Русские отцы Америки

Окончил курс на естественном факультете Гейдельбергского университета в Германии. Специализировался в области зоологии, ботаники, палеонтологии у А. Косселя (будущего лауреата Нобелевской премии). По окончании курса получает степень доктора натурфилософии с оценкой summa cum laude («с высшим отличием»). Тема его диссертации, которую он защищал уже в Московском университете, была сенсационной и легендарной, и это сразу прославило его имя. Он открыл у некоторых животных… третий «теменной» глаз. Работал в Институте сравнительной анатомии Московского университета. В 1906-ом году получил звание приват-доцента и для углубления научного образования опять отправился на два года за границу. Работал в Гейдельберге и Париже. По возвращении в Россию жизнь Новикова пошла двумя, одинаково важными параллелями: академической и общественной. Он избирается гласным в Московскую Городскую думу, где будет плодотворно работать в течение десяти лет. Февральскую революцию Новиков в числе многих других представителей либеральной интеллигенции встретил как процесс освобождения жизни и науки. Съездом кадетской партии в июле 1917-го года выдвинут кандидатом в депутаты Учредительного собрания. Занимается вопросами народного образования. По его инициативе были реформированы некоторые учебные заведения, созданы новые вузы: Киевский и Харьковский коммерческие институты, Тифлисский университет. При его участии была создана специальная комиссия по созыву общероссийского съезда, посвящённого реформе образования. Предполагалось полностью пересмотреть университетский устав и законодательство по высшей школе. Россия могла бы получить систему высшего образования, которая таила новые возможности и перспективы для развития русской науки, культуры и страны в целом.

В годы войны становится председателем Московского отделения Комитета помощи военнопленным, награждён орденом Международного Красного Креста.

Новиков продолжал пользоваться значительным авторитетом и после Октябрьской революции: в 1918-ом году становится деканом физико-математического факультета, а в марте следующего года его избирают ректором Московского университета. Некоторое время он являлся ещё и председателем Научной комиссии при Научно-техническом отделе ВСНХ, которая занималась планированием и экспертизой в области науки и техники.

Причины изгнания

Уже на склоне лет, Новиков в знаменитых мемуарах «От Москвы до Нью-Йорка: Моя жизнь в науке и политике» напишет и об этом: «Я добровольно не ушёл в эмиграцию, а дождался того, что сама Советская власть принудила меня покинуть родину. Но к этому присоединились ещё два важных момента. Во-первых, я не чувствовал себя вправе покинуть Родину-мать, когда она находилась в жестоко болезненном состоянии и когда мне казалось, что я, хоть в малой мере, могу облегчить её страдания. А во-вторых, мы, члены оппозиции по отношению к прежнему правительственному режиму, видели, что новая власть усвоила себе те методы произвола, с которыми мы были знакомы и прежде, но которые она вознесла на гораздо более высокую ступень».

По списку антисоветской интеллигенции, подлежащей высылке в августе 1922-го года, Новиков числился в составе московской группы, состоявшей из 67 человек. В выписке из протокола Заседания Коллегии ГПУ от 25 августа 1922-го года указано: «Слушали: Дело № 15600 Новикова Михаила Михайловича, обвинённого в антисоветской деятельности. Арестован 16 августа с.г. Содержится во внутренней тюрьме ГПУ. Постановили. На основании п. 2 лит. Е положения о ГПУ от 6/11 с.г. выслать из пределов РСФСР за границу. Освободить на 7 дней, с обязательством явки в ГПУ по истечении указанного срока». «Моя жизнь на родине, посвященная науке и России, кончилась, – писал он об этих днях. – Начиналась новая жизнь на чужбине, которая часто омрачалась всевозможными беженскими скорбями и трудностями. Но и её я старался наполнить и оживить научной работой и служением русскому народу».

Пошёл отсчёт новому, эмигрантскому этапу его долгой жизни.

