Универсум

Долго мы не выпускали друг друга из объятий и молчали, не веря, что это произошло. Сердце перестало щемить – старые запахи и прежние ощущения той самой постепенно врачевали его, удерживая от гибели.

– Дети спят – разбудить? – спросила она, вытирая влажные глаза.

Я задумался: не заснут ведь. Так что взял ее за руку и сказал:

– Пойдем.

Одна доильня оказалась свободной.

***

После секса Мия восприняла факт, что ее муженек опять скоро исчезнет, не так катастрофично, как я опасался. Славке с Тилькой мы не спешили рассказывать. Раздражало, что по каждому поводу в пору консилиум созывать для обсуждений до изнеможения. Сошлись на том, что рисковать с транспортировкой детей в таком возрасте опасно. Это отметало некоторые варианты. Естественно, Мия однозначно решила, что «обесчещенность» мы как-нибудь переживем, рвалась потолковать с психопатом и огрызалась, что я слишком спокойно это воспринимаю. Но я боялся вступить в полемику, что уж лучше я рискну что-нибудь сам придумать, чем она будет нарываться.

Мы пришли домой. Я хотел незаметно обнять детей, как ни в чем не бывало, чтобы они проснулись, а папка как будто не уходил, но и тут подкрасться не удалось – они как знали, и тут же самозабвенно закричали.

Всю ночь я никуда не отходил. Вновь я был окружен любовью, нежностью и единством. С каждым дуновением ветра, застенчиво затекающего в оконную прорезь и также аккуратно вытекающего, смывались и думы. Мало смысла думать о смерти или бессмертии, если ты уже там, где хочешь быть.

Наутро, отзавтракав, я, не сообщив ничего жене, пошел искать Баррента на четвертом этаже – для гостей Хаша и ребят более привилегированных, чем я. С моим чутьем найти его оказалось нетрудно. Из его временной просторной обители поспешно вышла девушка, сам же он надевал доспехи.

– Хочешь последние свои часы потратить на общение со мной? – спросил он, заметив меня краем глаза, и помрачнел.

– Ты ведь не настолько меня ненавидишь.

Он вздохнул, посмотрел куда-то наверх, затем на меня, и тут же отрезал:

– Если не уйдешь – я тебя выкину. Тренируйся. Или хотя бы натрахайся перед смертью.

– А если…

Но он резко встал и попер на меня. Я поспешил наружу и чуть не натолкнулся на Хаша. Видимо, боялся, что мы разговоримся.

– Чего так боишься? Ты же сам говорил: «главное – верить».

Он улыбнулся, а мне, почему-то, это смешным не показалось.

Глава 2

С грустью я спустился на площадь у Крепости, чтобы опять начать все сначала, вернуться к тем убогим временам, когда я был никем на обеих планетах. Опять приступать к этим чертовым тренировкам. Сколько раз я пытался их полюбить, притом за очень многое: за бесчисленные качества, что они во мне развивают, за интерес к некоторым дисциплинам, за уникальность опыта. Сколько раз я пытался не обращать внимания и никак не относиться к ним. И сколько раз я ненавидел это противоречивое, сомнительное занятие.

Я, наверно, единственный человек, который так быстро «пропивает мастерство», даже когда не пьет. Возможно потому, что я почти все это в гробу видал. В самом деле, я размяк за полгодика, проведенные на родине. Последний раз только в стачке с психом мне хоть немного пригодилось то, чему я научился на Планете. В остальном же почти все из арсенала насилия стало бесполезно вследствие принятия нами верного пути развития и отношения к жизни. На ум приходило: занятное развитие меткости метания, стрельбы из лука, развитие телепатии и общая физическая подготовка, являющаяся одновременно и единственным универсальным видом спорта, и путем развития выносливости и способом стать аппетитным. Более ничего в голову предвзятую не приходит.

Не стал спрашивать, по каким правилам будем сражаться. Очевидно, никакой запрет не имеет значения. Проблема в том, что если я буду пользоваться тьмой, он будет пользоваться своей пробивной силой. А это значит – один удар, – и я амеба. Так еще и Тьму последние разы пришлось долго уговаривать – сомневаюсь, что в бою будет хотя бы пять секунд на мольбы.

