Замок без зеркал

– Ты восстала против него? Восстала против своего близнецового пламени?

Мне с трудом верилось в то, что Ананке могла это сделать. Ведь как может одна половина души восстать против другой? И, тем не менее, внешний вид девушки, её искренние эмоции доказывали, что она говорила правду и ничего не приукрашивала.

– А что мне оставалось делать? Да, пришлось… восстать… Члены Ордена скрываются. На нас постоянно ведётся охота. Его шпионы повсюду… Но мы будем продолжать бороться. В наши ряды вступают всё новые и новые умруны. Вместе мы победим, пусть для этого понадобится хоть тысяча, хоть десять тысяч лет. Если мне не повезёт, и в одной из битв его скипетр с камнем умрундом отправит в Тонкий мир меня, моё дело продолжат другие. Но каждый из нас лучше предпочтёт стать тенью в Лимбе, чем рабом безумного тирана!

Ананке говорила это с такой яростью, страстью, что даже не верилось, как давным-давно, три сотни лет назад, она прошла жуткие испытания Всадников ради своего близнецового пламени Эвклидиса, потратила столько сил, положила душу ради того, чтобы удержать его на троне и спасти от заточения в Тонком мире. Теперь же она стала первой, кто поднял свой меч против него. Какие же невероятные метаморфозы случаются в жизни! Даже в посмертной жизни!

– А Лжец? Помнишь о его восстании? – осторожно спросил я.

Она поморщилась. Видно, эту страницу своей биографии Ананке хотелось вспоминать меньше всего. Возможно, она даже испытывала вину за то, что тогда именно благодаря ей Бог Смерти остался на троне и теперь мучил своих подданных.

– Прекрасно помню, Кеци, и понимаю, к чему ты клонишь… Но тогда Эвклидис ещё не злоупотреблял своей властью. Быть может, Лжец что-то чувствовал, предвидел такой исход событий и решил предупредить его, но… никто ничего не понял. Я ничего не поняла и… фактически, то, что сейчас происходит в мире Посмертия, лежит и на моей совести. Если б не я…

– Ты не могла знать заранее. К тому же, ещё неизвестно, каким бы правителем стал сам Лжец. Может, ещё хуже…

– Нет… Ты не видел того, что видели мы. Ты не знаешь, каким стал Эвклидис…

Ананке не боялась его. У неё даже не дрожал голос, когда она рассказывала о своём некогда любимом близнецовом пламени, без которого, казалось, она не сможет прожить ни минуты. Теперь она одновременно и ненавидела и любила его. Но совесть и врождённое чувство справедливости не позволили ей остаться на стороне Бога Смерти и стать соучастницей его преступлений.

За разговорами незаметно наступила ночь. Ананке и Арсений сильно устали и решили сделать привал. Разводить костёр было опасно. Члены Сопротивления были обречены скрываться в темноте. Но мороз (а морозы отныне стали частыми гостями мира Посмертия) пробирал до костей. Решили рискнуть, тем более, умруны были не одни, а со мной. Так что, спустя полчаса мы уже сидели и грелись у ярко пылающего костра и обсуждали дальше сложившуюся обстановку.

Арсений всё это время молчал, скупо отвечая, лишь когда обращались напрямую к нему. Он и при жизни был не очень-то разговорчивым. Его всё время мучили меланхолии, печали, какая-то вечная душевная неудовлетворённость и неуверенность в себе и своих силах, и по его словам, именно после встречи с Ананке эти отрицательные состояния, наконец, прошли. Но он так и не избавился от своей дурной привычки постоянно молчать, глубоко уходя в свои мысли.

Ананке не очень-то распространялась о своём друге. Мы обсуждали, в основном, нашу общую проблему в виде диктата Бога Смерти Эвклидиса, а также дела Ордена Сопротивления. Хотя, я как-то заметил, невзначай, какие взгляды бросали друг на друга Ананке и Арсений. Они были наполнены особой теплотой, глубокими чувствами, несмотря на то, что обстановка складывалась тяжёлая, практически, война висела у нас на носу. Из всего этого я сделал вывод, что их отношения, возможно, выходили за рамки дружеских, но из соображений тактичности я ничего расспрашивать не стал. Я почувствовал едва ощутимый укол ревности. Хотя, мне-то что? Я, наоборот, был рад, что эта храбрая девушка нашла своё личное счастье хотя бы в мире Посмертия. И её избранник, и неизменный единомышленник, по-видимому, тоже.

