Оценить:
 Рейтинг: 0

И жизнь, и слёзы, и любовь. Жизнеописание Анны Керн…

Год написания книги
2022
Теги
<< 1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 22 >>
На страницу:
8 из 22
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Игумен Иоанн. Описание Святогорского Успенского монастыря… 1899, стр. 111

Заветной мечтой поэта, с самого приезда его в Михайловское, сделалось одно: бежать от заточения деревенского, а если нужно, то и из России.

П.В. Анненков. Пушкин в Александровскую Эпоху. – Спб., 1874. С. 123

Я умоляю ваше величество разрешить мне ехать куда-нибудь в Европу, где я не был бы лишён всякой помощи.

Пушкин. Из прошения Александру I, в конце мая 1825 г.

Тебе скучно в Петербурге, а мне скучно в деревне. Скука есть одна из принадлежностей мыслящего существа. Как быть.

Пушкин – К.Ф. Рылееву, в конце мая 1825 г.

Плетнёв поручил мне сказать тебе, что он думает, что Пушкин хочет иметь пятнадцать тысяч, чтобы иметь способы бежать с ними в Америку или Грецию. Следственно, не надо их доставать ему.

А.А. Воейкова – В.А. Жуковскому, в конце июня – начале июля 1825 г.

Студент Ал. Н. Вульф, сделавшийся поверенным Пушкина в его замыслах об эмиграции, сам собирался за границу; он предлагал Пушкину увезти его с собою под видом слуги. Но сама поездка Вульфа была ещё мечтой.

П.В. Анненков. Пушкин в Александровскую эпоху.

К этому же времени относится одна наша с Пушкиным затея. Пушкин, не надеясь получить в скором времени право свободного выезда с места своего заточения, измышлял различные проекты, как бы получить свободу. Между прочим, предложил я ему такой проект: я выхлопочу себе заграничный паспорт и Пушкина, в роли своего крепостного слуги, увезу с собой за границу. Дошло ли бы у нас дело до исполнения этого юношеского проекта, не знаю; я думаю, что всё кончилось бы на словах; к счастию, судьбе угодно было устроить Пушкина так, что в сентябре 1826 года он получил, и притом совершенно оригинально, вожделенную свободу.

А.Н. Вульф. Рассказы о Пушкине, записанные М.И. Семевским. С. 132

А теперь приведём ещё одну цитату: «Я хочу бежать из этой страны. Просьба моя к вам – взять меня с собою. Вы выдадите меня за вашего слугу. Достаточно простой приписки к вашему паспорту, чтобы облегчить мне бегство». Это из новеллы Проспера Мериме «Переулок госпожи Лукреции». Новелла была опубликована через девять лет после смерти почитаемого им русского поэта, которого он много переводил. Что это – случайное совпадение или запомнившиеся Мериме рассказы друзей Пушкина Александра Тургенева и Сергея Соболевского, с которыми французский писатель по-приятельски общался?

Ю. Дружников. Узник России. По следам неизвестного Пушкина. М. Изд. Книговек, 2020 г

…известный по вольнодумным, вредным и развратным стихотворениям титулярный советник Александр Пушкин <…> и ныне при буйном и развратном поведении открыто проповедует безбожие и неповиновение властям, и, по получении горестнейшего для всей России известия о кончине государя императора Александра Павловича, он, Пушкин, изрыгнул следующие адские слова: «Наконец не стало тирана, да и оставшийся род его недолго в живых останется». Мысли и дух Пушкина бессмертны: его не станет в сём мире, но дух, им поселённый, навсегда останется, и последствия мыслей его непременно поздно или рано произведут желаемое действие.

Степан Висковатов, донос в Третье отделение, февраль, 1826

Я девочкой не раз бывала у Пушкина в имении и видела комнату, где он писал. Художник Ге написал на своей картине «Пушкин в селе Михайловском» совсем неверно. Это – кабинет не Александра Сергеевича, а сына его, Григория Александровича; комната Александра Сергеевича была маленькая, жалкая. Стояли в ней всего-на-все простая кровать деревянная с двумя подушками, одна кожаная, и валялся на ней халат, а стол был ломберным, ободранный; на нём он и писал, а не из чернильницы, а из помадной банки. И книг у него своих в Михайловском почти не было; больше всего, он читал у нас, в Тригорском… Читать своих стихов он не любил.

