Пётр Великий в жизни. Том второй

Андрей Нартов. Достопамятные повествования и речи Петра Великого. С. 434

…Скрытно был государь в англинском парламенте. Там видел он короля на троне и всех вельмож королевства, сидевших купно на скамьях. Прослушав некоторых судей произносимые речи, которых содержание государю переводили, его величество к бывшим с ним россиянам сказал: «Весело слышать то, когда сыны Отечества королю говорят явно правду, сему-то у англичан учиться должно».

Андрей Нартов. С. 434

В 1698 году, в мае месяце, Петр Первый, прибыв из Англии паки в Голландию, пред отъездом своим оттуда вздумал ещё раз повеселиться на море. Сего ради, имея при себе Меншикова, отправился на судне в город Гардервик, лежащий на берегу моря. На возвратном пути к ночи возстала такая ужасная буря, что корабельщики потеряли надежду ко спасению и в страхе ожидали бедственного поглощения. Но государь, мужеством ограждённый, ободряя их, показывал вид бесстрашия и, смеючись, им говорил: «Слыхали ль вы когда-нибудь, чтоб какой царь утонул в море? Не бойтесь, кормило в моей руке». Наконец, по претерпении штурма, благополучно приехал в прежнее пристанище и, возвратясь в жилище, обняв Лефорта, который в посольстве главным находился, с радостию сказал: «Благодарю Бога, что ещё вижу тебя, друга моего. Провидение хранит меня для Отечества везде».

Достопамятные сказания о жизни и делах Петра Великого, собранные редакциею журнала «Русская старина». С.-Петербург, 1876. С. 45

[1719] Смерть шведскаго короля (знаменитого врага Петрова Карла XII) составляет предмет всех наших разсуждений здесь. Ганноверсюй резидент спросил Бго Величество, на последней ассамблее, должен ли он принести поздравление, или же выражение сожаления, по случаю этого великаго события. Царь пожал плечами и отвечал: «Не знаю сам. Я желаю только, чтобы всё послужило ко благу общаго дела».

Кампредон, Жак де. Донесения из России. Сборник Императорского Русского Исторического Общества, т. 40. СПб. 1884. С. 9

В заметках покойнаго Н.Д. Киселева находятся следующия замечательныя строки: «У Трощинскаго найдены Блудовым в записках Остермана следующия слова Петра Великаго: «Нам нужна Европа на несколько десятков лет, а потом мы к ней должны повернуться задом»». (Записано собственноручно покойным Николаем Дмитриевичем Киселевым и сообщено племянником его Петром Сергеевичем Киселевым).

Отзыв Петра Великого / Сообщ. П.С. Киселев // Русский архив, 1874. – К. 2. – Вып. 6. – Стб. 1579

Ягужинский, расхвалив мудрое и милостивое намерение Монарха открыть Кунсткамеру для образования народного, по излишней расчетливости заметил, что, в виду дорого стоящего содержания предметов, следовало бы взыскивать с посетителей за осмотр от одного до двух рублей, что составило бы сумму достаточную не только для сохранения редкостей, но и для пополнения их числа. Государь, главною целью которого было привлечь подданных к изучению природы и искусств, прервал речь Ягужинского словами: «Ты глупо рассуждаешь, Павел Иванович, приведение в исполнение твоего предложения могло бы только воспрепятствовать, а не способствовать моему намерению; кому бы пришла охота заниматься моими, редкостями и осматривать Кунсткамеру, если б за это приходилось ещё платить деньги? Я же приказываю не только пускать сюда всех желающих совершенно даром, но и всякий раз, как здесь соберётся компания людей, угощать их на мой счёт чашкой кофею, стаканом вина, рюмкой водки и другими освежительными напитками в самой Кунсткамере».