Был у Ананке ещё один важный союзник – Ярослав – близнецовое пламя Унго, вместе с которым мы победили Вождя Лже-Дмитрия. Он, фактически, являлся её правой рукой в делах Ордена. Ананке, ведь, сообщила, что собрала под его знамёнами всех умрунов, которые выходили с ней на связь во время её жизни на Земле. Всем им она оказала помощь, и теперь они помогали ей в её борьбе против диктатора. Её бабушки, разумеется, тоже присоединились к Сопротивлению, как и собственная семья Эвклидиса – его жена и двое сыновей со своими детьми. Они не признали его преступную власть и отказались ей подчиняться.

– Филлида – дрянь, шестёрка! Всегда за ним бегала. Теперь они вместе там всем заправляют, в его цитадели! – проворчала Ананке с едва скрываемой злостью и ревностью.

С Филлидой они долгое время были подругами. А Эвклидис… Эвклидис был для Ананке всем…

Вот так судьба в очередной раз сделала крутой вираж в её жизни и перевернула всё с ног на голову. Но я не прекращал восхищаться храбростью и стойкостью этой девушки. А ещё тем, что она не переставала любить. И как бы ни ломала её судьба, она не утратила эту способность – способность любить просто так, потому, что может, любить ради самой любви.

В какой-то степени мне теперь было жаль Эвклидиса. Что он лишился своего близнецового пламени. Навсегда ли? Этого не мог предсказать никто. А мне ещё предстояло встретиться лицом к лицу с Богом Смерти. В тот вечер, я, не раздумывая ни минуты, решил, что обязательно помогу Ананке восстановить справедливость. Ради неё я и приходил в миры. Ради неё мне и следовало быть.

3

Потом, уже после полуночи, мы сидели и болтали просто о жизни, как старые добрые друзья. После истории с Вождём, я ничего не слышал об Ананке. Наши пути разошлись, и мне было очень интересно узнать, как сложилась дальнейшая жизнь этой необычной девушки. Воспользовавшись отсутствием Арсения, который пошёл за хворостом для костра, я осмелился задать Ананке не совсем тактичный вопрос. Я спросил, был ли у неё при жизни муж.

– Нет, – ответила она. – Живые никогда не были мне интересны. Я… не могла с ними взаимодействовать.

– Почему, Ананке?

Она пожала плечами, задумчиво смотря в огонь.

– Из-за Него. Он отнял у меня способность радоваться жизни, и, вообще, любить жизнь. Он, если ты помнишь, знатно наследил в моей судьбе.

Она говорила об Эвклидисе. Я был наслышан, что он провернул с её помощью, выдавая свой трюк за помощь ей, а на деле просто используя своё близнецовое пламя в угоду своим интересам, чтобы занять трон.

– Он всё сломал у меня внутри… Но Арсений… Он починил моё сердце, разбитое на осколки. Так что, благодаря ему я снова полюбила эту жизнь. Хотя бы после смерти! Какая ирония!

Как бы парадоксально это ни звучало, но даже теперь, скрываясь от диктатора, и ведя с ним непосильную борьбу, каждый день находясь на волосок от изгнания в Тонкий мир или Лимб, что для умрунов равносильно пожизненному тюремному заключению, даже теперь, Ананке, наконец-то, чувствовала себя счастливой рядом с правильным человеком.

– Вы с Эвклидисом были вместе? Я имею в виду… как пара… – Спросил я, хотя прекрасно знал, что близнецовые пламёна и не обязаны быть парой в романтическом смысле. Но я помнил, как сильно Ананке его любила.

Девушка в ответ горько усмехнулась.

