Ловушка для папы

Это же теперь отец сможет мельницу на ручье справить, думал Хесус. А то каждый раз жалуется, что с зерном приходится за пять лиг таскаться, да ещё и отдавать мельнику десятину из их и так небогатого урожая. А будет своя мельница… Эх… Тогда Беаткины родители ему от ворот поворот не дадут.

Хуан Савендо долго ходил вокруг стола и рассматривал лежащий на глиняной тарелке самородок. Наконец, он сделал шаг назад, упёр руки в бока, и строго глянул на сына.

– Кто кроме тебя видел это? – негромко спросил он.

– Никто, – удивлённо замотал головой молодой человек. – Я как нашёл, сразу прибежал показать. Это же хорошо, отец! Мы сможем построить свою мельницу. И ручей не будет занимать нашу землю просто так, и тебе не придётся договариваться с дядей Мануэлем везти мешки. Наоборот, это нам все будут давать зерно за помол.

Мальчик с сомнением посмотрел на хмуро покачивающегося на деревянной ноге отца, затем перевёл взгляд на кусок золота на тарелке и вновь задрал брови.

– Я не прав, отец?

Хуан с кряхтением опустился на лавку, запустил руку в густую светлую бороду и долго там скрёбся. Наконец, посмотрел на сына. В глазах его была грусть.

– Ты даже не представляешь, насколько не прав, сынок, – глухим голосом пояснил он. – Если об этом кусочке узнает барон или пронюхает кто-то из церковной братии, нам конец. Даже если узнают соседи. Они-то не преминут доложить. Не для того даже, чтобы что-то выгадать самим, а чтобы не дать подняться нам.

– Так что? Золото придётся выкинуть обратно?

– Ну зачем же?

Инвалид, стуча деревяшкой, подошёл к печке, вынул из неё, обернув полотенцем руку, горшок, налил в глиняную плошку отвара, сделал большой глоток, и только тогда повернулся к сыну.

– Если только… – Мужчина снова заходил по единственной комнате, глухо топая деревянной ногой по земляному полу.

– Вот, что, – наконец, решительно заявил он. – Ты отвезёшь этот самородок в Уэльву.

– Но ведь это тридцать лиг, папа?! – мальчик возмущённо вскочил с лавки и уставился на отца.

– Тебе давно пора взрослеть. А то семнадцать лет, а всё дитё дитём. Другие, вон, уже сами отцы в твоём возрасте, а ты всё под мамкиным крылышком сидишь.

– Так ведь не идёт она за меня, папа! – мальчишка почти плакал.

– Значит, у тебя есть причина добраться туда и обратно быстро и без потерь. Найдёшь там дом дона Совиньи. И передашь ему это письмо.

Он, хромая, прошёл в угол, долго там возился, наконец, вернулся с листом серой бумаги и огрызком карандаша. Послюнил грифель, минуту подумал, и начал покрывать лист неровными буквами. Сын с удивлением разглядывал написанное и ему казалось, что отец забыл грамоту. Сам он гордился умением читать и писать. Три года назад, когда в Осуну впервые вошли Супрематоры, началась кампания по переучиванию детей с арабской вязи на латиницу. В итоге все ровесники Хесуса отлично понимали, как по-арабски, так и по-кастильски. Но то, что писал отец, лишь отчасти походило на латинские буквы. Может, он забыл, как они пишутся, подумал мальчик. Или вообще, не знает. Наконец, Хуан сложил письмо вчетверо и надписал имя получателя. Мальчик убедился, что с кастильским у отца всё в порядке. Он принял послание, выслушал ещё раз, куда следует идти и кого там найти, и совсем уже двинулся за дверь…

– Стой! – властный голос отца остановил его почти на улице.

Хесус оглянулся. Хуан протягивал ему свёрнутую «мышкой» тряпицу.

– Ты ничего не забыл?

Мальчик даже ударил себя ладонью по голове. Надо же, собрался продавать самородок, а именно его-то и не взял. Он, сгорая от стыда, вернулся к столу, выхватил у отца тряпицу, и засунул её за пазуху.

– Выпей отвара и иди. Не надо сразу. Пути не будет.

Хесус, опустив голову, вынул из печки горшок, налил в плошку, залпом выпил… Замер, мысленно ощупывая себя, вспоминая, что где лежит, и не забыл ли чего.

– На, в дорогу. – Отец протянул ему краюху серого хлеба и кусок твёрдого сыра. – Да не разговаривай ни с кем. Можешь только дорогу спросить. И…

Он подошёл к сыну, сложил пальцы щепотью, перекрестил его, и повернул в сторону двери. Отец тоже волнуется, подумал мальчик. Вон, даже крест задом наперёд положил. Он последний раз тронул завёрнутый самородок, письмо за пазухой, вздохнул, и решительно открыл дверь. Дорогу до Севильи он знал, пару раз ездили туда с родителями купить то, чего не привозили на сельский рынок. А дальше, если верить отцу, всё просто. Прямая дорога в сторону моря. Помоги мне, святой Христофор, покровитель всех путешествующих, попросил про себя мальчик, и уверенно двинулся по дороге.

