Невыдуманные истории от Жоры Пенкина

– Вы же видите, мы ведь есть, значит и войска есть. На эмблемы внимательно посмотрите.

(Для тех, кто не помнит, как выглядит эмблема железнодорожных войск, поясняю: в виде якоря с крыльями, покрытого сверху красной звездой).

Ошарашенная девица поделилась секретом с подругой и та тоже с интересом стала поглядывать на петлицы лейтенанта Краснова Сергея, сидевшего рядом с ней. Серёга, чуть не поперхнулся, когда его подруга начала выяснять каким же образом самолет летает под водой, но Пенкин прекратил ненужные вопросы простым звуком: «Тс-с-с!» и приложил палец к губам. При этом, он добавил, вспоминая плакат, висевший у них в казарме,

– Враг подслушивает. Это военная тайна.

Девицы невольно обернулись, но любопытство возобладало. Ганна, как звали Серегину подругу, громким шепотом, перекрывая звук гремящего оркестра, спросила,

– А, якжешь, Сэрж мэни, замуж звал, если я з им видсель на БАМ поиду?

– А шо тоби стремае? – в тон ей, спросил Жора, который быстро схватывал незнакомую речь.

– З видкеля тамочки подводна авиация, колы на БАМе стоко воды не мае?

– Сразу видно, в школе вы плохо учились и газет не читаете. У нас как раз одна база на Байкале. Это же великое озеро. У него глубина больше километра, там не только на подводном самолете, а на атомной подводной лодке можно плавать. А вторая база во Владивостоке, – самозабвенно сочинял Пенкин, – вот туда путь и тянут, чтобы для нас боеприпасы подвозить. Кстати, в целях секретности, нам всем предложено говорить, если спросят, что мы из железнодорожных войск.

В двадцать три без четверти Пенкин, глянув на часы, расплатился за свой ужин и отбыл в сторону полка, предоставив акт провожания аборигенок осуществить Сержу. Дело в том, что сборная команда лейтенантов в процветающем славном городе Чернигове, столкнулась с широко распространенным обычаем местных девиц, после вкусного ужина с напитками и танцами «провернуть динамо» распустившим перья заезжим гусарам. Коллеги Пенкина предупредили, что провожать местных красавиц есть смысл, только если ты уверен в стопроцентном успехе. Часа в два ночи в казарму заявился Серёга, который зацепился за ограду рукавом рубашки и почти его располовинил.

– Ну, как? – шепотом поинтересовался Пенкин.

– Полный отпад, – тоже шепотом ответил товарищ.

Подробностями провожания Пенкин интересоваться не стал. Один, если деликатен – об этом не спросит, а второй, если воспитан – об этом не расскажет. Однако принцип этот нарушался нынешними сослуживцами сплошь и рядом. Жалованье, полученное в начале месяца, с каждым днём таяло всё больше, тем паче, что половина его, как правило, отсылалась сразу же семьям, оставшимся где-то по городам и весям Советского Союза. Походы в рестораны значительно подсократились, а с ними и знакомство с барышнями, и, соответственно, провожание их к месту жительства. А вот живописность рассказов счастливцев товарищам, коротавшим свои субботние и воскресные вечера в казарме, с каждым разом возрастала. Пенкин не без основания полагал, что лейтенанты, которые как-то в ходе сборов незаметно друг друга стали называть «поручик», весьма преувеличивают количество своих побед над представительницами прекрасного пола, как пресловутый поручик Ржевский. Если их послушать, то каждый из них, был неотразим для дам, отказа не имел и обладал способностями сексуального гиганта.

Как-то в казарму в среднем поддатии ввалились Шурка Копылов и Боря Волжанцев. Присев на кровать, валяясь на которой листал затертый том Джек Лондона Пенкин, они ему задали вопрос:

– Не вы ли, поручик, тот самый Жорж, который служит в подводной авиации? Не ваш ли друг по имени Серж бедной черниговской девушке жениться обещал? Короче, из-за твоих шуток был нам полный отлуп, как только они увидели наши петлицы.

