Ловушка для папы

Доехали, успели. А самое главное, мальчик не потратил ни одного серебряного реала. За всё заплатил его щедрый попутчик. Солнце как раз садилось, когда вдали показались крыши родного села. Хесус непроизвольно шаркнул пятками по бокам лошади, и та, прекрасно поняв всадника, прибавила шагу. Против солнца видно было плохо, и мальчик никак не мог показать своему спутнику их дом. Когда, наконец, слепящий диск скрылся за горизонтом, на фоне темнеющего неба запылало новое свечение.

Сначала Хесус не мог понять, что это горит, но, когда разобрался… Мальчик изо всех сил шарахнул кобылу пятками, ничуть не заботясь о чистоте сапог, и совсем уже было рванул к горящему дому, но дон Совиньи успел ухватить его лошадь под уздцы.

– Стой, дурак! – зло прикрикнул он. – Иначе и ты пропадёшь. Не видишь, кто там бесчинствует?

Наверное, слово «бесчинство» в этом случае грешно было употреблять, потому что придерживали подпёртую поленом дверь, а также совали горящие факелы под соломенную крышу пятеро монахов. Одетые в серые от пыли, покрытые многочисленными заплатами, рясы, они о чём-то тихо переговаривались. А вокруг избы, создавая круг охранения, стояли ещё пятеро. В латах, вооружённые окованными медью дубинами. А уже за этим кругом, прямо на дорожке, устремив невидящий взгляд в небо и раскинув руки, неподвижно лежала мама…

Видно стало очень плохо, к тому же зачесался нос, его безумно захотелось натереть докрасна. Мальчик всхлипнул, провёл чистым дорогим рукавом по лицу, не замечая серой от пыли и слёз полосы на ткани. Как же он сейчас жалел, что не выпросил у дона Совиньи всё-таки меч, как у того рыцаря. А с голыми руками кидаться в бой. И всё равно, на месте не сиделось. Хесус выдернул из рук спутника недоуздок, но…

Тлеющая солома на крыше взвилась в небо, и на коньке дома показался отец. В руке его был тот самый вожделенный меч. Мальчик и не предполагал, что у них в доме может быть такое оружие. Хуан, несмотря на отсутствие ноги, ловко спрыгнул на землю, но сразу же оказался окружён латниками с дубинами.

Что происходило в зоне битвы, Хесус не видел, но два чужих воина по очереди опустились на землю. И тут же сорвался с места его спутник.

– Derzhis’ Ivan Stepanych! – шумно прокричал он боевой клич.

Но было уже поздно. Отца повалили, дубинки замелькали, ломая кости. Когда дон Совиньи срубил три оставшиеся головы, Хесус уже подъехал, чтобы успеть к казни оставшихся четырёх инквизиторов. Даже дал одному пинка, не слезая с лошади. И только потом подбежал к отцу.

Дон Совиньи был уже там и о чём-то тихо говорил с лежащим в пыли, окровавленным Хуаном Совендо. Мальчика он даже близко не подпустил. Только позже, когда закрыл глаза мертвецу, снял сначала свой необычный головной убор, а потом Хесуса с седла, прижал мальчика к себе, и тут молодой человек разглядел на ресницах взрослого, сильного и уважаемого человека, слёзы. Wasiliy Luckich покрутил сироту перед собой, держа за плечи, строго посмотрел ему в глаза, несмотря на то, что взгляд был мокрый как у одного, так и у другого, и пробормотал:

– Вот и потеряли мы с тобой, ты семью, а я старого друга. Осиротели.

Глава 9

Cum spiritum Tuum…

– Хек, хек, хек… – Хесус упорно отмахивался палкой, держа её в правой руке.

Очень хотелось ухватить эту дубину обеими руками, и начать отбиваться, как в селе от собак, но нельзя – сейчас он не дерётся, а учится фехтованию. Молодой человек разглядел очередной выпад в самом его начале, как учили, подался чуть вправо и вперёд, одновременно отводя клинок противника левее, и нанёс удар по боку. Точнее, хотел нанести. Василия Лукича в том месте уже не было, а его учебный меч нёсся снизу прямо по… Нет!!!

