Но вопреки, на сердце зиждя жар огня,
Избрал доселе трудный путь, удел раба и звонаря,
Недостойный Бога восхвалять, сомкнув уста,
В башню дверь десницей отворя,
Безмолвствуя, звоню во все колокола.
Ныне она столь близка, вот укрывает холмик осенняя листва.
Крест возвышается дубовый, она в земле недвижно спит.
До дня Страшного суда, а я, с обещанием вдовца,
Вечно любить одну, что за неверность укорит,
Ведь в дни разлуки помышлял и видел девы отраженье
В других, естество ее в них воображалось,
Иллюзии то были, страсти плотской наважденье,
Мечтательно теплотой тело озарялось.
Отныне возможно каждый день мне назначать свиданья,
Она рядом, слушает меня, цветы без стесненья принимает,
Внимает в строки моего писанья,
Лишь обо мне помышляет.
Безумец! Неужто смерть жизни стала краше.
Похоронил, дабы обрести, уже не зацвести.
Глупец! Вознамеривший любить в страхе,
Крест тот тебе не понести.
Но, вопреки, законам неба и людским.
Взваливши на спину, ползу под тяжестью любви,
Пустынью жаркой и дном морским,
Всюду борозда моя и слышен вопль страждущей души.
* * *
Писателя придадите вы забвенью,
Но ее не забудете вовек.
Восхищаете к добру ее стремленью,
А я предстану на суде последним, как последний низкий человек.
Видя свет ее благословенный,
Надежду обрету, любя Ариану лишь одну.
Некогда ничтожный, благоверный
Трепет в сердце хладное вручу.
И я уйду вслед за нею,
Влекомый чаяньем манящим.
Я верою и усомниться не посмею,
Претерпевши, мы славу вечную обрыщем.
* * *
Спи ангел мой небесный, покуда за тобою не прейду.
Не поседеют волосы твои, и внуков не прижмешь к груди.
Пусть не печалят потери те, утраты возвращу,
Встречусь еще не раз на земном твоем пути.
Взмокли длинны волосы мои от слез.
Который час прощаюсь с девой, застывши у гроба.
Доносится со всех сторон сонм укоров и угроз.
Они спешат похоронить, ожидая яства накрытого стола.
О Боже, она была жива!
Молила и любила, радовалась и грустила,
Рядышком со мной сидела и по имени звала.