От первого лица

Вспоминая о времени, наступившем после октябрьского переворота, Новиков, писал: «Преподаватели, студенты и служащие университета постоянно находились под дамокловым мечем обыска и ареста. И надо сказать, что этот меч нередко обрушивался на членов нашей академической семьи, и особенно часто, конечно, на профессоров. Хлопоты об освобождении их и являлись обычным поводом моих посещений Наркомпроса. Помню, в одно из таких посещений я упрекнул М. Н. Покровского (заместитель Луначарского по Министерству народного просвещения. – Ред.) в несправедливости и излишней жестокости по отношению к лояльным гражданам. На это он мне ответил: “Вы, как биолог, должны знать, сколько крови и грязи бывает при рождении человека. А мы рождаем целый мир”».

Что он сделал в Европе

В Берлине Новиков принимал активное участие в организации Русского научного института, объединившего многих талантливых ученых-эмигрантов. На некоторое время переезжает в Гейдельберг и, наконец, присоединяется к Русской академической группе эмигрантов в Чехословакии. В Праге Новиков участвует в организации Русского народного университета. «Я находился во главе его ровно 16 лет – рекордный срок в моей пёстрой, калейдоскопически менявшейся жизни»

Одной из самых ярких страниц эмигрантской жизни Новикова наряду с ректорством в народном университете стало активное участие в создании Русского культурно-исторического музея. С просьбой о помощи в его организации к Новикову обратился, как мы помним, последний литературный секретарь Л. Н. Толстого В. Ф. Булгаков, немало сделавший для сохранения российского историко-культурного наследия в Чехословакии.

В тех же воспоминаниях Новиков писал о главной цели музея: «Задачей музея должно было явиться собирание памятников науки и искусства, а также других предметов, относящихся к истории, творчеству и быту русского зарубежья. Основная же цель заключалась в том, чтобы показать, что наши беженские массы не являются отбросами Родины, бессильно барахтающимися в непривычной для них чужой обстановке. Наоборот, во всех странах своего рассеяния они сейчас же берутся за творческий труд, обогащая культурное богатство приютивших их народов своей научной и художественной продукцией. Таким образом, слава русского имени распространится по всему свету русского зарубежного населения вообще».

В эмиграции он продолжал ощущать себя частью великой русской культуры, а свои научные достижения обычно рассматривал как успех «ради русского имени». Это выражение Д. И. Менделеева он повторял часто. В Советской же России знали о работах Новикова, использовали и развивали его идеи, но имя, понятное дело, обходили молчанием.

В августе 1949-го года Новиков, опасаясь новых преследований советской власти, укрепившей своё победное влияние в Европе, вместе с семьёй переехал в США. Здесь он руководил Русской академической группой, участвовал в деятельности Пироговского общества, выступал с публичными лекциями. В конце 1954 года профессор Новиков возглавил Организационный комитет по празднованию в Нью-Йорке 200-летнего юбилея Московского университета. В это же время Гейдельбергский университет наградил его «золотым докторским дипломом». В 1957 году Новиков был избран действительным членом американской Академии искусств и наук.

Он автор 120 книг и статей естественнонаучного и публицистического характера, изданных на многих европейских языках. В том числе книги ценнейших мемуаров «От Москвы до Нью-Йорка: моя жизнь в науке и политике» (Нью-Йорк, 1952). Его научные труды так же получили широкое признание в Европе и Америке.

Скончался Михаил Михайлович Новиков на 89-м году жизни в Нэйаке, под Нью-Йорком. Похоронен на кладбище православного Новодивеевского монастыря. Его деятельность как в России, так и за рубежом – замечательный пример служения науке и просвещению.

«ОГПУ распространило глубоко оскорбительную сплетню»

На что особенно обиделись пассажиры «Философского парохода»

В ночь с 16 по 17 августа 1922 г. и Москве и Петрограде арестовано более ста известных представителей русской культуры и науки (операция на Украине прошла в ночь с 17 на 18 августа). Активная фаза операции продолжалась около трех недель: с середины августа до первых чисел сентября 1922 г. В квартирах лиц, отсутствовавших во время операции, проводились обыски и высылались наряды в места их возможного местонахождения, ставились засады и так далее. В ГПУ, куда попал Новиков, он встретил трех своих коллег по Московскому университету: профессоров А. А. Кизеветтера, Н. А. Бердяева, С. Л. Франка и члена Научной комиссии ВСНХ – А. И. Угримова. Всем им было предъявлено обвинение в контрреволюционной деятельности и требование в семидневный срок покинуть пределы России. Итак, сигнал был дан, и аресты посыпались на петербургскую, московскую, киевскую, а также и на провинциальную интеллигенцию (Казань, Одесса).