Все это удручало неимоверно, и тренироваться нисколько не тянуло. Но я вспомнил, как вчера было волшебно, вспомнил, что напоследок оставил наиболее простое упражнение – тренировку разума, и приступил к страданиям.

Забавно: чем ближе к смерти, тем большее примирение приходило. Просыпался в страхе, несколько часов с небольшими перерывами тренировался, и, в меру уставший, возвращался к своим и засыпал вновь спокойный, как удав, чтобы опять проснуться в страхе.

В качестве разгрузки разок сходили на охоту на крысоподобных ящериц, размером с кошку. Противные темные склизкие твари, которые, тем не менее, довольно безобидны. Они обитают в полосах – переходах между береговой линией и лесом. Хотя в лесу их тоже можно отыскать. А ближе к берегу они зарываются в песок или прячутся в кучках мокрого хвороста и выброшенных водорослей.

Пока мы пытались подстрелить этих бедных, едва слышно попискивающих и сопящих существ, я вновь ощутил не только то, что мы от природы сволочи, каких мало, но и то, что даже чингаре сочувствуют и поддерживают меня, человека, который бился с ними на одной стороне. Улов был невелик, а жрать хотелось, поэтому мы предусмотрительно взяли с собой пару взрывных стрел, чтобы оглушить прикормленную неподалеку рыбу.

После я навестил Юлию. Я попросил ее навести на меня тьму во время схватки. Она ответила, что Хаш уравняет шансы. Если бы не гордость, она бы сказала вслух, что боится. На вопрос, что бы она делала на моем месте, она спокойно ответила: «Дралась бы».

***

Вот и настал тот самый момент. То же место, где мы с Юлией впервые услышали песнь душам – знал бы я тогда. Светило уже наполовину скрылось за горизонтом, и казалось, если бы оно могло двигаться быстрее, оно бы и оставшуюся половинку затащило, лишь бы не видеть этой странной картины – смертной битвы между почти собратьями. Вечер выбрали специально, чтобы угодить мне.

Круг из солдат, сержантов и капитанов получился гораздо обширнее, нежели в тренировочных боях – метров двадцать в диаметре. Желающих посмотреть пришло полно: в три слоя, и ребята изредка высовывались из-за плеч своих соплеменников. Среди них был только что прибывший Циглуак с сестрой, графиней и минимум одним графом. Сбоку, на передвижной трибуне, стоял их Генерал.

На Барренте были слегка измененные капитанские доспехи с выпирающими наплечниками. Он не стал надевать те, в которых мы бились за Замок, как бы намекая: «я и в этих обносках тебя раздавлю». Насчет всего остального он позволил решать мне, и я выбрал стандарт – меч со щитом и броня Мрака, в которой я проходил последние дни.

И ведь даже в этой ситуации я надеялся, что все это одна большая шутка, что Хаш вот сейчас содрогнется от смеха, и прикажет отставить. Эта надежда теплилась с самого начала, я просто знал, что он делает это ради чего-то, пусть ради того, чтобы я вновь назвал его Батей, вылизал его ботинки и поклялся всегда быть за него, хоть это и глупо. Быть может, он хотел еще чего-то, и я отводил семьдесят пять процентов вероятности тому, что он не позволит меня убить. Но что такое «убить»? Я уже представлял, как трещат мои кости, и это пугало ровно столько же, сколько сама смерть.

Последнее, что Мия сказала мне, прежде чем я оттолкнул ее: «Не геройствуй. Мы примем тебя в любом случае». А когда заплакали дети, я убежал. И по пути к поганой площадке решил: «а почему бы и нет?!», и завернул в больницу за снадобьем, притупляющим боль.

Я ждал судьбоносной команды, разминая и разогревая все, что мог. Баррент делал то же самое, только не так активно.

– В бой! – крикнул Хаш, видя, что мы готовы, и не собираясь растягивать мучительные ожидания.

Баррент в очередной раз меня удивил. Конечно, я видел его всего несколько дней в жизни, но мне показалось, что последнее время он вел себя нетипично. И в этот раз, вместо того, чтобы разбежаться и столкнуть меня, он стал плавно надвигаться, как бы прикидывая, что буду делать я.

