Петербург времен Петра Великого

16 мая по старому стилю (27 мая по новому) 1703 г. на этом острове началось строительство крепости. Сначала было решено возвести земляные валы с шестью бастионами (больварками), получившими названия по именам тех приближенных Петра I, которые под личную ответственность наблюдали за ходом строительства. Так же Петр действовал в 1696 г. в Азове и в 1707–1708 гг. в Москве, когда возникла опасность наступления шведов на Москву и потребовалось укрепить стены Белого города. Ближе к карельскому берегу располагался бастион, названный по фамилии воспитателя Петра и судьи Ближней канцелярии Н.М. Зотова (Зотов бастион). Другой бастион увековечил имя ближнего стольника, будущего канцлера Г.И. Головкина (Головкин бастион). Получили «свои» бастионы А.Д. Меншиков (Меншиков бастион), боярин князь Н.Ю. Трубецкой (Трубецкой бастион), родственник Петра по материнской линии К.А. Нарышкин (Нарышкин бастион). Эти последние два бастиона смотрели на Неву вместе с Государевым, или Капитанским, бастионом, строительство которого «поручалось» самому Петру I.

Г.И. Головкин

То, что строительство крепости началось с бастионов, кажется важным и символичным. Видный церковный деятель Гавриил Бужинский, первым воспевший в художественном произведении новый город, писал, что Петербург строился сначала не как город, не как столица, а как стратегический объект, оборонительное сооружение[57 - Бужинский Г. Слово в похвалу Санкт-Петербурга и его основателя государя императора Петра Великого // Полное собрание поучительных слов М., 1784. С. 1–36.]. Для Петра I и командования русской армии именно строительство крепости было делом первостепенной важности. Укрепление устья Невы входило в общий план целостной системы обороны Ингерманландии. Этот план подразумевал оттеснение шведов от обоих берегов Невы, а также строительство оборонительных сооружений на занятой русскими войсками территории.

29 июня 1703 г., в Петров день (то есть в день святых апостолов Петра и Павла), а значит, и в день тезоименитства государя Петра I, произошло важнейшее событие в истории города – он получил имя. До выхода в свет в 1885 г. книги П.Н. Петрова «История Санкт-Петербурга…» ни у кого не было сомнений в том, что 16 мая 1703 г. на Заячьем острове был основан город, который тогда же и получил свое имя – Санкт-Петербург. Вывод этот вытекал из сообщений многих источников, преимущественно позднейшего происхождения. Так, в «Журнале, или Поденной записке» Петра после цитированных выше слов «…Веселый остров» сказано: «…где в 16 день майя (в неделю пятидесятницы) крепость заложена и именована Санктпетерсбург». Примерно о том же пишет в «Истории Петра Великого» Феофан Прокопович: «Когда же заключен был совет быть фортеции на помянутом островку и нарицати ея оной именем Петра Апостола Санктпетебург». В анонимном сочинении «О зачатии и здании… Санкт-Петербурга» подробно описана легендарная история о том, как Петр I 16 мая 1703 г. установил на месте основания города золотой ковчег с мощами Андрея Первозванного, на крышке которого якобы было вырезано: «…основан царственный град Санктпетербург». В конце этой церемонии Петр будто бы сказал: «Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, аминь. Основан град Санктпетербург»[58 - Журнал. Ч. 1. С. 17; Прокопович Ф. История. С. 82; «О зачатии» //Беспятых–1. С. 258.].

П.Н. Петров усомнился в том, что город при своем основании был назван Санкт-Петербургом. Он вообще заявил, что город основан не 16 мая, а 29 июня, и именно с этого дня нужно вести отсчет его истории. Петров сделал столь неожиданный для многих вывод потому, что в исторических документах до 29 июня название города не упоминается вовсе, и только с Петрова дня, когда митрополит Новгородский Иов освятил деревянную церковь во имя святых апостолов Петра и Павла на Заячьем острове, в документах появляется название «Санкт-Петербург»[59 - Петров П.Н. История Санкт-Петербурга. С. 38–39.]. Мнение Петрова было сразу же оспорено коллегами, заявившими, что следует разделять два события – день закладки крепости на Заячьем острове (16 мая) и день наименования крепости (29 июня), как различаются день рождения ребенка и его крестины.