Профессор Михаил Михайлович Новиков был арестован в третий раз по обвинению в антисоветской деятельности спустя несколько месяцев после второго ареста. Ниже приведено содержание некоторых архивных документов, которые касаются ареста М. М. Новикова, а также некоторых не вполне ожидаемых обид изгоняемой интеллигенции на НКВД-ОГПУ.

«РСФСР НКВД ГОСУДАРСТВЕННОЕ ПОЛИТИЧЕСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ ОРДЕР №1697.

Августа дня 16, 1922 г.

Выдан сотруднику Оперативного Отдела ГРУ тов. Зубкину на производство ареста и обыска Новикова Михаила Михайловича. По адресу Моховая, дом 11, кв. 14/17.

Примечание. Все должностные лица и граждане обязаны оказывать лицу, на которое выписан ордер полное содействие для успешного его выполнения.

Зам Председателя ГПУ Уншлихт. Начальник Оперативного Отдела Паукер».

Во время допроса в ГПУ М. М. Новиков прямо сказал о своей аполитичности, хотя большинство его коллег заявляли о своём лояльном отношении к советской власти, и дал следующие показания.

«ПОКАЗАНИЯ ПО СУЩЕСТВУ ДЕЛА

1) Занимаясь в настоящее время исключительно научными работами в области естествознания (зоология) и службой в НТО по тем же специальным вопросам, совершенно лишён возможности принимать участие в обсуждении политических вопросов.

2) Та часть интеллигенции, к которой я принадлежу, т.е. занимающаяся естественными науками, имеет своей задачей разработку научных вопросов, путём специальных исследований и просветительскую деятельность в форме преподавания (чтение лекций и ведение практических вопросов со студентами).

3) Приостановка занятий в высших учебных заведениях, как связанная с задержкой просветительной работы, весьма нежелательна.

4) Отношение к политическим группировкам у меня отсутствует, так как политикой я не занимаюсь и, по роду своих интересов и служебных занятий, стою от неё очень далеко.

5) Во время моего почти двухлетнего ректорства в Московском университете в 1919–1920 гг. я выполнял с полной добросовестностью все мероприятия по университетской реформе, а в настоящее время вопросами университетского управления не занимаюсь.

6) О перспективах по тому вопросу, который мне совершенно неизвестен, сказать ничего не могу.

М. Новиков».

Арест и высылку за границу сам М. М. Новиков воспринял как «неожиданный и непонятный акт в политике советской диктатуры». Вспоминая об этом времени, он писал: «Эта мера, хотя и проведенная на фоне сравнительно гуманного НЭПа, была столь необычной, что породила всевозможные кривотолки о причинах, её вызвавших. Высказывалось, между прочим, соображение о том, что большевики подобрали для высылки такой состав представителей интеллигенции, который мог бы внести разложение в русскую эмигрантскую среду. Говорили даже о том, что некоторым из них советская власть якобы дала соответствующие поручения. Такую нелепую и для высланных лиц глубоко оскорбительную сплетню необходимо самым решительным образом опровергнуть. Это нетрудно. Достаточно лишь отчётливо просмотреть список подвергнутых высылке. В моей памяти наиболее отчётливо сохранились имена моих московских спутников. Всё это были люди безукоризненной репутации, почтенные и заслуженные представители различных областей знания. Большинство имен относится к области гуманитарных наук, в особенности философии, столь ненавидимой большевиками. Были высланы: философы [Н.А.] Бердяев, [С.Л.] Франк, [Л.П.] Карсавин, И. А. Ильин, [Б.П.] Вышеславцев; историк [А.А.] Кизеветтер, экономист А. А. Чупров; представители других гуманитарных наук – кн. [С.Е.] Трубецкой, [В.В.] Абрикосов, [Д.В.] Кузьмин-Караваев; профессора естествознания и техники – [В.В.] Зворыкин, В. В. Стратонов, [В.И.] Ясинский; председатель Московского сельскохозяйственного общества А. И. Угримов, кооператоры [А.Ф.] Изюмов и [В.С.] Озерецковский… Мне кажется, что высокая моральная и политическая добропорядочность колола глаза большевикам, ещё не освоившимся со своей диктаторской беспринципностью, и послужила поводом к удалению „нежелательных элементов“».

