– Что они делают? – спросила девочка.
Я лишь примерно знал, чем занимаются моряки на судне, и ответил первое, что пришло в голову:
– Несут вахту.
– Что такое вахта? – последовал встречный вопрос.
– Чтобы груз был благополучно перевезен из одного порта в другой, за ним нужно присматривать. Вот моряки и присматривают. Я не думаю, что им скучно.
Человек снова появился на корме.
Ослабленный швартовочный конец вытянулся в струну. Корма танкера плотно прижалась к причалу. Через несколько секунд механизмы остановились, и человек растворился в огнях, как привидение.
Мы пошли по берегу в противоположную сторону. Немолодая пара, видимо, достигнув границы пляжа, быстрым шагом двигалась нам навстречу. Подростки все так же веселились только уже впятером. К ним подключились две девочки, и их голоса были слышны за версту по округе.
– Ты часто думаешь о нем? – спросила Алина, когда я начал уставать от мысленной рассеянности. Долго идти молча тоже надоедало.
Голоса подростков остались позади и на какое-то время мы попали в промежуток, где нас никто не слышал.
– О ком? – переспросил я.
– О своем друге.
Волна накинулась на берег и едва не добралась до наших ног.
– Иногда, – ответил я. – А что?
– У тебя дрожат пальцы, – сказала она. – Вот я и подумала, что ты сейчас его вспоминаешь. Или он хочет, чтобы ты его вспоминал.
Я посмотрел на свои руки. Никакого дрожания в пальцах не было, но…
– С каких пор дрожащие пальцы рассказывают, что у человека на уме?
Она крепче взяла меня за руку.
– Я многое могу почувствовать через пальцы. Не знаю, как так получается. Просто чувствую и все.
– Интересно. И что же рассказывают тебе дрожащие пальцы? Прошлое или будущее?
– Все, – сказала девочка. – Как-то раз я коснулась подружки и вдруг почувствовала, что у нее мама при смерти. Я ничего о ней не знала. И она мне ничего не рассказывала. Только одно у нее было на уме: мать скоро умрет. Когда я спросила так ли это, она посмотрела на меня распахнутыми глазами, а потом прошипела, чтобы я держала язык за зубами.
– И мать у нее, действительно, была при смерти?
– Они торговали белым порошком. Я много раз видела маленькие пакетики у нее в руках. Моя подружка носила их разным людям. Папа говорил, кому нужно передать, и она шла и делала. Обратно она всегда возвращалась с деньгами, – Алина отпустила мою руку.
Холодок пополз у меня по спине. Я еще не осознал, каким именно порошком торговали знакомые Алины, но в пакетиках мне виделись наркотики.
– Она была твоей близкой подружкой?
– Не близкой, – сказала девочка. – Близко общаться нам запрещали. Ее родители иногда приходили к нам на ужин, и, если они были очень заняты, мы играли вместе.
– И ты догадываешься, зачем ее родители приходили к твоим?
– Нет.
Мы сели на волнорез у самой кромки воды, откуда был виден танкер, стоящий на мазутном терминале, и огни морского вокзала на противоположной стороне бухты.
– Значит, семья у тебя все-таки есть, – сказал я. Глаза девочки заблестели. В портовых огнях они горели, как звезды.
– Ага, – прошептала она. Дрожь в ее теле заметно прибавилась. Я обнял ее крепче.
– И где сейчас твои родители? Они живы-здоровы?
Алина пожала плечами.
– Что же такое должно было случиться, что они отдали тебя в детский дом?
«Допытываться или не допытываться? – думал я. – Стучать или не стучать в закрытую дверь?»
Тут девочка подняла голову и в полголоса сказала:
– Они не хотят, чтобы о них кто-то узнал.
Волнорез прогудел от удара волны. По бетонным камням прокатилась вибрация.
– О них знают только те, кому что-то от них нужно. Тебе не стоит с ними встречаться. Они делают… плохие вещи, – соскользнуло с ее губ.
Алина посмотрела в сторону города. Наступила очередная пауза, заставившая забиться мое сердце. Я вдруг понял, что до сих пор не дает мне покоя. Я хотел узнать историю девочки целиком. Я чувствовал, что в ней хранится страшная тайна, и даже сама Алина боится ее, и молчит. Молчит, чтобы не вспоминать и не думать. Я тоже чувствовал трепет, но объяснить его сущность не мог. В воздухе словно обозначилось напряжение, и я решил, что нам лучше закрыть этот разговор и вернуться домой, но тут девочка прошептала:
– А твой друг еще здесь, – ее печальная улыбка напоминала тонкий застланный дымкой полумесяц. – Он шлет тебе привет, и хочет, чтобы ты перестал о нем беспокоиться. У него все хорошо.
– Да, – я покачал головой. Волнорез под нами снова дрогнул. – На том свете у всех все хорошо.
– Не у всех, – сказала Алина. – Но у него хорошо.
– Передай ему, что я скучаю.
Она кивнула. Ветер отнес мои слова в сторону, и они растворились в шуме прибоя.
– Я так хочу, чтобы у меня тоже появились друзья, – вдруг сказала Алина и вздохнула.
– У тебя появятся друзья. Сейчас тебе девять лет. В девять лет все только начинается. Скоро у тебя будет столько друзей, что ты потеряешь им счет. Одни станут приходить, другие уходить, и так до бесконечности. Но с годами их количество все равно уменьшится. В конце концов… – «не останется ни одного», – хотел договорить я, но промолчал.
– А бывают такие, кто не уходит?
– С такими сложнее, – я погладил ее по плечам. – Но, наверное, бывают.
– Они и есть самые лучшие?