Мы пристально рассматривали друг друга, ни на секунду не сводя глаз. И вот настал первый контакт: я сделал предсказуемый уворот в противоположную сторону, а он, невозмутимо ткнул мечом в заранее выставленный щит. Даже от такого слабого удара я почувствовал мощь.

Он продолжил натиск и нанес несколько ударов. С каждым разом уворачиваться было все труднее, равновесие подводило, и последний я опять отбил щитом. За щит можно было не волноваться – дадут сколько угодно новых.

Я начал пружинить ногами и понемногу бегал из стороны в сторону. Гаденыш не собирался идти на провокации – даже лишний удар, лишний взмах со своей тушей делать не собирался.

«Была – не была» – решил я, и приблизился к нему немного слева, к его щиту. Мы оба застыли секунды на полторы, в его взгляде блеснула довольная искорка. Он отпихнул меня щитом, и я чудом удержал равновесие. Он побежал на добивание, и я откатился – его меч проделал борозду в земле рядом. Я стал сыпать по нему ударами с разных позиций, с разных сторон, но он, с чудовищной прытью отбивал каждый, даже такой, который успеть, казалось, никак не мог. Опыт и богатырская силища позволяли ему творить эти чудеса. Единственный раз я попал по его броне, что лишь высекло бесполезные искры, а звон мгновенно заглох.

Только мне показалось, что он перевел вес тела на другую ногу, я со всей дури пнул ему в колено. Но он уже увернулся, ожидая этого. Такая подлость его на мгновение разозлила, и он стал лупить по мне, желая только ранить.

Я отбивался, как мог, насылая на него размытые контуры своего тела. Еще один раз я нарочно ударил его по щиту и тут же откатился. Как бы ни так – Баррент резво повернулся и ударил меня так, что я отлетел, а в плечо как будто ударили молотком. Крик от неожиданности разорвал минутную тишину и напомнил толпе, что срочно нужно продолжать нас отвлекать.

Баррент яростно бросил на землю щит, сплюнул и начал разгоняться. Я понял, что будет дальше, закрыл глаза, успокоился на долю секунды и, воззвав к помощи всех, кто в меня верит, спроецировал Свет в глаза противника.

Враг, выставив левое плечо, мчался, поднимая за собой облачко пыли и песка. Лишь на мгновение он прищурился, почти не сбивая ритма.

Я перекатился вправо, ощущая, как дико устал. Проклятого воздуха не хватало, казалось, будто от натужных вдохов ртом не было никакого толка. А у этого быка едва сбилось дыхание.

Он предугадал, что я так поступлю и, схватив меня за щит, резко отбросил его в сторону и с силой ударил меня плечом.

Я отлетел, в глазах потемнело. Организм устроил калейдоскоп бешено сменяющих друг друга ощущений: от горечи в горле до судорог в руках. А через секунду они ударили все одновременно. Я схватился за треснутые ребра, вместо крика вырвался лишь жалкий стон, а ноги подкашивались. Ей богу, я хотел упасть на колени, но вспомнил лицо Мии и удержался. Такую легкую сдачу никто не примет. Страх остаться инвалидом пропал – через секунду его сменил страх боли и страданий.

Баррент спокойно подходил ко мне, и в глазах его была лишь смерть. Я взмахнул мечом снизу, и тот скользнул по его броне в ухо. Если бы Баррент не уклонил голову, я бы его прорезал. Схватив мое запястье, он вывернул мне руку, и меч сам выпал из обессиленной конечности.

Собрав остатки воли, я науськал его ударить головой. Мы оба уже почти не соображали, так что он так и сделал. Я повернулся насколько мог, и удар пришелся мне в плечо. Вдруг он на мгновение застыл, и я, выхватив спрятанный под броней нож, воткнул орудие Барренту в шею и сразу вытащил.

Хлынула струйка крови, и враг, испустив дух, ударил кулаком меня в грудь и схватился за рану. Я свалился, и боль в подвернутой ноге прошла разрядом по всему обмякшему телу.