Хесус ударил палкой, пытаясь блокировать, но учитель снова сделал этот хитрый финт, обернул свой учебный клинок вокруг деревяшки мальчишки… миг, и дубинка уже летит в сторону, а Хесус стоит растерянный и безоружный. Что делать?

Ученик, недолго думая, кинулся в ноги учителя, и вот уже с кряканьем принимает на себя тяжёлое падающее тело. Фу-ух…

– Молодец, – вставая, похлопал его по плечу дон Совиньи. – Главное, не сдавайся. Тогда можно из любой ситуации найти выход.

Дон Совиньи, а на самом деле Василий Лукич Свиньин, рывком стянул с плеч потную рубашку, протёр ей бок с явственно видимым синяком, и направился в баню. Хесус Совендо, а, как оказалось, Иисус Совенко, задумчиво смотрел ему вслед.

Вот уже второй месяц, как этот удивительный человек приютил мальчика. Кормит его, одел в одежду благородных, а главное, учит владеть мечом. Даже сейчас, на площадке патио, или как говорит сам Василий Лукич, «на базу?», кроме деревянного учебного меча, на боку обязательно висит боевой, знаменитой толедской стали. Мальчик до сих пор, хотя тому давно миновал месяц, время от времени вытаскивает клинок из ножен, конечно, когда никто не видит, и с удивлением и восторгом его рассматривает.

– Эй, малой! – раздаётся зычный весёлый голос учителя и в удивлённо поднятое лицо врезается метко брошенное мокрое полотенце. – Хватит мечтать, иди мыться. Воняешь, как курьерский жеребец.

Хесус, оказывается, всё это время бездумно поглаживал ножны. Он встрепенулся, повесил полотенце на плечо, прямо поверх пропотевшей насквозь рубахи, и двинул в угол база, где валялся выбитый учителем деревянный меч.

Учителем…

Ещё год назад мальчик и мечтать о подобном не мог. А когда увидел убитых инквизиторами отца и мать, сожжённый дом, то долгое время вообще не представлял, как будет жить дальше. Даже была мысль уйти в монастырь Святого Ангела, к тому смешному мальчишке, что проводил его к дону Совиньи. Но там как раз и жили люди в рясах – главные виновники смерти родителей. Хесус чуть не впал в панику, но замер, когда почувствовал на плече твёрдую руку Василия Лукича.

– Я всё понимаю, мальчик, – успокаивающе сказал он. – И не оставлю сына моего друга. Поехали.

С этого момента у Хесуса началась совсем другая жизнь. Каждое утро опекун будил его на рассвете, они совершали долгий, почти на час, забег, а потом дон Совиньи до изнеможения гонял своего подопечного с учебным мечом, с тяжёлыми камнями на плечах, да и просто. Как оказалось, его мучитель знал множество упражнений, служащих лишь для одной цели – довести Хесуса до полного изнеможения. К концу занятий ученик ненавидел Василия Лукича, весь окружающий мир… Даже себя. В особенности себя, потому что, как оказалось, его опекун легко выполнял самые сложные и тяжёлые упражнения, те, что вызывали у ученика панику вперемежку с отвращением. Да ещё и пояснял попутно, не боясь сбить дыхание:

– Твой отец попросил приглядеть за тобой, подготовить к жизни. А я сам Ивану Степановичу животом обязан. Посему сделаю из тебя настоящего мужчину.

И делал. После физических издевательств, итогом которых была неизменная баня, приходил учитель словесности и вытворял с головой бедного школяра то, что утром дон Совиньи делал с телом. Мальчик писал десятки литер, иногда целый лист за урок исписывал. Пифагорово землемерие, арифметика, небознание, шахматы, управление… И всё это следовало заносить на специальные листы. А безжалостный учитель, приглашённый выкрест Мельхиор Танжерский, взявший после крещения имя Мэлхор, требовал, чтобы каждая литера равнялась остальным по размеру, округлости. А сам текст при этом надо было описывать высоким слогом, каким Хесус в жизни не высказывался, тем более, что и сам учитель говорил простым, понятным языком.