Согласно этому распоряжению библиотекарю, сверх его годового оклада определена была сумма в 400 р. на означенное угощение, и мне приходилось наблюдать ещё в царствование императрицы Анны Иоанновны, что знатнейших посетителей Кунсткамеры потчивали кофеем, венгерским вином, пирожным и, смотря по времени года, различными плодами. На помощника библиотекаря и других служащих, хорошо знакомых с Кунсткамерой, была возложена обязанность показывать и разъяснять находящиеся там предметы лицам средних сословий. Этот рассказ сообщен библиотекарем и главным надзирателем натуральной и художественной камеры советником Шумахером.

Подлинные анекдоты о Петре Великом, собранные Яковом Штелиным. Третье издание, вновь исправленное. М., 1830. Части 1-2. С. 121

Некто по фамилии Эдлак (Edlac), бывший на службе Петра I-го, успел получить патент на генеральский чин, уверив Царя, что обладает секретом добыть для него много денег. Царь приказал изложить это письменно. В проект обогащения входило переселение в Россию 1000 Евреев. Из этого источника Эдлак обещал значительный доход, исчисляя его множеством цифр. Царь, прочтя проект, изорвал его, автора-же уволил с следующими словами: «Народ мой и без того довольно плутоват, а дозволь я переселиться Евреям, они окончательно его развратят». Эдлак немедленно покинул Петербург, но в Риге губернатор отобрал у него генеральский патент.

*

Пётр I-й гнушался Евреями. Если ему говорили про них, он обыкновенно выражал такое мнение, что там где Евреи водворены следует, не изгоняя их, стараться извлечь из них возможную пользу для общества; иначе-же надо остерегаться их привлекать или терпеть у себя, потому что эта подлая орда, прибавлял он, всюду вносит с собою безпорядок и разрушение.

Когда Пётр был в Голландии, Евреи просили Николая Витсена, бургомистра Амстердалскаго, походатайствовать за них. Пётр, выслушав убедительную просьбу этого знаменитаго человека, котораго очень любил, отвечал: «Милый мой Витсен, вы знаете Евреев, их характер и нравы; вы знаете также Русских. Я знаю тех и других, и – верьте мне – не настало ещё время соединить эти народности. Передайте Еврееям, что я признателен за их предложения и понимаю, как выгодно было-бы ими воспользоваться, но что мне пришлось-бы чувствовать к ним сострадание, если-б они были посреди Русских: ибо как ни искусны Евреи в торговле и мошенничестве, но имея дела с Русскими, боюсь, что останутся они в накладе».

Анекдоты прошлого столетия. [Извлечение из книг Шерера] // Русский архив, 1877. – Кн. 3. – Вып. 9. – С. 178-179.

Его женщины

«Она худо служила мне передом»

Он любил женщин настолько, насколько шведский король, его соперник, боялся их, и он был непритязательным в любви, как и в еде. Он скорее предпочитал напиваться, чем пробовать тонкие вина.

Вольтер. Анекдоты о Петре Великом. С. 8

При всех трудах и заботах государственных государь иногда любил побеседовать и с красавицею, только не более получаса. Правда, любил его величество женский пол, однако ж страстью ни к какой женщине не прилеплялся и утушал любовный пламень скоро, говоря: «Солдату утопать в роскоши не надлежит. Забывать службу ради женщин непростительно. Быть пленником любовницы хуже, нежели быть пленником на войне. У неприятеля скорая может быть свобода, а у женщины и оковы долговременны». Он употреблял ту, которая ему встретилась и нравилась, но всегда с согласия её и без принуждения. Впрочем, имел такие молодецкие ухватки и так приятно умел обходиться с женским полом, что редкая отказать ему бы могла. Видали мы сие не токмо дома, но и в чужих государствах, а особливо в Польше, когда он на такую охоту с Августом езжал.

