя, которую я посещал, уехала в Ригу, и у меня буквально нет другого общества, кроме моей старой няни и моей трагедии (Пушкин работал в это время над Борисом Годуновым), последняя двигается вперёд, и я доволен ею… Я пишу и думаю. Большая часть сцен требует только рассуждения; когда же я подхожу к сцене, требующей вдохновения, я или выжидаю, или перескакиваю через неё. Этот приём работы для меня совершенно нов. Я чувствую, что духовные мои силы достигли полного развития и что я могу творить.
Пушкин – Н.Н. Раевскому, в конце июля 1825 г., из Михайловского.
Сверчок (салонное прозвище Пушкина) прочёл нам очаровательные свои стихи, написанные им для мадам Керн; он хочет, чтобы Глинка положил их на музыку…
А.О. Смирнова. Записки. СПБ, 1894, с. 51
Знакомство (А.П. Керн) с Глинкой продолжалось в течение многих лет и ознаменовалось тем, что знаменитый композитор написал гениальную музыку к стихотворению «Я помню чудное мгновенье» и влюбился в дочь Анны Петровны – Екатерину Ермолаевну, когда она, по окончании курса в Смольном институте («монастыре»), в 1836 г. жила с матерью,– и едва на ней не женился.
Л.Б. Модзалевский, с. 108
Она была не хороша, даже нечто страдальческое выражалось на её бледном лице… Мой взор невольно остановился на ней; её ясные глаза, необыкновенно стройный стан и особого рода прелесть и достоинство, разлитые во всей её особе, всё более и более меня привлекали.
М.И. Глинка. Записки. Русская старина. Ежемесячное историческое издание. 1870 г. Том I. Санкт-Петербург, 1870, стр. 313-389
В эту же зиму Глинка и написал для Екатерины Ермолаевны Керн свой знаменитый романс на слова Пушкина…
Л.Б. Модзалевский, с. 108
«Я помню чудное мгновенье» одно из гениальнейших стихотворений Пушкина, изумительно прекрасное по музыкальности стиха, по изяществу формы, по глубине содержания, возвышенности и искренности чувства. Если бы Пушкин ничего не написал, кроме этой очаровательной пьесы, его нельзя было бы не признать первоклассным поэтом. Доколе будет… звучать и изучаться русский язык… послание «К А.П. Керн» будет читаться и перечитываться, вызывать восторги и удивления, смягчать, трогать и умилять человеческие сердца, вдохновлять талантливых композиторов и вызывать соревнование даровитых актеров, способных истолковывать великие создания великих поэтов посредством дикции, мимики и жеста. «Я помню чудное мгновенье» может выдержать любое сравнение. Это такой дивный гимн в честь возрождающего и облагораживающего влияния одухотворенной красоты, которым могла бы гордиться любая литература. Своим посланием «К А.П. Керн» Пушкин обессмертил её так же, как Петрарка обессмертил Лауру, а Данте – Беатриче. Пройдут века, и когда множество исторических событий и исторических деятелей, которые представляются нам очень крупными, будут забыты, – личность и судьба Керн, как вдохновительницы Пушкинской музы, будут вызывать большой интерес, вызывать споры, предположения и воспроизводиться романистами, драматургами, живописцами и скульпторами…
Н.И. Черняев. Послание «К А.П. Керн». Критические статьи и заметки о Пушкине. Харьков, 1900, стр. 34
Я имел слабость попросить у вас разрешения вам писать, а вы – легкомыслие или кокетство позволить мне это. Переписка ни к чему не ведёт, я знаю; но у меня нет сил противиться желанию получить хоть словечко, написанное вашей хорошенькою ручкой.
Пушкин – А.П. Керн. 25 июля 1825 г.
Прочитав его письма, каждый скажет, что их пишет не только влюбленный до безумия человек, но и человек необыкновенный. Тут раскрывается вся душа его, как у всякого в порыве страсти. Все вообще его приятельские письма отличаются необыкновенным остроумием, неожиданными оборотами речи, шутливым тоном даже и тогда, когда, кажется, совсем бы и не до шуток; но в письмах к любимой женщине всё это ещё усиливается, а между тем здесь слышится и бешеная любовь, и нежность, и опасения и подозрения, и ревность,– и ничего нет натянутого, фальшивого, придуманного.
В.Я. Стоюнин А.С. Пушкин. «Исторический вестник», 1880, № 6, стр. 217—254