Ек. Ив. Фок (урожд. Осипова) в передаче В. П. Острогорского. Мир божий, 1898, № 9, с. 227

Михайловские владения начинаются огромным сосновым парком; проехав с версту по опушке его, мы повернули налево, в широкую прямую аллею, ведущую к дому, на пространстве по крайней мере версты; в стороне от дороги стоит уединённо забытая и опустошенная беседка без окон… Ещё издали представился взорам нашим домик Пушкина, стоящий одиноко почти в двух верстах от деревни Михайловской. Наружность деревянного, уже обветшавшего одноэтажного дома Пушкина очень проста. От дому тянутся на обе стороны службы. Перед домом, со стороны парка, есть небольшой сквер… Мы вошли с главного, среднего, крыльца в довольно большую комнату. Биллиард, обветшалый, со сгнившим, оборванным сукном, стоял в углу. Отсель налево две комнаты; здесь были спальня и кабинет Пушкина… Я поспешил на двор, прошёл мимо служб, мимо конюшен; тянущийся вдоль решетчатый деревянный забор утратил следы краски… Вот перед вами калитка; вы через неё проходите в садик, и взор ваш и чувства отдыхают, любуясь очаровательною картиною реки, озера, цепи холмов и прибрежного леса.

Давид Мацкевич. Путевые заметки. Газета «Северная пчела», № 186, 20 августа 1848 г.

Что, может быть, неизвестно будет потомству, это то, что Пушкин с самой юности до гроба находился вечно в неприятном или стеснённом положении, которое убило бы все мысли в человеке с менее твёрдым характером. Сосланный в псковскую деревню, он имел там развлечением старую няню, коня и бильярд, на котором играл один тупым кием. Его дни тянулись однообразно и бесцветно. Встав поутру, погружался он в холодную ванну и брал книгу или перо; потом садился на коня и скакал несколько верст, слезая, уставший ложился в постель и брал снова книги и перо; в минуты грусти перекатывал шары на биллиарде или призывал старую няню рассказывать ему про старину, про Ганнибалов, потомков Арапа Петра Великого. Так прошло несколько лет юности Пушкина, и в эти дни скуки и душевной тоски он написал столько светлых восторженных песен, в которых ни одно слово не высказало изменчиво его настроения, его уныния.

Н.М. Смирнов. Из памятных заметок. Русский архив, 1822, I, с. 230

(Июль, 1825). Не доезжая села Михайловского, встретили мы в лесу Пушкина: он был в красной рубахе, без фуражки, с тяжёлой железной палкой в руке. Когда подходили мы к дому, на крыльце стояла пожилая женщина, вязавшая чулок; она, приглашая нас войти в комнату, спросила: «Откудова к нам пожаловали?» Александр Сергеевич ответил: «Это те гусары, которые хотели выкупать меня в шампанском». – «Ах ты, боже мой! Как же это было?» – сказала няня Александра Сергеевича, Арина Родионовна. В Михайловском мы провели четыре дня. Няня около нас хлопотала, сама приготовляла кофе, поднося, приговаривала: «Крендели вчерашние, ничего, кушайте на доброе здоровье, а вот мой Александр Сергеевич изволит с маслом кушать ржаной…». Пушкин выходил к нам около 12 часов; на нём виден был отпечаток грусти; обедали мы в час, а иногда и позднее.

На другой день нашего приезда Александр Сергеевич пригласил нас прогуляться к соседке его, П.А. Осиновой, в Тригорское, где до позднего вечера мы провели очень приятно время, а в день нашего отъезда были на раннем обеде; милая хозяйка нас обворожила приветливым приёмом, а прекрасный букет дам и девиц одушевлял общество. Александр Сергеевич особенно был внимателен к племяннице Осиновой А.П. Керн.