Среди студенчества также проводились действия по выявлению и высылке инакомыслящих. Акцию по аресту студентов ГПУ провело в ночь с 31-го августа на 1-е сентября 1922-го г. Однако тем студентам, кто подвергся высылке, было дано разрешение возвратиться через определённый срок, «т.к. существовало мнение, будто столкновение с капиталистической действительностью превратит молодёжь в убеждённых сторонников советской власти».

М. М. Новикову, как и другим депортируемым осенью 1922-го г. профессорам, разрешили уехать в Германию с семьей. В связи с этим депортация как репрессивная мера по отношению к инакомыслящим, выглядела даже «слишком гуманным» и «дорогостоящим» решением… Главную причину такого смягчения тактики большевиков следует искать в том, что летом 1922 г. Советская Россия добивалась международного признания и «слишком жестокое обращение с политическими оппонентами могло повредить ее престижу».

Судя по сопроводительной записке зампреда ГПУ Уншлихта от 22 августа 1922 г., первоначально на «высылку антисоветской интеллигенции за границу» у ЦК РКП (б) было запрошено 50 млрд руб. (из расчёта стоимости высылки одного человека из Москвы в Германию – около 212 млн руб.). Сюда входили следующие расходы: стоимость германской визы и продовольствия на двое суток дороги; железнодорожные билеты от Москвы до Себежа и от Себежа до Берлина, месячный прожиточный минимум в Берлине, как для политработника 3-й категории. Вскоре от этих расходов решили отказаться и переложить их на высылаемых, материальное положение которых и без того было крайне тяжёлым. Для того чтобы оплатить стоимость билета от Петрограда до Берлина (6 английских фунтов) и тем самым получить разрешение на выезд, почти всем им пришлось распродать последнее из того, что у них оставалось непроданным в течение последних лет (обстановку, библиотеку, одежду и пр.). По воспоминаниям писателя М. А. Осоргина «Как нас уехали» процедура высылки сопровождалась неожиданными курьёзами и заняла больше месяца. «Всесильное ГПУ оказалось бессильным помочь нашему „добровольному“ выезду за пределы Родины. Германия отказала в вынужденных визах, но обещала немедленно предоставить их по нашей личной просьбе. И вот нам, высылаемым, было предложено сорганизовать деловую группу с председателем, канцелярией, делегатами. С предупредительностью (иначе – как вышлешь?) был предоставлен автомобиль нашему представителю, по его заявлению выдавали бумаги и документы, меняли в банке рубли на иностранную валюту, заготовляли красные паспорта для высылаемых и сопровождающих их родных. Среди нас были люди со старыми связями в деловом мире, только они могли добиться отдельного вагона в Петербурге, причем ГПУ просило прихватить его наблюдателя, для которого не оказалось проездного билета; наблюдателя устроили в соседнем вагоне. В Петербурге сняли отель, кое-как успели заарендовать все классные места на уходящем в Штеттин немецком пароходе. Все это было очень сложно, и советская машина по тем временам не была приспособлена к таким предприятиям. Боясь, что всю эту сложность заменят простой нашей “ликвидацией”, мы торопились и ждали дня отъезда; а пока приходилось как-то жить, добывать съестные припасы, продавать свое имущество, чтобы было с чем приехать в Германию. Многие хлопотали, чтобы их оставили в РСФСР, но добились этого только единицы».

