New «Мёртвые души». И другие повести и рассказы

И правильно поступили – какой может быть спрос с Чичикова.

Парусник Маака

Повесть – ретроспектива

Посвящается неутомимому и мужественному исследователю и патриоту Приамурского края

Ричарду Карловичу Мааку.

Тетрадь в коленкоровом переплёте

После развода с женой и раздела нашей трёхкомнатной квартиры мне досталась однушка в двухэтажном доме послевоенной постройки. Скрипучая деревянная лестница, площадка на три квартиры, высокие потолки и комната в два окна, с тесной кухонькой и совмещённым с ванной унитазом – общей площадью 30 квадратов. Да, забыл, ещё ветхий балкон, на который страшно выйти без парашюта.

Расставив привезенный скарб и подключив Интернет, я отправился искать старшего дома, чтобы узнать, который из подвальных чуланов мой. Моя кладовка была первой от входа налево. Прежде чем занести туда сетку картошки и картонную коробку с луком, мне предстояло освободить чулан от хлама, оставшегося от старых хозяев.

К моей радости, наследства было немного, да и то оказалось не совсем бесполезным.

Ну, кто сейчас выбрасывает на мусорную площадку старый венский стул, который после несложной реставрации может стать украшением квартиры в стиле ретро. В фанерном футляре я обнаружил ручную швейную машинку Подольского завода, производства 1963 года – вещь вполне антикварную, и достойную того, чтобы стоять в моей квартире на почётном месте.

Годовые комплекты журнала «Коммунист» застойного брежневского периода интереса для меня не представляли, и были вынесены на свалку истории. Затем на мусорную площадку, по той же причине, последовали собрания сочинений двух писателей – поэта и прозаика, лауреатов Сталинских и Ленинских премий, Героев Социалистического Труда. Свёрнутый рулоном узбекский ковёр и неполный чехословацкий хрустальный сервиз также пошли на вынос.

В тусклом свете двадцативаттной лампочки накаливания под раздачу чуть не попала и старая тетрадь в коленкоровом переплёте. Только выйдя из подвала на свет дня, я рассмотрел, что было в этой общей тетради. Я увидел записи, сделанные чернильным пером – каллиграфическим почерком, с наклоном и нажимом. Но главное, с архаическими «?», «i» и твердыми знаками в конце слов.

Вечером, поставив на вертушку винил рок-группы Pink Floyd и поудобней улегшись на диване, я открыл старую тетрадь. Чтение захватило меня с первых строчек.

Это была рабочая тетрадь благовещенского журналиста, жившего во второй половине XIX века. Звали-величали его Дмитрием Макухиным, и был корреспондентом еженедельного литературно-сатирического издания «Амурский ротан», которое почило в бозе, не успев появиться на свет (увы, бывает и так, когда речь идет о газете или журнале).

Чтобы не испортить неподражаемого стиля Дмитрия Макухина, я публикую его тетрадь полностью, но с изменениями, выражающимися во вставке слов и целых предложений, утраченных в тех местах, где листы были безнадёжно попорчены мышами. Старинные русские и китайские меры длины, веса и объема я дополнил современными европейскими. Также сделал, где надо, сноски-пояснения.

Между страницами тетради был вложен в качестве закладки лист белой рисовой бумаги, по краям также потраченный мышами. Но рисунок цветной китайской тушью на нём хорошо сохранился. Казалось, огромная бабочка яркой раскраски сейчас взмахнет крыльями и полетит. Под рисунком стояла надпись печатными буквами: «Парусникъ Маака (Papilio maakii). А ещё ниже – размашистый автограф: «Ричардъ Маакъ. 17-го августа, 1886 года, г. С.-Петербургъ».

Краткое вступление

Детство моё прошло в доме на улице Зейской. Отец мой, мелкий чиновник городской управы, утонул при купании в Амуре, когда мне было семь лет, и матушка, чтобы прокормить нас, троих детей, из коих я был самым старшим, сдавала комнаты жильцам. При доме был огород, служивший нам большим подспорьем в части пропитания, и я с юного возраста помогал матушке поливать и пропалывать грядки.

И вот там, в нашем огороде, однажды увидел я огромную бабочку необыкновенной красоты. Цвет её крыльев, отливающих металлическим блеском, невозможно было описать: но был и чёрный, и лазоревый, и зелёный сразу. Матушка не знала, что это за бабочка: на её родине, в Саратовской губернии, таких не было.