Хохот, поднявшийся в кубрике, заглушил, последние слова Копылова. Оказывается, не смотря на то, что все увлеченно играли в карты, к разговору тоже прислушивались.

– Подводная авиация, – закашлявшись от смеха, выдавил из себя Костя Столпер, который, кстати, будучи внуком знаменитого режиссёра Александра Столпера, сам был юмористом первостатейным, – надо будет запомнить. Вы, Жорж войдёте в анналы фольклора желдорвойск.

Вечера в кубрике, где ночевал Пенкин, были все более однообразны. Всё большее число его коллег оставалось на вечер в стенах своего временного дома. Взяв ближайшей лавке, круг «краковской ковбаски», бутылку «Житней» водки, большую пухлую паляныцю и пучок редиски или лука у бабульки, торговавшей с рук прямо у проходной, контингент сборов устраивал себе дополнительный ужин в кругу друзей. Игра в карты получала всё большее распространение. Играли, правда, в отличие от батальонов на земле, всё больше в преферанс, иногда в «тыщу». А еще два лейтенанта из Москвы бренчали на гитарах и пели песни, которые иногда начинали подпевать и другие, особенно после принятия пары сотен граммов алкоголя.

Здесь впервые Пенкин услышал песни Александра Галича и некоторые из песен Окуджавы. Про поручика Голицына он услышал тоже здесь. Впрочем, были и песни из блатного репертуара и песни-переделки. Так скажем, известный романс «Сыпал снег буланому под ноги» в исполнении этих ребят приобрел припев из блатной песни, который звучал примерно так:

Глухой удар по тыкве волосатой,
Заезжий кент замочен на глушняк
И клифт его шмонали полосатый-
В кармане вассер, а точней голяк.

Романс с этим припевом получил комическое звучание. Да так и исполнялся под хохот слушателей.

Между тем, сокращая число посещений ресторанов и переходя на более дешевый образ вечернего времяпровождения, лейтенантская братия столкнулась с тем, что не все офицеры знают для себя норму, которую можно употребить без вреда для своего здоровья и окружающих.

Поэтому, в понедельник майор Приходько после завтрака построил личный состав роты и прочитал перед строем душеспасительную речь перемежаемую непарламентскими выражениями и междометиями. Из нее следовало:

– Три недели обучения прошли практически «псу под хвост» во всяком случае, та часть, которая касается дисциплины и строевой подготовки. Начались потери личного состава. За последние три дня двое попали на офицерскую губу, да еще оказали сопротивление при задержании. Один остался без зубов, преодолевая в пьяном виде металлический забор ночью, второй сломал руку, на этом же препятствии. А потому… «гайки будут закручены», а меры воздействия ужесточены.

И три взвода лейтенантов начали гонять по раскаленному плацу так, что подошвы горели как на сковородке, а форменные рубашки покрылись мокрыми разводами от пота. Уже перед самым перерывом на обед Приходько вышел из кабинета, чтобы лично увидеть, что с ними сделали капитаны. Когда строй, выполняя команду «Смирно, равнение направо!» прогремел мимо него, сверкая хромовыми сапогами не хуже, чем гвардейский полк по брусчатке Кремля, он решил усилить впечатление и отдал команду: «С песней!». Строй молча гремел сапогами по плацу.

– С песней, я сказал или до вечера маршировать будете.

И тогда случилось то, чего никто не ожидал. Костя Столпер, который шел впереди взвода, звонким голосом затянул песню, которую накануне вечером несколько раз пели всем кубриком нетрезвые лейтенанты. Она была положена на мотив «Славянки» и шагалось под нее легко. Это было неожиданно и дерзко. Но в строю все были едины, хотя ни разу до этого с песней их маршировать не заставляли.

– По аллеям тенистого парка
С лейтенантом гуляла вдова.
Лейтенанта вдове стало жалко
И она лейтенанту дала.

Неслись скабрезные слова над плацем образцового учебного полка. Строй дружно подхватил:

– Зачем ты вдова, лейтенанту дала?
– Вот дура я была, ни с кем три года не спала.