Однако все попытки опровергнуть утверждение Петрова о том, что полтора месяца крепость оставалась безымянной, ни к чему не привели. Обнаружилось, что еще 28 июня 1703 г. Петр I пометил свое письмо: «В новозастроенной крепости» без упоминания ее имени и только 30 июня на письме, полученном им от Т.Н. Стрешнева, проставлена помета: «Принята с почты в Санкт-Петербурхе». 1 июля 1703 г. уже сам царь писал: «Из Санкт-Питербурха», а в письме от 7 июля мы читаем: «Из новой крепости Питербурга»[60 - ПБП, Т. 2. С. 204, 558, 561; Устрялов Н.Г. История. С. 155.]. Историк Н.В. Голицын, пытаясь найти аргументы против точки зрения Петрова, наткнулся на письмо ближнего стольника, будущего канцлера Г.И. Головкина, датированное 16 июля 1703 г., в котором он сообщал своему адресату: «Сей город новостроющийся назван в самый Петров день Петрополь и уже онаго едва не с половину состроили». На письме помета: «Из Петрополя»[61 - Голицын Н.В. К 200-летию основания Петербурга. Петербург или Петрополь? Новое свидетельство об основании Петербурга. СПб., 1903. С. 8.].

Нельзя не заметить, что в приведенных документах город называется по-разному. Это характерно для начального периода его истории: привычное нам имя – название Санкт-Петербург – привилось не сразу. В документах петровской поры он называется и Петрополем, и Питерполом, и S. Петрополисом. И вообще как только не называли город, получивший впоследствии свое классическое название Санкт-Петербург: Санкт-Питербург, Санкт-Петербурк, С. Петерзбург, Санкт-Петер-Бурх, Санкт-Питер-Бурх, Санктпитербурх, Санктпетербург, Санктъпетербург, Питербурх. По письмам и бумагам Петра I видно, что сам царь чаще всего называл город Санкт-Питербурх, останавливаясь на голландском написании и произношении имени Петр как Питер. Кроме того, в его письмах встречаются и такие варианты: St. Питербурх, St. Питеръбурх, Spбурх[62 - РИО. Т. 11. С. 45, 52, 62–63, 65; и др.]. В те времена не задумывались о написании топонимов. Только что появившийся Шлотбург писался и как Шлотбурх, и как Шлотбурк. Но более всего коверкали название Шлиссельбурга – ну никак русский язык не справлялся с этим словом: Шлюсенбург, Шлютельбурх, Шлютенбурх, Шлиселбурк, Слюселбурх, Слишелбурх[63 - АСПбИИ. Ф. 276. Оп. 1. Д. 108. Л. 63; ПБП. Т. 2. С. 140, 151, 515, 523, 528; РГИА. Ф. 467. Оп. 4. Д. 8. Л. 9.], что в конце концов привело к упрощенному народному Шлюшину. Непреодолимым для языка русского человека оказалось и название Ораниенбаума – его можно узнать в Рамбове, Рамбоме, Ранибоме, Ранимбоме, Араним-боме[64 - РГИА, Ф. 467. Оп. 2. Д. 45 б. Л. 519; и др.; Там же, Д. 25. Л. 88; Письма и выписки из писем С.-Петербургского генерал-полицмейстера Девьера к князю А.Д. Меншикову // РА, 1865. Стб. 1256, 1274.]. Сам Петр, как известно, и вовсе не ломал голову над подобными вопросами и часто писал так, как слышал: «Ингермоландия»[65 - РИО. Т. 11. С. 56; и др.] и т. д. То же самое можно сказать и о названии Петербурга. При этом не совсем ясно, когда на смену голландскому написанию названия Санкт-Питербурх (а также Питер-гоф) пришло немецкое написание Санкт-Петербург (а также Петергоф).

А был ли основатель при основании?