Сначала Христофор взглянул на хижину, куда его поселили, с антипатией. Ничего привлекательного, необитаемый островок лиг с полсотни от Гуанахани, так, оказывается, аборигены называют место, где их встретили. Необычный плотик дона Паоло, не нуждаясь в ветре или вёслах, уверенно двигался впереди остатков эскадры, шумно молотя своими пропеллерами. Это чудное название подсказал сам дон Моторин. Адмирал остался с ним, а Санта-Мария и Нинья шли следом.

Островок оказался оборудован приличным пирсом из монолитного серого камня. Дорожки от причала к городку из плетёных хижин, площадка, всё отделано тем самым камнем.

Хижины на первый взгляд примитивные – плетёные из лиан стены, крыши крыты пальмовыми листьями, вместо окон пустые проёмы. Адмирал с пренебрежением вошёл в полумрак гостиной и замер. Сзади раздался еле слышный щелчок и под потолком сама собой вспыхнула яркая лампа.

– Посмотрите сюда, адмирал, – подсказал дон Паоло. – Видите этот квадрат с клавишей? Нажмите.

Как завороженный Колумб осторожно нажал клавишу. Лампа погасла, и он на некоторое время ослеп.

– А теперь ещё раз.

С трудом нащупал клавишу, вернул её в верхнее положение и с радостью увидел, что комната вновь освещена.

– Вы потом покажите своим людям, как пользоваться светом. А пока давайте пройдём в спальню.

Вечером, лёжа в мягкой постели, Христофор в который раз перечислял чудеса, с которыми ему довелось столкнуться за день. Это и лампа, слушающаяся щелчка клавиши, и кухонная плита, в которую не нужно класть дрова. Дон Паоло сказал, что в ней горит вода, но адмирал, хоть и согласился, но втайне не поверил. Где такое видано, чтобы воду можно было зажечь. И почему тогда не горит вода в тех удивительных трубах? Хотя, надо признать, греется она хорошо.

Много чудесного рассказал дон Паоло о государстве Америка. И это не только непривычная еда, не встречающиеся более нигде растения и животные. Прежде всего, необычны в этой стране сами люди. Начать с того, что у них нет короля. Нет дворянства, крестьянства. Почти отсутствуют священнослужители. Дон Паоло говорил, и адмиралу верилось с трудом, что в этой стране каждый может стать кем захочет. Даже королём. Потому что государственная власть здесь не имеет ничего общего ни с богатством, ни с доходом. По утверждениям местных во главе должен стоять не тот, кто получил этот пост по праву рождения, а тот, кто проявил себя как лучший хозяйственник, тот кто умеет управлять и не видит в этом способа личного обогащения.

Впрочем, впоследствии выяснилось, что аристократия в этом удивительном государстве есть, но только совершенно иного свойства. Не наследная, базирующаяся не на родовых принципах, а на пользе для страны. Это мастера, создающие диковины вроде того самого плотика, который, как оказалось, может двигаться и по воде, и по суше, или многозарядного мушкета, которым помощник дона Паоло разнёс в щепки весло шлюпки. Но создавать нужно обязательно что-то новое и не лениться поддерживать свои знания и работоспособность на уровне, иначе вскоре рискуешь остаться за спинами претендентов.

Самое удивительное было то, что ни один священнослужитель не считал это святотатством или ересью. Наоборот.

– Видите ли, адмирал, – пояснял дон Паоло, сидя в удобном, плетёном из лианы кресле-качалке. – Господь, как вы помните, создал человека по образу и подобию своему. А сам Господь без сомнения является величайшим творцом. Создателем. Именно для этого он и наградил людей разумом. Чтобы те принимали подобие божие и так же учились быть творцами.

– Но католическая це…

– Не надо. Я не буду спорить с отцами вашей церкви. Спрошу лишь о том, кто является у вас аристократией. Не лучшие ли воины?

– Сейчас совершенно необязательно…

– А изначально? Не тех ли, кто помогал королям в битвах, награждали потом землёй и властью? Да и сами короли. Далеко ходить не будем. Помните, как была присоединена к королевству Кастильскому Гранада? Ведь десять лет бои шли.

– Но свет истинной веры всё же был распространён на эти земли.

– А сколько не дожило до этого светлого момента? Скольких убили в боях?

– Увы, это война…

– Раз вы оправдываете массовые убийства, скажите мне, есть ли убийство в образе божьем? Даже не так. Может ли убийца утверждать, что подобен богу?

Они тогда спорили больше часа, но Колумб так и не смог убедить своего оппонента. Более того, он и сам в конце концов стал сомневаться в целесообразности религиозных войн, да и, в чём не признался бы и самому себе, в безупречности католической веры.

В комнате, будто сам собой вспыхнул свет, и адмирал отвлёкся от воспоминаний. Когда зажмурившиеся глаза открылись, он увидел стоящую у двери долгожданную даму. Руками вошедшая держалась за ручку гибрида столика и тележки, подобные встречались в лавках ювелиров в Генуе. Зацокали по полу каблуки и уже через минуту столик оказался возле кресла. Теперь стало видно, что дама очень необычно одета.

Вообще-то приходила она далеко не первый раз, но Колумб в каждый её приход испытывал понятное возбуждение. Не так часто, да и не в подобной обстановке, ему приходилось видеть голые женские ноги, да ещё и в таких вызывающих туфлях.