Андрей Нартов. Достопамятные повествования и речи Петра Великого. С. 435

Нечаянно случилось его величеству увидеть одну девушку приятного и красивого лица, нарвскую уроженку, лет двадцати, которая жила во дворце у надзирательницы царского белья и должность белошвейки отправляла. А как она при красоте одарена была и умом, то государь, познакомясь с нею, нередко её у себя имел. Сколь скрытно сие ни делалось, однако каким-то образом проведала о сём императрица. Сего ради, желая отличить от прочих сию фаворитку, вдруг взяла её к себе вверх и определила её своею камер-юнферою да и наряжала её лучше прочих. Его величество о таком происшествии ничего не знал, ибо вскоре после такой перемены случилось ему зайти в комнаты своей супруги, где нечаянно и увидал свою знакомку. Такая незапная встреча удивила монарха и внутренне была неприятна. Он не смотрел на неё и оборотился прочь. Государыня, приметя сие, старалась его развеселить и с видом благоприятным доносила ему так: «Хотя эта девушка вашему величеству и незнакома, и я не имела прежде времени её вам представить, однако, находя её для себя надобною, приняла в камер-юнферы. Я думаю, государь, вы выбор мой милостиво примете и не похулите. Я около себя дурных держать не люблю, а она и хороша, и умна». Государю представление такое было совестно, ибо императрица сие с такою нежностию, ласкою и повиновением делала, что он не сказал на сие ни слова, улыбнувшись, вышел вон (понеже он такую тонкость в миг понял) и после сию девушку никогда к себе не зывал, да и вскоре после того выдал её за чиновного и богатого лифляндского дворянина, чтоб тем доказать супруге своей, что камер-юнфера её не есть его такая любовница, к которой бы он горячо был привязан.

Андрей Нартов. Достопамятные повествования и речи Петра Великого. С. 435-436

Пётр Великий имел частое в Варшаве свидание с одною умною и доброю старостиною*,

*Жена белзского старосты, великого коронного гетмана А.Н. Сенявского, Эльжбета-Елена Сенявская, из рода Любомирских (ум. в 1729г.). Активно занималась политической деятельностью, была умна, энергична, владела огнестрельным оружием.

которая, будучи в родстве с первыми польскими магнатами, ведала политическую связь и разные дела королевства, а особливо кардинала и примаса Радзиевского интриги и к королю шведскому наклонность, и государю по дружеской привязанности многое открывала. Старостина, зная, что его величество жаловал иногда быть в беседе с польскими красавицами, пригласила к себе несколько госпож, жён польских вельмож, и сего знаменитого гостя вечерним столом при огромной музыке угощала. А как разговор нечаянно зашёл о Карле XII, предприявшим вступить с войсками чрез Польшу в украинские земли, и одна из них, противной стороны Августа, и, следовательно, и Петра Великого, быв по любовным интригам с королём в ссоре, под видом учтивой шутки на счёт обоих монархов нечто остро сказала, то государь, оборотясъ к ней, говорил: «Вы шутите, сударыня, за столом при всех, так позвольте мне после ужина пошутить с вами наедине». Сия экивочная речь*

*От франц. equivoque – двусмысленная.

в такое привела её смятение, что после не могла уже ничего промолвить. Но государь умел так сию загадку переворотить, смягчить и обласкать сию госпожу, что, в самом деле, с нею был наедине и после имел её своею приятельницею.

Андрей Нартов. Достопамятные повествования и речи Петра Великого. С. 436

Его величество хаживал в Сардаме после работы с товарищами в один винный погреб завтракать сельди, сыр, масло, пить виноградное вино и пиво, где у хозяина находилась в прислугах одна молодая, рослая и пригожая девка. А как государь был охотник до женщин, то и была она предметом его забавы. Чрез частое свидание познакомилась она с ним, и когда [бы] государь там ни бывал, встречала и провожала его приятно. В воскресный день по утру случилось ему зайти туда одному. Хозяин и прочие были тогда в церкви. Он не хотел пропустить удобного времени, которого было довольно, для того, что предики*

*Предика – от лат. praedictio – предисловие, вступление, проповедь.