Большинство историков Петербурга, опираясь на «Журнал, или Поденную записку» Петра Великого за 1703 г., утверждают, что 16 мая, то есть в момент закладки крепости, царя на Заячьем острове не было – с 11 по 20 мая он находился в Лодейном Поле. О присутствии государя во время закладки крепости пишет только автор анонимного сочинения ХVIII в. «О зачатии и здании…». В последнее время аноним получил поддержку современного историка – А.М. Шарымова, который, используя архивные документы, предпринял попытку опровергнуть традиционное суждение об отсутствии Петра на Заячьем острове 16 мая и утверждал, что царь там непременно был – не мог пропустить это событие исторического масштаба. Исследователь провел интереснейшие изыскания, но так и не сумел бесспорно доказать, что Петр оказался 16 мая именно на Заячьем острове[66 - Шарымов А.М. Был ли Петр I. С. 00.].

Мне кажется, что нужно различать закладку крепости и ее освящение. Закладка была делом чисто техническим, менее значимым, чем ее освящение. Точно известно, что Петра I не было при основании форта Кроншлот в 1703 г., а потом – крепости и города Кронштадт в 1720 г. Примечательно, что оба раза при закладке отсутствовало и духовенство, непременно участвовавшее во всех государственных торжествах в России. Но зато царь счел для себя обязательным прибыть к моменту освящения и наименования форта Кроншлот весной 1704 г., а также к освящению церкви в 1720 г. в новооснованной Кронштадтской крепости в присутствии духовенства. То, что нам спустя триста лет представляется важнейшим историческим событием – основанием будущей столицы Российской империи, для Петра и его современников в 1703 г. было делом важным, но техническим – закладка крепости, укрепления, не то, что освящение. И вообще, если бы Петербург не стал имперской столицей, вокруг его основания и не было бы никакого «венка легенд», как их нет вокруг основания Таганрога, который также мог стать столицей России. Словом, традиционная точка зрения об отсутствии Петра при закладке крепости на Заячьем острове, по существу, остается неизмененной.

Чье же имя носит наш город?

Не менее важен и другой вопрос: чьим именем назван город – именем святого Петра или именем царя земного Петра Алексеевича Первого? Большинство историков считают, что город назван по имени небесного покровителя. Ведь в 1696 г. прецедент уже был на берегу Азовского моря – там основали форт, названный по имени Святого Петра. Впрочем, в заметке от 4 октября 1703 г., помещенной в «Ведомостях» сказано, что государь основал крепость «на свое государское имянование прозванием Питербургом обновити указал»[67 - Ведомости. С. 82.], то есть назвал крепость своим именем. В этом нет нечего удивительного для страны, где уже были города Царев-Борисов и Романов, а потом возникли Елизаветоград, Екатеринбург, Екатеринослав, Николаев. Но при окончательном, устоявшемся варианте названия города – Санкт-Петербург, – переводимом как «город Святого Петра», приоритет имени святого патрона царя над именем самого царя очевиден. Символично, что на главных (Петровских) воротах крепости после их перестройки в 1717–1718 гг. была установлена фигура Святого Петра с двумя ключами. Иностранец, видевший в 1720 г. трон Петра I, усмотрел, что на нем был вышит орел с регалиями, а также святой Петр с ключами[68 - Вебер Ф.Х. Из книги «Преображенная Россия» // Беспятых–1. С. 105, 157, 267.]. Все это подкрепляет символические аналогии с Римом – городом Святого Петра[69 - Лотман Ю.М., Успенский Б.А. Отзвуки концепции «Москва – третий Рим» в идеологии Петра Первого (К проблеме средневековой традиции в культуре барокко) // Художественный мир Средневековья. Сб. ст. М., 1982. С. 239.].

Отступление:

Первый ледоход на Неве в истории города

Еще один памятный факт из самой ранней, «младенческой» истории города. 3 апреля 1704 г. Василий Порошин, руководивший работами в Шлиссельбурге, писал Меншикову: «У нас тихо и воздух тепл, з дождями, речной лед выше и ниже города прошел и в острог переезжают в лотках, а с озера начал лед иттить с сего числа».[70 - АСПбИИ. Ф. 276. Оп. 1. Д. 108. Л. 63.] Значит, ладожский лед первый раз в истории города прошел по Неве 4–5 апреля, или же 15–16 апреля по новому стилю.