А. Распопов. Русская старина. 1806, т. 15, с. 466

В Новоржеве от хозяина гостиницы Катосова узнал я, что <…> он скромен и осторожен, о правительстве не говорит, и вообще никаких слухов о нём по народу не ходит… <…> у отс. генерал-майора П.С. Пущина, в общих разговорах узнал я, что иногда видали Пушкина в русской рубашке и в широкополой соломенной шляпе; что Пушкин дружески обходился с крестьянами и брал за руку знакомых, здороваясь с ними; что иногда ездил верхом и, достигнув цели путешествия, – приказывает человеку своему отпустить лошадь одну, говоря, что всякое животное имеет право на свободу; Пушкин ни с кем не знаком и ни к кому не ездит, кроме одной г-жи Есиповой; чаще же всего бывает в Святогорском монастыре. Впрочем, полагали, что Пушкин ведёт себя несравненно осторожнее противу прежнего; что он говорун, часто возводящий на себя небылицу, что нельзя предполагать, чтобы он имел действительные противу правительства намерения; что он столь болтлив, что никакая злонамеренная шайка не решится его себе присвоить; наконец, что он человек, желающий отличить себя странностями, но вовсе не способный к основанному на расчёте ходу действий. <…> Слышно о нём только от людей его, которые не могут нахвалиться своим барином. <…> От игумена Ионы о Пушкине узнал я следующее: Пушкин иногда приходит в гости к игумену Ионе, пьёт с ним наливку и занимается разговорами <…>. На вопрос мой: «Не возмущает ли Пушкин крестьян?» – игумен Иона отвечал: «Он ни во что не мешается и живёт, как красная девка».

Александр Бошняк (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%91%D0%BE%D1%88%D0%BD%D1%8F%D0%BA,_%D0%90%D0%BB%D0%B5%D0%BA%D1%81%D0%B0%D0%BD%D0%B4%D1%80_%D0%9A%D0%B0%D1%80%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87), агент Следственного комитета по делу декабристов. Рапорт начальнику Южных военных поселений И.О. Витту, 1 августа 1826

Восхищенная Пушкиным, я страстно хотела увидеть его, и это желание исполнилось во время пребывания моего в доме тётки моей, в Тригорском, в 1825 г., в июне месяце. Вот как это было. Мы сидели за обедом и смеялись над привычкою одного г-на Рокотова, повторяющего беспрестанно: «Простите за откровенность» и «Я весьма дорожу вашим мнением». Как вдруг вошёл Пушкин с большой, толстой палкой в руках. Он после часто к нам являлся во время обеда, но не садился за стол; он обедал у себя, гораздо раньше, и ел очень мало. Приходил он всегда с большими собаками волкодавами. Тётушка, подле которой я сидела, мне его представила, он очень низко поклонился, но не сказал ни слова: робость видна была в его движениях. Я тоже не нашлась ничего сказать ему, и мы не скоро ознакомились и заговорили. Да и трудно было вдруг с ним сблизиться; он был очень неровен в обращении: то шумно весел, то грустен, то робок, то дерзок, то нескончаемо любезен, то томительно скучен, – и нельзя было угадать, в каком он будет расположении духа через минуту.

А.П. Керн. Воспоминания о Пушкине…

Несколько слов от автора

«Робость была в его движениях»! Бедная Анна Петровна, ничего-то ты не понимаешь. Пушкин просто и привычно начал профессиональную осаду новой своей жертвы, используя все разработанные им самим приемы тёртого волокиты с опытом, не раз проверенным. Поначалу понадобилась ему явно выраженная робость, чтобы привлечь внимание уставшей от грубых ухаживаний красавицы. Затем наступает очередь усиленного давления на женщину, используется весь арсенал средств – обаяние, остроумие, неровность настроения, любезность, даже некоторая дерзость в обращении. Пушкин как бы психологически прощупывал Анну Керн, стараясь понравиться, постепенно вовлекая её в романтический разговор и возбуждая её своим присутствием.

В любовной науке Алексей Вульф (сосед Пушкина по Михайловскому, ставший его приятелем), учителем своим всё время называет Пушкина, старательно следует его советам, заключающимся в том, что нужно «постепенно развращать женщину, врать ей, раздражать её чувственность».

