Я умру за вождя и отечество

Слово «дядя» поначалу ввело в совершеннейший ступор. Так его еще никто не называл. Хотя все вроде бы верно: он по сравнению с белобрысой шмакодявкой самый настоящий дядя. Да и с точки зрения родственных уз Ильзе ему приходится племянницей.

– Добрый день. – Спокойно поприветствовала его Марта. На мгновение их взгляды встретились. Кажется, в синих глазах таится тщательно упрятанная неприязнь. Только и остается, что тихо вздохнуть. Жене брата он за минувшие годы запомнился как сорванец, докуривающий чужие окурки, разрисовывающий стены всякими гадостями и дерущийся с другими, такими же маловоспитанными обитателями берлинских дворов. Из песни слова не выкинешь, всего этого в его жизни и впрямь хватало, но…

Все равно в душе неприятно зацарапалась глухая досада. Положение спас ничего не заметивший Рудольф, схватившийся за край пианино.

К тому времени, когда они, пыхтя и проклиная все на свете, вытащили тяжеленную бандуру во двор, Пауль про неурядицы с собственным прошлым и думать забыл. Хандрить и рефлексировать хорошо, когда есть свободное время, а вот тяжелый физический труд всю эту дурь из головы вышибает на раз.

– Ну и тяжела, гадина… ух… Еще диван. И поедем, – вымолвил брат, вытирая проступивший на лбу пот.

– А остальная мебель? – Не понял Пауль.

– Так она не наша, а хозяина квартиры.

– Как так? А как же вы в новой квартире жить собираетесь?

– Да там уже все есть. Одной головной болью меньше.

Только и остается, что удивленно покачать головой. Что ж у тестя Рудольфа за связи такие, что ухитрился выцарапать целую обставленную квартиру?

После того, как диван занял место в кузове рядом с пианино, настал черед подготовленных Мартой коробок и узелков со всякой мелкой утварью. Последним оказался старый деревянный сундук, на котором красуется украшенное завитушками «1895». Пауль при виде раритета удивленно хмыкнул. Дубовый ветеран, небось, железного канцлера фон Бисмарка помнит.

Места в кабине всем не нашлось, так что рядом с шофером посадили Марту и малютку Ильзе, а братья Блау залезли в кузов.

– Что ж у твоей родни за связи, что вам забесплатно обставленную квартиру выдали? – Не удержался от расспросов Пауль, когда «Опель» выкатил на забитую машинами улицу.

– Ну, мы все-таки не бесплатно ее получили. Дрезднербанк выставил на торги целый список квартир. Хотя цены и впрямь смехотворные. А отец Марты как раз в том банке руководит имущественным отделом. Предупредил, чтобы мы вовремя подали заявку, подсуетился с первым взносом…

– А чего это банк квартиры за бесценок продает? – Удивился Пауль. Но брат лишь индифферентно пожал плечами. Какая разница?

Грузовик вовсю петляет по берлинским улицам. Они довольно быстро заехали в малознакомые места. Только и остается, что таращиться на нарядные фасады. В глаза бросается явный недостаток наглядной агитации. Все вокруг чинно, мирно и спокойно, никаких тебе знамен и плакатов, с которых скалятся носато-пейсатые карикатуры. Куда это они заехали?

Остановились неподалеку от нарядного трехэтажного домика.

– Что, на третий этаж? – Обреченно спросил Пауль.

Оказалось, на второй. Первой в подъезд забежала Марта. Открыть двери в новое семейное гнездышко, покуда братья Блау, матерясь сквозь зубы, тащат тяжеленный музыкальный инструмент.

Квартира встретила обоями пастельных тонов. Дорогая и качественная мебель несет следы беспощадного времени. Наверное, лет тридцать назад такая обстановка стоила целое состояние… Хотя она и сейчас ни разу не дешевая.

Следом за пианино в квартиру «заселился» диван. Пауль как раз было успел подумать, что ярко-красная обивка ужасно дисгармонирует с остальной меблировкой, когда Марта распахнула дверь в огромную раскрашенную в кричащие тона детскую. На стене отплясывает играющий на гармошке ослик, ему подыгрывает кот-скрипач. В веселом царстве ярко-красный будет смотреться великолепно.

Пауль вновь почувствовал замешательство. Если банк вот так взял и продал за гроши дорогущую трехкомнатную квартиру – значит, получил он ее еще дешевле? Ну или, как минимум, не сильно дороже. Не в убыток же себе они ее на торги выставили. Какой, интересно, дурак избавился от такой роскоши?

– Пойду расплачусь с водителем. – Рудольф вытащил из кармана пару банкнот и направился на улицу. Марта, судя по звукам, как раз обживается на кухне. Пауль остался один – если не считать пританцовывающих бременских музыкантов, что весело подмигивают со стен.