Наконец, нет окончательного ответа и на вопрос: если Санкт-Петербургом называлась крепость на Заячьем острове, то когда же это название стало обозначать собственно город как населенный пункт. Неясно также, когда сама крепость стала называться Петропавловской. Авторы «Очерков истории Ленинграда» решают эту проблему достаточно просто: «Крепость первоначально свое название Санкт-Петербурх получила 29 июня того же года в церковный праздник Петра и Павла. Позже, когда в крепости был построен собор в честь Петра и Павла, она стала называться Петропавловской, название же Санкт-Петербург закрепилось за городом, возникшим вокруг крепости»[71 - Очерки истории Ленинграда. М.; Л., 1955. Т. 1. С. 32.]. Однако этот довольно распространенный вывод принять полностью нельзя. Что такое «позже»? Собор в честь апостолов Петра и Павла построили в 1704 г., и он многие десятилетия назывался: «Церковь апостолов Петра и Павла, что в Санкт-Петер-Бургской крепости», или «В Санкт-Петербургской крепости церковь Петропавловская», или «Церковь Петра и Павла, что в городе»[72 - РГАДА. Ф. 7. Оп. 1. Д. 299. Л. 23; Диспозиция и церемония торжественного въезда императрицы Анны Иоанновны в С.-Петербург 16 января 1732 года // РА, 1867. С. 338.]. Сама же крепость при Петре I, да и позже, называлась нередко «Гарнизоном» (вариант «Гварнизон», «Санкт-Питер-Бурский гварнизон»[73 - РГИА. Ф. 467. Оп. 4. Д. 407. Л. 3.]), или «Городом». В 1728 г. Д. Трезини распорядился перевезти кирпич «из болварка Е.и.в. чрез город в болварк же Зотова»[74 - Там же. Д. 602. Л. 8.]. Так в России всегда называли собственно крепость, детинец, кремль, замок, цитадель. В 1715 г., давая распоряжения о содержании в Шлиссельбургской крепости шведского канцлера графа Пипера, царь разрешил выводить пленника гулять «только в городе и по городу, а за город не выпускать». Коменданту Шлиссельбурга в голову не пришло бы вывозить Пипера на прогулку за пределы острова-крепости в посад на левом берегу Невы. Речь явно шла о прогулках внутри крепостных стен[75 - РИО. Т. 11. С. 54.]. Крепость на Заячьем острове долго называлась «Санкт-питербурская фортеция» и даже «Санктпитербургская фортификация» (или «Санкт Питер Бургская фортофикация» (1721 г.)[76 - РГИА. Ф. 467. Оп. 4. Д. 7. Л. 26 об., 49; Там же. Д. 27, Л. 7; Там же. Оп. 2. Д. 26 в. Л. 919.]), «Крепость» (так было даже в середине 1730-х гг.[77 - РИО. Т. 111. С. 331; Там же. Т. 106. С. 335.]), а также «Санкт-Питербургская крепость» и «Петропавловская крепость». На изображении 1705 г. есть даже такое название «Isles de Petersborg» (то есть, вероятно, «Остров Петербург»)[78 - Бутми В.А. Начало строительства. С. 12.]. В указе 1714 г. о построенной образцовой мазанке на Петербургском (Городовом) острове у Петровского моста сказано, что она стоит «у Санкт-Петербурга близ моста»[79 - ПСЗ. Т. 5. № 2628.]. Совершенно ясно, что так называлась именно крепость. Как и в истории с названием самого города, это говорит о том, что название крепости устоялось и прижилось не сразу. Разнобой виден не только в документах, но даже в позднейших надписях на надгробиях Комендантского кладбища у стен Петропавловского собора. Умерший в 1814 г. генерал П.А. Сафонов назван «Петропавловской крепости комендантом», а его скончавшийся в 1839 г. коллега Крыжановский назван «комендантом С.-Петербургской крепости»[80 - Бенуа И.Н. Реставрация и благоустройство Комендантского кладбища //КЗ. Вып. 2. С. 355–356.]. По-видимому, перенос имени крепости на город и появление у нее собственного названия (по главному собору) происходили постепенно, на протяжении многих десятилетий.