В.В. Вересаев. Спутники Пушкина. С. 123

Хотите знать, что такое г-жа К…? – она изящна; она всё понимает; легко огорчается и так же легко утешается; у неё робкие манеры и смелые поступки, – но при этом она чудо как привлекательна.

Пушкин – из не сохранившегося письма к П.А. Вульф-Осиповой. (Пушкин

знал, что письма, написанные Прасковье Александровне, обязательно попадут

Анне Петровне. С таким «прицелом» они и написаны. – Е.Г.).

Вообще же надо сказать, что он не умел скрывать своих чувств, выражал их всегда искренно и был неописанно хорош, когда что-нибудь приятное волновало его.

А.П. Керн. Воспоминания…

Позже Керн писала: «…нахожу, что он был так опрометчив и самонадеян, что, несмотря на всю его гениальность – всем светом признанную и неоспоримую, – он точно не всегда был благоразумен, а иногда даже не умён…».

Ю. Дружников. Узник России. По следам неизвестного Пушкина. Изд. Книговек, 2020 г. С. 256

Несколько слов от автора

Можно было бы написать отдельное исследование о тех утратах, которые особо осиротили человечество. Можно было бы говорить о сожжённых библиотеках, о разрушенных храмах, шедеврах искусства. Не последнее место в этом ряду, наверное, занимают утраченные свидетельства об отношениях человеческих сердец. Письма Анны Петровны к Пушкину не сохранились. В истории литературы им без сомнения должно бы принадлежать выдающееся место. И дело тут, конечно, не в литературных достоинствах. Дело в том, что они, эти письма, могли бы объяснить особого рода духовный подвиг женщины, которой под силу воодушевить мужчину на неповторимо высокие слова. На такие слова, которых очень немного появилось с тех пор, как люди узнали любовь и захотели объяснить её. Что было в этих письмах, мы уже не узнаем. Но то, что и они участвовали в подготовке такого душевного состояния, когда гений начинает говорить в полную силу, бесспорно. В дневниках, которые Анна Петровна написала много лет спустя, осталось немало теплоты, почти первоначальной остроты чувства. Они хороши и тем, что позволяют судить о той атмосфере, которой были подготовлены и в которой рождались великие стихи о любви…

Тетушка предложила нам после ужина прогулку в Михайловское. Пушкин очень обрадовался этому, мы поехали. Погода была чудесная, лунная июньская ночь дышала прохладой и ароматом полей. Мы ехали в двух экипажах: тётушка с сыном в одном, сестра, Пушкин и я в другом. Ни прежде, ни после я не видала его так добродушно весёлым и любезным. Он шутил без острот и сарказмов; хвалил луну, не называл её глупою, а говорил: «Я люблю луну, когда она освещает прекрасное лицо», хвалил природу и говорил, что он торжествует, воображая в ту минуту, будто Александр Полторацкий остался на крыльце у Олениных, а он уехал со мною; это был намёк на то, как он завидовал при нашей первой встрече А. Полторацкому, когда тот уехал со мною.

Приехавши в Михайловское, мы не вошли в дом, а пошли прямо в старый, запущенный сад, «приют задумчивых дриад», с длинными аллеями старых дерев, корни которых, сплетясь, вились по дорожкам, что заставляло меня спотыкаться, а моего спутника вздрагивать. Тётушка, приехавши туда вслед за нами, сказала: «Мой милый Пушкин, будьте же гостеприимны и покажите госпоже ваш сад». Он быстро подал мне руку и побежал скоро, скоро, как ученик, неожиданно получивший позволение прогуляться. Подробностей разговора нашего не помню…

А.П. Керн. Воспоминания…

Каждую ночь я гуляю по саду и повторяю себе: она была здесь – камень, о который она споткнулась, лежит у меня на столе, подле ветки увядшего гелиотропа, я пишу много стихов…

Пушкин – Ал. И. Вульф. 21 июня 1825 г.

Никакого не было камня в саду, а споткнулась я о переплетённые корни дерев. Веточку гелиотропа он, точно, выпросил у меня.
<< 1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 22 >>
На страницу:
8 из 22