Тогда я ещё не мог и вообразить, что пройдут годы – и мне доведётся встретиться с учёным-естествоиспытателем, чьим именем названо это дальневосточное чудо, эта самая большая бабочка России. С человеком из числа сподвижников графа Муравьёва-Амурского, одним из творцов истории Русского Приамурья – Ричардом Карловичем Мааком. О встречах с которым и хочу поведать вам, уважаемые читатели.

Прошу вас по возможности быть снисходительными к шероховатостям моего стиля изложения, поскольку вы читаете не творение писателя, а всего лишь записки провинциального журналиста.

«Амурский ротан»

Когда в Благовещенск из Петербурга была доставлен новый журнал «Ревизор», я обратил внимание на статейки, напечатанные в разделе «Фельетоны». Критическое содержание и саркастический тон этих заметок, авторы которых скрывались за подписями Старый брюзга, Недовольный ворчун, Язва московская и прочими подобными, подвигли меня на подражание. Озарённый вдохновением, я в один присест написал свой первый фельетон.

«НЕ ОБМАНЕШЬ – НЕ ПРОДАШЬ

Земля амурская слухом полнится, что в Благовещенске есть чиновники и купцы, взявшие себе девизом русскую народную присказку «Рука руку моет, вор вора кроет». Вдвоём можно добиться того, чего одному не удаётся. И хорошо, если такой дружеский союз заключен во благо себе и обществу. А если во благо себе, но во вред обществу? Увы, бывает и так.

В Благовещенске за такими примерами далеко ходить не надо. Вот последний случай, живо обсуждаемый во всех домах и присутственных местах.

Скоро будет год, как в городе существует Дом призрения престарелых и увечных отставных нижних чинов. Сие заведение находится под покровительством городского головы, благотворителями и жертвователями его являются уважаемые граждане города.

Заглянем же в столовую этой богадельни и посмотрим, что там варится в котле для призираемых инвалидов.

Вот в бочках солёная кета, а вот в мешках просяная крупа. Согласно записям в амбарной книге, кета эта последнего улова, а просо привезено из-под китайского города Гирина. Но что мы видим при ближайшем рассмотрении? Кета в бочках заветрена и с неприятным душком. Просяная крупа мелкая и засоренная отходами молотьбы. В лабазах Благовещенска ходят слухи, что это вовсе и не кета, а горбуша, и хранится она уже, самое малое, три года, а просяная крупа самого низкого сорта куплена здесь же неподалеку – у зазейских маньчжуров.

Кто же поставщик залежалых и скверного качества продуктов? Купец второй гильдии Яков Фролович Кузеванов, пять лет назад начинавший с лоточной торговли снедью и шинкарства*. А кто принимал и оплачивал эти поставки? Чиновник А. из канцелярии при городском голове. Плохо верится, что здесь не обошлось без подкупа должностного лица.

*Незаконное изготовление, хранение и торговля спиртными напитками.

Что же это выходит?! На сиротский стол попали некачественные продукты, за которые ещё и заплачено втридорога! А нажились бессовестный купчишко и жадный крючкотвор.

Заглянем в большой энциклопедический словарь Konversations-Lexikon и найдем там подходящее к этому случаю слово korruption, в переводе с немецкого языка означающее: подкуп, продажность и разложение.

На вопрос: «Куда мы катимся?», есть только один ответ: «Мы катимся в пропасть!».

P. S.

Кстати, обозначенный купец является и поставщиком интендантской службы Благовещенского гарнизона. Что в котле у наших доблестных воинов?

    Дятел благовещенский».

Запечатав свой фельетон в конверт, я отправил его в редакцию журнала «Ревизор». С очередной доставкой почты из Петербурга пришёл последний нумер сего издания, в котором я, к своей неописуемой радости, обнаружил произведение, вышедшее из-под моего пера.

Окрылённый успехом, в тот же вечер я написал фельетон в стихах про наших нахлебников.

«ПОЧЕМУ МУКА СТОИТ 5 РУБЛЕЙ*

Прежде был я – как яблок наливный,
А теперь я – как спичка! Ей-ей!
Это что же? Зерно-то – 3 с гривной,
А мучица-то 5 аж рублей!!!
О, наивный обыватель!
Как же глуп и тёмен ты!
Загибай за мной, приятель,
На руках свои персты!
Ну, считай: зерно – 3—10,
А теперь гляди, земляк:
Чтоб отмерить, ссыпать, взвесить —
Положи еще пятак.
На усушку, на утруску,
На подноску, на разгрузку,
Тут, приятель, как ни как,
А добавишь четвертак,
Дальше: возчики,
Переносчики,
Посыльные,
Рассыльные,