Глава 2

Тревожные годы Петербурга

В первые годы жизни Петербурга было долго неясно, выживет ли юный город или погибнет под натиском неприятеля. Все это время вокруг Петербурга шла война, которая порой подступала к самому его порогу. Русское командование проводило в Ингерманландии довольно сложные войсковые наступательно-оборонительные операции. Наибольшую опасность для Петербурга представляла группировка упомянутого выше генерала Крониорта, стоявшая у реки Систебок (Сестры). 8 июля 1703 г. русские войска во главе с Петром I сумели оттеснить шведов от Сестры на северо-запад. Крониорт отошел в глубь своей территории, к Кексгольму и Выборгу – центру обороны Карельского перешейка и Южной Финляндии.

Сразу же после занятия Ниеншанца началось наступление на южном направлении – армия фельдмаршала Шереметева двинулась к Яму (Ямбургу) и Копорью и в конце мая 1703 г. легко завладела этими слабыми крепостями. Тотчас начались работы по их укреплению – русские не скрывали, что устраиваются здесь надолго. По-прежнему важную роль в обороне русских позиций играл Шлиссельбург. Эту крепость тоже поспешно восстанавливали, укрепляли и достраивали. Сюда же из России стекались первые отряды строителей, которых потом переправляли в Петербург. Для них в Шлиссельбурге построили казармы, госпиталь, магазины и склады с продовольствием[81 - Иогансен М.В., Кирпичников А.Н. «Петровский Шлиссельбург» (По новооткрытым материалам) // Русское искусство первой четверти XVIII века. М., 1974. С. 27–32.]. Словом, Шлиссельбург в то время был не только ключевым пунктом обороны, но и главным перевалочным пунктом, через который в Ингерманландию шли припасы и люди. Отсюда на судах можно было пройти как до Петербурга, так и до Новгорода. Не будем забывать, что проехать в Петербург посуху, особенно осенью и весной, было очень трудно. 8 апреля 1704 г. голландский гравер И.Г. Шхонебек писал Меншикову из Новгорода, что выехал было в Петербург и даже проехал 15 верст, «но понеже дорога худа и за водою, что она розлилась, не мог проехать, опять воротился в Новгород»[82 - АСПбИИ. Ф. 276. Оп. 1. Д. 108. Л. 69.]. Служилые, государевы люди так поступить не могли и тащились по пояс в грязи в петровский парадиз.