и служба продолжалась часа три. Сел, завёл с нею полюбовный разговор, приказал налить себе бокал вина, который, принимая одною рукою, а другою обняв её, говорил: «Здравствуй, красавица, я тебя люблю!». Выпив, поцеловал её, потом поподчивал тем же вином её, вынул из кармана кошелёк, полный червонцев, отсчитал десять червонцев и подарил девке на ленты. Девка, приняв подарок, смотрела на него пристально и продолжала речь свою к нему так: «Я вижу, ты, Питер, богат, а не простой человек!». – «Я прислан сюда от московского царя учиться корабельному мастерству», – отвечал он. – «Неправда! Я слышала, здесь говорят, что ты царь». – «Нет, милая девушка, цари не плотничают и так не работают, как я, от утра до вечера всё на работе». – «Это не мешает, сказывают, что ты учишься для того, чтоб после учить свой народ». – «Ложь, душа, не верь!». Между тем прижимал он её к себе крепче, а она продолжала любопытствовать и убеждала, чтоб он сказал ей истину. Государь, желая скорее беседу кончить, говорил: – «Любовь не разбирает чинов. Так ведай, я – московский дворянин». – «Тем хуже и неприличнее для меня, – отвечала она, – вольного народа свободная девка не может любить дворянина, я сердца своего ему не отдам».

При сём слове хотел было он её поцеловать, но она, не допустив, пошла от него прочь. Государь, видя, что иначе разделаться с нею не можно, как сказать яснее, удержал и спросил ее: – «А сардамского корабельщика и русского царя полюбила бы ты?» На сие улыбнувшись, весело вдруг сказала: – «Это, Питер, дело другое. Ему сердца не откажу и любить буду». – «Так люби же во мне и того и другого, только не сказывай никому, буде впредь видеться со мною хочешь», – что она ему и обещала. Потом он дал ей пятьдесят червонцев и пошёл с удовольствием домой. После сего, во всё пребывание своё в Сардаме, когда надобно было, имел её в своей квартире и при отъезде на приданое пожаловал ей триста талеров. Картина сего любовного приключения нарисована была масляными красками в Голландии, на которой представлен его величество с тою девкою весьма похожим. Сию картину привёз государь с собою и в память поставил оную в Петергофском дворце, которую и поныне там видеть можно.

Андрей Нартов. Достопамятные повествования и речи Петра Великого. С. 436-437

В 1698 году он поехал из Амстердама в Англию не в качестве корабельного плотника, но и не как суверен, а под именем русского боярина, который путешествует с целью образования. Он все видел, он даже ходил в английскую комедию, где ничего не уразумел, но нашел мадемуазель Грофт, к которой он проявил склонность, не сделав её при этом богатой.

Вольтер. Анекдоты о Петре Великом. С. 38

Царь Пётр Алексеевич, во младых летах, в 1698 году, будучи в Лондоне, познакомился чрез Меншикова, который неотлучно при нём в путешествии находился и в роскоши и в сладострастии утопал, с одною комедианткою, по прозванию Кросс, которую во время пребывания своего в Англии иногда для любовныя забавы имел, но никогда, однакож, сердца своего никакой женщине в оковы не предавал, для того, чтоб чрез то не повредить успехам, которых монарх ожидал от упражнений, в пользу Отечества своего восприятых. Любовь его не была нежная и сильная страсть, но единственное только побуждение натуры. А как при отъезде своём с Меншиковым послал к сей комедиантке пятьсот гиней, то Кросс, будучи сим подарком недовольна, на скупость российского царя жаловалась и просила его, чтоб он государю о сём пересказал. Меншиков просьбу её исполнил, донёс его величеству, но в ответ получил следующую резолюцию: «Ты, Меншиков, думаешь, что и я такой же мот, как ты! За пятьсот гиней у меня служат старики с усердием и умом, а эта худо служила своим передом». На сие Меншиков отвечал: «Какова работа, такова и плата».