– Лишь в моих мечтах… А когда я пришла в мир Посмертия, мы просто были вместе, как близнецовые пламёна. Пока не начались его загоны. Хотя и до них я не могу сказать, что мне было хорошо. Никогда рядом с ним мне не было хорошо! Он только использовал меня постоянно, ничего не давая взамен. Это были зависимые отношения, от которых я испытывала лишь тяжесть.

– Знатно же ты на него обозлилась! – Только покачал головой я.

– А как было не обозлиться? Даже не беря во внимание то, кем он стал, помимо этого, он просто перечеркнул мою жизнь! Лишил меня возможности иметь семью, детей, вообще, какие бы то ни было взаимоотношения с живыми людьми! Из-за его бесконечного ментального гнёта я не могла ни с кем сблизиться. Абсолютно ни с кем! И мне пришлось смириться с тем, что всю жизнь я посвятила своему дару.

– Ведь всё сложилось к лучшему. Не будь этого дара, ты бы, вероятно, не смогла поднять восстание.

– Хм… Ещё неизвестно, чем всё закончится.

– Я уверен, всё будет хорошо, и проблема разрешится, потому, что рядом с тобой правильные люди, и ты сильная. Всегда такой была.

Она, казалось, не верила моим словам. И сокрушалась о прошлом. Она любила это делать.

– Я… рада, что у меня был этот дар, и что жизнь сложилась так, а не иначе. Я понимаю, что всё, что произошло между мной и Эвклидисом на Земле, нужно было для того, чтобы раскрылись мои способности. Но… Неужели нельзя было как-то помягче со мною обойтись, не так, как обошёлся он? Он же… Просто продавил мою волю настолько, что я… перестала принадлежать себе, стала орудием в его руках. Он довёл меня до попытки самоубийства! Это как называется? Да я бы… могла, вообще, оказаться в психбольнице и провести в ней весь остаток своей жизни!

– Ну не провела же. Крепости твоей психике не занимать!

– Это сейчас я могу спокойно об этом говорить. Кажется, что ничего сверхъестественного и не произошло. А тогда…

– Как же тебе всё-таки удалось избавиться от его гнёта?

Она пожала плечами.

– До сих пор не знаю. Но я чётко помню, что в один момент, когда казалось, что я больше не выдержу ни минуты, произошло кое-что… Ночью мне приснился Эвклидис. Однако не так, как обычно. Обычно он всегда снился мельком: я видела его то со спины, то сбоку, то, вообще, не видела, а лишь чувствовала, что он рядом. Но в ту ночь я увидела его лицо. Он смотрел на меня, не мигая, пронзительным взглядом, и молчал. А затем его лицо начало расплываться, будто его закрыли запотевшим стеклом. Я так поняла, что это ментальная стена закрыла меня от него. На следующий день я проснулась, и при мысли о нём не почувствовала ничего, будто его никогда не было в моей жизни.

– Как думаешь, кто поставил эту стену?

– Может, я сама, моё подсознание. Так дальше просто продолжаться не могло. У любой боли есть предел, дальше которого вытерпеть уже невозможно. Может, эту стену поставило Руководство. А может… Арсений… Он тогда как раз вышел со мной на связь. Совпадение? Не думаю. Но, сколько бы я не спрашивала, он неизменно отвечает, что ничего не делал.

– Может, он сделал это неосознанно?

– Может. Мне стало намного легче после этого, но… То, что было сломано внутри Эвклидисом, уже не срослось. Я так и не смогла жить, как все. Это, знаешь, как отрубить человеку руку, а потом надеяться, что он станет пианистом или скрипачом. Рана затянется, но то, что было утрачено, не восстановится уже никогда. Так и со мной…

– Ты – не все. Ты – особенная.

Девушка вновь усмехнулась каким-то своим мыслями.

– Ладно! Всё! – спохватилась она, отводя взгляд от огня. – Больше не хочу вспоминать о прошлом, а тем более, сокрушаться о чём-то! Хватит! Извини меня за такой поток откровенности! Расскажи лучше, как ты сам поживаешь.

– Да я… Как обычно… Новый Йар давно отстроили. Жизнь и быт асов наладились. Всё в порядке.