Крепость, ставшая огородом

Жители Ниена, согласно договору о сдаче крепости, либо ушли к Выборгу, либо растворились среди первых петербуржцев. Как уже сказано выше, сам город прекратил свое существование осенью 1702 г., когда Аполлов его сжег, чтобы не позволить русским зацепиться в его зданиях вблизи цитадели. После занятия крепости армией Петра, строения ее были буквально растащены по кирпичику и бревнышку – как только царь решил не усиливать крепость, а строить новую, дома и оборонительные сооружения Ниеншанца пошли в виде материала на строительство первых домов Санкт-Петербурга. Но еще долго в устье Охты возвышались земляные валы бывшей крепости с остатками ее каменных укреплений. При наступлении шведов на Петербург в 1704–1708 гг. их стали рвать пороховыми зарядами, чтобы сократить линию обороны, не дать шведам возможность использовать Шлотбург как плацдарм для наступления на Петербург. Ведь шведские силы находились поблизости от Шлотбурга, на Выборгской дороге – самом опасном для молодого Петербурга направлении. Уже 18 января 1704 г. первый комендант будущей Петропавловской крепости генерал К.Э. Ренне писал Меншикову: «И тот город (Шлотбург. – Е. А.) розрыт». Но из того же письма следует, что в это время там находились какие-то провиантские склады. Ренне пишет, что по 8 января «из Шлотъбурха перевезено [в Петропавловскую крепость] ржи 502, овса 27 четей»[83 - Там же. Л. 22.]. Возможно, какие-то складские помещения были не в самой крепости, а там, где находился укрепленный лагерь (шанец) русской армии, пришедшей под Ниеншанц в апреле 1703 г. Датский посланник Юст Юль в своем дневнике писал, что «к шанцу этому, говорят, могли подходить вплотную большие корабли для приема и сдачи груза». В декабре 1709 г. Юль записывает, что от бывшей крепости «уцелела часть вала», на котором Петр испытывал мощные взрывные устройства. Они, по словам Юля, «пробили вал на половину его толщи»[84 - Юль Ю. Записки датского посланника при Петре Великом (1709–1711 гг.) М., 1900. С. 104, 189.]. На рисунке художника Федора Васильева конца 1710-х гг. Шлотбург напоминает бесформенную груду развалин и земли[85 - Гаврилова Е.И. «Санкт Питербурх» 1718–1722 годов в натуральных рисунках Федора Васильева // Русское искусство первой четверти XVIII века. М., 1974. Ил. 8.]. В 1718 г. по указу Петра I во внутреннем, укрытом от ветров пространстве между валами бывшей крепости был основан плодовый питомник – «Канецкий огород», которым ведал садовник Летнего сада Г. Фохт. Питомник просуществовал до начала XIX в. Позже территория крепости пошла под застройку[86 - Приамурский Г.Г. Санкт-Петербург и судьба Ниеншанца // Шведы на берегах Невы. Сб. ст. Стокгольм, 1998. С. 46–47.]. И все же остатки бывшего Ниеншанца еще долго, до начала XX в., можно было заметить в устье Большой Охты. Ныне есть проект увековечить памятным знаком место, на котором был Ниеншанц.

Отступление:

Неизведанное будущее Ниеншанца

Однажды автору этих строк довелось пожить несколько недель зимой в Голландии, в маленьком городке Нарден, под Амстердамом. Таких городков много в Голландии, Германии, Франции. Тиха и размеренна их жизнь, уютны и безопасны их вечерние улицы, приветливо светятся в темноте вывески редких ресторанов и пивных. Вечером, проходя по улочке, сплошь заставленной автомобилями, невольно отводишь глаза от окон: на нижних этажах домов нет занавесок – никто не прячется, честному горожанину нечего скрываться от людей. Вот он сидит в уютном кресле с трубкой в зубах, читает газету, отсветы огня от камина играют на стенах, на ковре лежит вислоухая добрая собака (у них все собаки почему-то с добрыми физиономиями). На длинном цветастом диване с десятком подушечек примостилась его семья – жена, сын и дочка, – смотрят телевизор. Мир спокойный, неведомый…

Но Нарден поразил меня не этим. Представьте себе Петропавловскую крепость – болварки, фланки, батардо, равелины, казематы, мосты, а внутри этого каменного кольца «вставлены» не Монетный двор с кирпичной трубой, а узкие улочки старинного средневекового города, в центре не выложенный грубым булыжником бескрайний плац, а уютная торговая площадь. Она оживает два раза в неделю рано утром, когда со всех концов городка к ней устремляются за провизией и непременно – за цветами хозяйки с корзинками. Рядом – не барочный Петропавловский собор, а могучая церковь периода поздней «пламенеющей» готики, а в теле колокольни еще с XVI в. застряло каменное ядро, посланное осадными пушками войска герцога Альбы.

Нарден занимал важное стратегическое положение на пути к Амстердаму и со времен Альбы он повидал разных врагов. В 1813 г. его даже осаждали русские войска под командованием генерала А.Х. Бенкендорфа. Свою роль он сыграл и в последующих войнах. Укрепления постоянно перестраивали, модернизировали, но вобановские универсальные начала прильнувшей к земле крепости сохранились и в последующие века – равелины, фланки, орильоны, фасы, все как у нас… Теперь гарнизона уже нет, укрепления разоружены, все заросло травой, иногда приезжают туристские автобусы из Чехии – здесь находится гробница великого чешского просветителя Яна Амоса Каменского. И когда длинная громада автобуса с трудом протиснется по узкой улочке и прогремит по чугунному разводному мосту через канал, опять наступает тишина провинциального городка…

