Ручьем прохладным, восславлю, чуть умывшись.
Цветком к носику прильну, покинув затхлую гряду.
Блаженствуй дева, а я тебя почту, придя к возлюбленной могиле.
Но почему – взмолюсь – Я живу, а она погребена, ее душа
Вознесена на Небеса. А я, не тороплюсь туда,
К Богу, кому о спасении молил, прося о силе.
Услышь стихиры, тебе одной я посвящаю не тлеющие книги.
Спи сном безмолвным, безмятежным в царствии ночном.
В обители пресветлой, о благодати я пишу, о том,
О втором рожденье, где жизни белеющие бреги.
Я помню всё и не забуду ничего, я вечно помнить буду,
О деве непостижимой чистоты, спросишь – Кто? и я отвечу – Ты!
Творила образ незабвенный красоты усталая душа моя, мои персты.
Перебирали воспоминаний недремлющую груду.
Памятник воздвигну – скорбящий ангел в смирении благом.
Из мраморных глазниц сочатся слезы в знак прощенья.
Длани ангела к небесам воздеты – символ умиленья.
В тиши слышны моленья, неугасимые грабителем врагом.
Здесь плоть покоится, касанье к той наготе я чтил грехом.
О это место, судьбы человеческой закон, место памяти убогой.
Всё минуло, воспоминания поросли добром, не злобой.
Здесь крест простой высится флагом иль гербом.
Но не грешно к душе душой кротко прикоснуться.
Вот мысль моя, мои картинные виденья, вот слух и зренье.
Унынье гаснет, наступает озаренье.
Но если жизнь есть сон, то позволь очнуться.
Позволь мне рядом лечь, позволь дух от мира бесстрастием отсечь.
Но светом солнечным ты вновь безумье озаряешь.
Поёшь – Живи и помни – и тем поэта верою смиряешь.
И за собой не меня увлечь мечтаешь.
Любовь – мертвец бессмертный не питаемый, гонимый.
Эдем сердечный тот сторожат украдкой херувимы.
Иссохли житницы, но плодоносят нивы.
Душа там любит ночевать, ладанку храня, образок любимый.
Голоса утихли вездесущие химеры несбыточных надежд.
Верните время, вспять утерянное в любовной муке.
Мир исчезает, вновь оживает в последнем звуке.
Причитанья древ в наготе осенней, без одежд,
Зовут поэта в замок мрачный на холме из писем влажных.
Безответных, как и сердце девы, что томится в заключенье.
Оно свободы чувств боится, созидая предубежденье.
Ужель я не был из числа отважных?
И мы взрослели, но слез поток невольный не кончался.
За нас Бог распятый на кресте страдал, чего же радоваться ныне?
Восстанью, воскрешению из мертвых, будь счастлива отныне!
Грустишь поэт, что сердце не отдано любимой, за перо давно не брался.
Мечтал и в деве ощутить любовь, но взор ее холодно бездарен.
Ее ласка лишь учтивость, а для тебя амброзии божественные тайны.
Ее сердце молчанье избрало, ее глаза сухи, покойны.
А ты, мученик любви, твой путь пространен.