Долго наслаждаться одиночеством ему не дали: в комнату заглянула Ильзе. В руках коробка – явно слишком тяжелая для семилетней девчонки.

– Давай помогу. Что тут у тебя?

– Это не мое, – наморщила нос племянница. – От старых хозяев осталась куча барахла. Мама велела собрать все и выкинуть. А разве не надо вернуть им? Нехорошо таскать чужое на помойку, разве не так?

– Раз не вывезли, когда съезжали, значит, сами виноваты.

– Да? Значит, я кое-что могу не выбрасывать, а оставить себе? Смотри, я тут книжку нашла. Красивая, только без картинок.

Пауль с некоторой растерянностью уставился на извлеченный из коробки потрепанный томик. На темно-бордовом переплете золотым тиснением выбиты странноватые символы, а под ними – шестиконечная звездочка.

– Лучше выкинь, – посоветовал Пауль. – Еще не хватало еврейские книжки дома держать.

– Ааа, так, значит, прошлые жильцы евреями были? – Догадалась Ильзе. – А куда теперь они подевались?

– Понятия не имею. – Честно ответил Пауль. Он сам из такой квартиры просто так не съехал бы. – Да и какая разница?

– Они, наверное, специально все барахло оставили. Чтобы нам больше мороки было все это на помойку таскать. Вот гады противные!

– Ильзе! Перестань донимать дядю Пауля со своими глупостями. – На пороге появилась Марта. В направленном на дочь взгляде – строгое неодобрение.

– Да она меня не донимала, – попытался защитить племянницу «дядя», но безуспешно.

– Я тебе велела вынести этот мусор, вот и делай, что велено.

В голове мелькнула мысль, что жену брата рассердило совсем не небрежение дочери, а то, что она болтает с непутевым родственником. Во взглядах, что Марта бросает в его сторону, ясно видна неприязнь.

– Мам, смотри, тут книжки еврейские. – Ильзе продемонстрировала томик с золотой звездочкой. – Дядя Пауль говорит, лучше их выкинуть.

Марта от подобных новостей так откровенно смешалась, что стоило большого труда сдержать готовый сорваться смех. Строгой матери полагается сказать что-то вроде «слушай дядю Пауля», но как такое брякнешь? Нелюбимый родственник в ее представлении тотчас бросится учить дочь гадостям, какие добропорядочной фройляйн вовсе знать не положено.

Смех смехом, а в глубине души от такого отношения поднимается угрюмая обида.

– А в том сундуке под кроватью куклы остались. Можно, я хоть куклы себе оставлю?

– Господи, Ильзе, неужели тебе кукол мало? – Всплеснула руками Марта.

– Но они же красивые… – Надулась в ответ малявка.

Разгорающийся спор прервал донесшийся с улицы звук взревевшего двигателя. Не иначе, получивший свою плату водитель как раз выруливает на дорогу. Вот черт, а он надеялся с ним доехать обратно до Веддинга.

– Что тут у вас? – Спросил появившийся в дверях Рудольф.

– Тут сундук с еврейскими куклами! – Немедленно отреагировала Ильзе. – Можно, я кукол себе оставлю? Они же не виноваты, что они еврейские, они все равно хорошие!

Почтенного отца семейства такая постановка вопроса поставила в тупик. А Пауль в очередной раз подавил рвущийся смешок. По нынешним временам даже назвать хорошей еврейскую куклу уже тянет на преступление против нации. Каждый плакат, радиоточка, газета… Да что там, каждый утюг ежечасно предупреждает почтенных граждан о еврейской угрозе, о том, что эти исконные враги рода человеческого готовят вероломный удар… Абсурдность дурацкой трескотни очевидна уже даже распоследнему олуху. Наверное, что-то подобное и имеет в виду Хельга, когда требует думать головой, а не свежими газетами. Ну да, одно дело – верить фюреру, который лучше всех понимает путь, по которому должна идти Германия. И совсем другое – слепо доверять ахинее, которую пишут в газетах сдуревшие от собственных бредней идиоты.

Пауль не очень понимает, для чего нужна вся эта шумиха. Он сам, если уж положить руку на сердце, ничего от евреев плохого как будто не видел. Хотя… Все, начиная от фюрера и заканчивая тетушкой Гретхен уверены, что добра Германии от них ждать незачем. Не на пустом же месте возникло такое единомыслие? Наверное, есть тому причины.

– Я, пожалуй, пойду.

– Как? Посиди немного. – Запротестовал Рудольф. – В шахматы сыграем, мы тебя кофе угостим.