Итоги проведенной операции были проанализированы в ноябре 1922 г. в циркулярном письме «Об антисоветском движении среди интеллигенции», а также в «Обзоре деятельности антисоветской интеллигенции за 1921–1922 гг.», подготовленном Секретным отделом ГПУ. Причины, побудившие большевиков провести масштабную акцию против интеллигенции, разъяснялись в циркулярных письмах ГПУ в отношении каждой категории лиц, подвергшихся репрессиям (медицинские работники, агрономы, кооператоры, профессора и студенчество, журналисты и пр.). Например, в отношении высшей школы в циркулярном письме № 26 от 23 ноября 1922 г., было отмечено следующее: «Контрреволюционные элементы профессуры пытались и пытаются использовать кафедру высшей школы в качестве орудия антисоветской пропаганды. Многолюдные студенческие аудитории становятся центром возрождения буржуазной идеологии, проводниками которой являются ученые ревнители капиталистической реставрации. Профессура ряда высших учебных заведений Москвы и Петрограда провела весной с.г. ряд забастовок, где наряду с экономическими требованиями были выдвинуты и требования автономии высшей школы, свобода профессорских и студенческих ассоциаций. В этом движении, направленном на завоевание высшей школы как идеологического форпоста возрождающейся буржуазии, реакционная профессура, успевшая создать свои независимые организации (Объединенный совет профессоров г. Москвы и подобный же центр в Петрограде), опирается на буржуазные элементы студенчества, являющегося оружием в руках профессорских клик».

Главный в русском академическом союзе Берлина

Всеволод Иванович Ясинский (1884–1933)

Русский инженер-технолог, конструктор паровых турбин, профессор МВТУ, первый директор Русского научного института в Берлине. Десять лет состоял председателем Русского академического союза в Берлине.

След в России

Сведений об инженере Ясинском сохранилось не много. Известно, что до Первой мировой войны он преподавал в Императорском Московском техническом училище, теперешнем МВТУ им. Баумана. В годы войны его интернировали немцы, и насильно удерживали в Германии в качестве «гражданского пленного». Конструкторы паровых турбин тогда всё ещё были вроде теперешних разработчиков ракетных двигателей. После возвращения в Россию он вновь работал в ИМТУ. Именно в это время техническое училище, призванное восстановить престиж русской инженерной школы, достигло международной известности.

Об этом свидетельствует такой факт. Президент Массачусетского технологического института Дж. Рункль, получив сделанную специально по просьбе американцев коллекцию моделей для обучения инженеров по русскому методу, в восторге писал тогдашнему ректору ИМТУ В. К. Делла-Воссу: «За Россией признан полный успех в решении столь важной задачи технического образования… В Америке после этого никакая иная система не будет употребляться». Несомненно, в том есть и заслуга профессора Ясинского. Недаром его авторитет пытались использовать и Временное правительство, и даже Советы. Неизвестно, как он лично отнёсся к победе большевиков, но был ими назначен председателем правления Дома учёных в Москве, членом Совета редакции журнала «Вестник инженеров». В 1921-ом году по приглашению А. М. Горького принимал участие в работе Всероссийского Комитета Помощи Голодающим. Большего о нём не узнать. Можно только предположить, что был он человеком великих задатков. В списки врагов власти и лично пролетарского вождя иначе не попадёшь. Но время даже от таких людей оставляет до обидного мало.

Причины изгнания

В 1922-ом году происходит событие, которое заставляет предполагать, что именно настроение профессуры и студентов бывшего императорского технического училища, называемого теперь МВТУ, подтолкнуло Советскую власть к мыслям гнать такую профессуру и студенчество из страны. Тогда пролетарский Главпрофобр объявил о назначении в училище советского ректора. Училище объявляет забастовку. И вот этим делом уже занимаются высшие руководители государства, начиная с Ленина, который двадцать первого февраля 1922 года пишет записку Л. Б. Каменеву и И. В. Сталину: «…уволить 20–40 профессоров обязательно. Они нас дурачат. Обдумать, подготовить и ударить сильно», – имея в виду именно профессоров Московского высшего технического училища.

В «Списке активной антисоветской интеллигенции г. Москвы» от 31 июля 1922 года Ясинский числится четвёртым номером. Он несколько раз назван в списке «профессором», это ясный намёк – антисоветчик. В августе 1921-го года был арестован ВЧК как «чуждый элемент», содержался под следствием. По решению Президиума ВЧК от 6 октября 1921-го года освобождён под подписку о невыезде до конца следствия.

В заключении по делу Ясинского следователь ВЧК скажет: «Опрос гр[ажданина] Ясинского и просмотр материала к его делу привёл меня к следующему: проф. Ясинский принадлежит, несомненно, к числу граждан, совершенно чуждых советской власти, советскому строительству, не могущий хоть в малой мере таковому сочувствовать и “нейтрализм” и аполитичность которых подвергается самым большим сомнениям».