И уже под воображаемый проигрыш между куплетами:

– Клюнул в жопу жареный петух…

Возле плаца между тем собралось немало народу. Одних солдат было человек тридцать. Интересно же посмотреть как «трахают» офицеров, ведь такое не каждый день увидишь. Услышав песню, они начали хохотать еще до того, как услышали припев и помешали услышать команду «Отставить песню». Поэтому строй так и двигался плотными рядами, чеканя шаг и распевая скабрезные строки. Только после повтора команды, уже отданной майором Приходько истошным криком, песня прекратилась. Снова построение возле казармы. Приходько стоял перед строем, уже не угрожая. Из-под фуражки у него стекали капли пота. Он снял ее и просто, по-человечески, спросил, не ожидая ответа:

– Хотите, чтобы меня из-за вас из армии уволили? – потом добавил, – Я вас прошу, не делайте этого, мне немного осталось.

Вечером, после самоподготовки было решено, за пределами части вдрызг не напиваться. Хватит приключений. Однако в кубриках всё было по-прежнему. Решив, написать письмо домой Пенкин думал, где бы уединиться, после того, как уже выпил для души и аппетита, с удовольствием закусив, чем Бог послал. Сосредоточиться не удавалось. Гвалт стоял невыносимый. С книгой в руке, в которую был вложен лист чистой бумаги, он хотел пристроиться на подоконнике рядом с канцелярией и, вдруг понял, что она не закрыта. Это была удача. Жора расположился за двухтумбовым столом и начал уже своё послание излагать на бумаге, как вдруг взгляд его упал на вешалку, которая стояла в углу. На ней висел китель майора Приходько, который тот забыл в расстроенных чувствах, покидая вечером полк. Какой же лейтенант не хочет быть майором? Отложив в сторону свою писанину, Пенкин снял китель и примерил его. Подошел к зеркалу и стал разглядывать себя.

Да, хотя китель и был великоват в плечах и животе, вид в нем был совсем другой. В это время дверь в канцелярию от толчка ногой распахнулась и Пенкин в зеркало увидел Шурку Копылова, одетого в футболку, галифе и сапогах, в правой руке у него плескалась в граненом стакане водка, а в левой он держал бутерброд с колбасой и зеленым луком. Был он подшофе и без очков.

– Поручик, – заплетающимся языком, провозгласил он, – не откажите выпить за моё здоровье, а то Вы как-то слиняли неожиданно, да я заприметил куда.

Жора, глядя на него в зеркало, решился на эксперимент. Он слегка приподнял расстегнутый китель так, чтобы погоны съехали с плеч назад и подслеповатый Копылов их разглядел. Именно это и произошло. У лейтенанта, увидевшего майорские звёзды на плечах стоявшего офицера, глаза сделались круглыми от ужаса, а сам он слегка побледнел. Он попытался вытянуть руки по швам, при этом у него из стакана начала литься водка, а с бутерброда на пол шлепнулась колбаса.

– Бля буду, больше не повторится, товарищ майор, – рявкнул Шурка, мотнув головой.

Еле сдерживая себя, чтобы не расхохотаться, для усиления эффекта, Пенкин голосом Приходько, заревел как раненный буйвол,

– Что вы себе позволяете? Да я тебя под арест. На губу захотел?

При этом он медленно начал поворачиваться, продолжая свою тираду.

– Кэак, стоишь перед командиром? Я вас отучу водку пьянствовать и хулиганство безобразить. Вы офицер или где?

Копылов от ужаса закрыл глаза и после каждой фразы только мотал головой, как от оплеухи. Однако долго так продолжаться не могло. Он подслеповато прищурил глаза и увидел в двух шагах от себя улыбающуюся физиономию товарища.

– Жорка! Твою дивизию! Вот ты что, дурак, сделал? —гневно выпаливал Копылов, глядя на счастливо хохочущего Пенкина, – Пороть тебя некому. Я со всей душой, а ты. … Вон, из-за тебя водку пролил, колбасу уронил.

У него даже губы задрожали от обиды. Потом он махнул рукой,