Идя по укреплениям и улочкам Нардена, я думал не о Петропавловской крепости, а о Ниеншанце… Физики говорят о параллельности времени, вариантах истории, которая развивается одновременно по нескольким путям за некими невидимыми, недосягаемыми «стенами» пространства и времени. Может быть, там, за этой невидимой стеной стоит наш Нарден – Ниеншанц. В том времени не было никакого Петра I (с трудом образованный ниеншанец вспомнит: «А, это тот самый взбалмашный русский царь, который в молодости поехал в Голландию и случайно погиб в Саардаме, сунув руку в мельничный механизм»), там шведский король Карл XII послушался своего генерал-инженера и перестроил слабые укрепления Ниеншанца по принципам Вобана, и крепость успешно отбилась от многих русских осад, а теперь, во время безмятежного мира, наступившего на этой земле, старинный шведский городок тихо живет внутри бетонного крепостного кольца и по его уютным, провинциальным улицам так хорошо идти вечером из ресторана. Только невольно отводишь глаза от окон: на нижних этажах домов нет занавесок – никто не прячется, честному горожанину нечего скрываться от людей…

Городовое дело многотрудное

Сложность строительного или, как писали тогда, «городового дела» с самого начала состояла в том, что Заячий остров оказался слишком узким для полномасштабной крепости, построенной по законам тогдашней фортификации. Засыпать протоку, отделявшую остров от карельского (будущего Петроградского) берега, и тем самым расширить территорию для крепости было бы опрометчиво: протока служила отличным широким и глубоким естественным рвом. Поэтому территорию крепости расширяли в сторону Невы, так как вдоль ее берега пролегала песчаная коса и глубины были тут невелики. Грунт на этой отмели нашли слишком слабым, так что решили не забивать сваи, а прибегнуть к старому, испытанному способу: использовали так называемые ряжи – сосновые квадратные ящики из бревен толщиной до полуметра. Плотники рубили ряжи на берегу, затем в разобранном виде стаскивали их на кромку берега, там собирали, а потом рабочие наполняли ряжи камнями и грунтом. Скорее всего, участки берега, где ставили ряжи, выгораживали плотинами. Впрочем, возможно, ряжи опускали прямо в воду, на мелководье. Примерно так же делались и первые морские причалы для судов. Вот описание типичного для Петербурга ранней поры строительства пристани в Стрельне в 1721 г.: «К морской пристани десять ящиков дорубить, да вновь срубить семь ящиков и, положа перекладины, в них намостить мосты (то есть настил, дно ящика. – Е. А.), и нагрузить диким камнем, и опустить в море, и около тех ящиков побить сваи»[87 - РГИА. Ф. 467. Оп. 1. Д. 13 а, Л. 113.].

Современные архивные изыскания и археологические раскопки показали, что на том пространстве Заячьего острова, куда в первый раз высадился Петр, поместились только Зотов, Головкин и Меншиков бастионы, а для остальных остров пришлось расширять. Когда с 1706 г. вместо земляных бастионов начали возводить каменные, линию южного берега отодвинули еще дальше в Неву. В итоге центральный Нарышкин бастион фактически целиком построен за береговой чертой, то есть «в Неве», а Трубецкой и Государев большей своей частью «вылезают» за линию бывшего берега Заячьего острова[88 - Лебедев Г.С. Археологи в Петропавловской крепости // Нева, 1981, № 8. С. 200.]. И впоследствие плотины защищали бастионы от воздействия Невы. В начале 1721 г. возле Нарышкина бастиона возвели плотину, в основу которой забивали паженные сваи длиной 4–5 саженей (8–10 м), причем Д. Трезини приказывал забивать их в землю до половины, «а болше 2-х саженей в землю бить не надобно»[89 - РГИА. Ф. 467. Оп. 4. Д. 27, Л. 282.].