Андрей Нартов. Достопамятные повествования и речи Петра Великого. С. 437

В продолжение разнообразных хворей Екатерины, послеродовых, например, Пётр, «ради телесной крепости и горячности своей крови», не мог не отдаваться в досужие часы «любострастию». Если верить иноземным писателям, то однажды ему чрезвычайно полюбилась дочь одного пастора, который, однако, не иначе соглашался уступить русскому владыке дочь, как на основании законного брака. Царь будто бы дал слово, и Шафиров будто бы закрепил его контрактом. Но едва «высокий путешественник» в «телесном удовольствии» удовлетворил телесную крепость свою – обещание было забыто… Девушка возвращена отцу с подарком в 1000 дукатов.

В Петербурге толковали об отсутствующих господах, ходили разные о них слухи, и дядька царевичев, Афанасьев, приехав из Мекленбургии, сказывал Воронову, гофмейстеру царевича: «Слышал я от своего толмача Фридриха, который слышал от хозяйки, где мы стояли, что «у царского величества есть матреса, взята она из Гамбурга». «Здесь не слышно», – отвечал Воронов. Несколько дней спустя Афанасьев был у Воронова в гостях. «Слышал и я, – стал говорить хозяин,– что есть у государя матреса, и царица про это ведает; как приехала в Голландию (2 февраля?), стала пред государем плакать, и государь спросил её: «Кто тебе сказывал?» – «Мне сказала полковница, а к ней писал Платон». И Платона государь за это бил».

У Петра, впрочем, была не одна «матреса»: Авдотья Ивановна Чернышева, «Авдотья – бой-баба», по выражению Петра, во время болезни Екатерины пользовалась его расположением.

Семевский М.И. Тайный сыск Петра I. Смоленск. «Русич»., 2001. С. 387-388

Когда начат делаться большой Ладожский канал, то монарх, нередко приезжая сам для надзирания за работами оного, обыкновенно останавливался в Старой Ладоге у знаемого им тамошнего купца Барсукова, которого, за расторопность более ещё полюбя, и удостоя его назвать братом, поручил в особое его надзирание одну дистанцию канальной работы и по его же выбору переселение купцов из Старой в Новую Ладогу.

Снисходительнейший государь, имея в доме сего Барсукова для приезду своего особую комнату, всякой раз, когда случалось ему приезжать в сию квартиру свою ночью, останавливался у ворот, приказывал наведываться, не спит ли хозяин, и буде спал, то вхажинал на двор, сколько возможно тише, дабы не разбудить его, и Барсуков не прежде узнавал прибытие императора, как уже поутру. Когда же он приносил пред его величеством в том, что не встретил его, извинение, тогда ответствовал на оное великодушный государь:

– Я не люблю, когда меня кто разбудит, так должен судить по себе, что неприятно, когда кто разбудит и другого; так зачем же мне без нужды беспокоить тебя?

Купец сей имел жену молодую красавицу, весёлого и живого свойства, и не меньше умную и добродетельную. А таковые достоинства и не могли не полюбиться монарху, истинному ценителю дарований. Сия красавица умела притом угождать ему и своей стряпни кушаньем, а паче щами. Частое же его посещение дому их, милостивое и бесчиновное его с ними обращение оживляли более ещё приятности красавицыны смелыми и вольными её поступками, смешанными с разумными её шутками. И монарх, удостоя мужа названия братом, называл и её невесткою.

В один из сих приездов его величества к ним не было хозяина в доме, и государь, поелику случился оный в глубокую полночь, прошёл без шуму же в свою комнату. Хозяйка, узнав о прибытии монаршем поутру, пришла к нему, когда не было ещё у него никого, и поздравя его с прибытием, спрашивала, что угодно ему приказать приготовить покушать.

Великий государь, разговаривая с нею с удовольствием наедине, или хотел испытать добродетель её, или, в самом деле пленяся её приятностями, сделал ей любовное предложение. Но он удивился, когда красавица сия, вдруг переменя приятный и весёлый вид в суровый, с грубостию отвергла предложение его, сказав, что она никак не воображала, чтоб государь, который должен собою подавать пример добродетели подданным, мог сделать толь порочное предложение.