Земляные работы в крепости оказались очень сложными. Сам остров был очень низок и едва виднелся над поверхностью воды. Наводнения дали о себе знать уже летом 1703 г. Как уже сказано, неожиданное повышение воды в ночь с 30 на 31 августа привело к затоплению стройки. Тогда же стало понятно, что крепость заливает при первом же сильном западном ветре – так низко она сидела в воде. В январе 1704 г. первый комендант крепости генерал К.Э. Ренне писал А.Д. Меншикову: «А вода, государь, когда прибывает со взморья, и она в город входит опричь (кроме. – Е. А.) канала в Капитанском (то есть Государевом. – Е. А.), и в твоем (Меншиковом. – Е. А.), и в Трубецком болварках, а в которых местах входит, того не знать, только в тех местах бывает вода небольшая, а больше приходит каналом между больварков Трубецкого и Зотова… для того, что тут в гварнизуне место ниско, а обруб в том месте еще не поставлен для того, что в канале воды много и ставить за водою невозможно»[90 - АСПбИИ. Ф. 276. Оп. 1. Д. 108. Л. 21.]. Если мы посмотрим на план Петропавловской крепости, то увидим, что вода затопляла восточную часть Заячьего острова (между Меншиковым и Государевым бастионами), а также западную часть – между Зотовым и Трубецким бастионами. Крепость напоминала порой севший на мель полузатопленный корабль.

С этим несчастьем боролись, подсыпая в низких местах землю. Использовать грунт с самого Заячьего острова было невозможно, поэтому землю доставляли всеми подручными средствами с близлежащего Городового острова, для чего через протоку устроили мост. Это и был первый в городе мост, получивший позже название Петровский. В том же письме Ренне пишет: «А в которых запасных амбарах была вода, и их подрубают и поднимают выше»[91 - Там же. Л. 21.]. Этот способ использовали часто и впоследствии: пол здания поднимался за счет увеличения числа нижних венцов сруба. В итоге периодические подсыпки грунта и подрубы привели к тому, что уровень земли, на котором стоит крепость в настоящее время, на несколько метров выше первоначального[92 - Лебедев Г.С. Археологи. С. 200.].

Посредине крепости, с запада на восток, прорыли канал, который позже обсадили кленами и липами. Он выполнял две задачи: обеспечивал гарнизон водой при осаде и служил для подвоза в крепость материалов и припасов. По-видимому, он должен был еще и осушать низкую часть острова, однако из письма Ренне видно, что канал как раз облегчал воде доступ в крепость. Одновременно с валами и бастионами вдоль канала и в других местах возводили казармы, пороховые погреба, амбары, склады, служебные помещения. Земляные работы на укреплениях стремились закончить в кратчайший срок: уже к середине сентября 1703 г. на бастионах новой крепости установили 300 орудий, в том числе немало шведских трофейных. Пушки везли из центра, а также отливали на Олонецких заводах. Это были плохие орудия. В апреле 1704 г. из испытанных 13 олонецких пушек двойной заряд пороха выдержали только 2, остальные разорвало[93 - АСПбИИ. Ф. 276. Оп. 1. Д. 108. Л. 67–68.].

По некоторым данным, к весне 1704 г. строительство крепости еще не было полностью завершено. Так, из инструкции стольнику Федору Вердеревскому (май 1704 г.) следует, что даже год спустя после начала работ Зотов бастион все еще оставался недостроенным. Вердеревскому поручили Зотов бастион (больварк) «совершить и совсем привесть ему нынешняго лета в отделку против других зделанных болварков на срок августа к 25-му числу ныняшняго 1704 году». Вердеревскому предстояло поднять земляной насыпкой общую высоту бастиона и обложить внешнюю сторону укреплений дерном, как это следует из перечня работ. По обычаю, ему, как всякому начальнику, при неисполнении в срок порученного дела кратко и сурово было обещено «по Ево государеву указу быть на каторге»[94 - Там же. Л. 110.]. 18 июня 1704 г. Вердеревский сообщал Меншикову: «Мой господин! К вашему превосходительству посылаю при сем чертеж здешной крепости Санкт-Петербурка и при том назначено как кавалеру (кавальер – вспомогательное оборонительное сооружение внутри крепости. – Е. А.) быть, такожде трех обрасцов равелины и двух обрасцов фозсабреи (фоссабрея – земляной вал впереди главного вала крепости. – Е. А