Джампер

Так-с. Жалко, что спирт кончился, придётся сеанс коньяком разбавлять… – он принёс бутылку какого-то иностранного производства, я так понимаю, папин подарок из Израиля, со вздохом сожаления протёр её и открыл. Плеснув и себе в кружку, сел обратно в кресло и продолжил: – А что из детства нового ещё в твоей памяти есть? Ну, просто интересно…

А я вот теперь и не знаю, что из моей памяти новое, а что старое. Слушай, как называется, когда память замещается?

Конфабуляции – это называется. А в какой школе ты учился? Мы учились…

В 67-ой, 1567,вроде…

Прааавильно… С кем из пацанов общались?

С Вовкой Лысым, Олегом…

Тоже правильно. А с кем целовался в первый раз, помнишь?

Конечно! Катька Краснова!

Тоже правильно, только Краскова она.

Почему Краскова-то? Помнишь, мы к ней в больницу пошли, когда она руку сломала? Ещё ржали, что в палате одни красные собрались. Краснова, Красноухова и Красникова.

Это ты наверное без меня ходил, не помню я чтоб она руку ломала.

А где ж по твоему мы с ней целовались-то? В больнице, под лестницей.

Всё верно, только ей тогда аппендицит вырезали…

Блин… Опять это самое слово, как ты его там назвал?

Конфабуляции… Я, конечно, не психиатр, но посоветовал бы тебе отдохнуть. Позагорать где-нибудь, на пляже, возле моря поваляться… Слетай в Кубу. Сменишь обстановку… Переработал ты мозгами, вот и плавятся. Ты в отпуске когда был в последний раз?

Два года назад. А чего в Кубу-то? Ближе некуда что ли? В Турцию, в Египет…

Ты меня всё больше и больше удивляешь. Куба интереснее и дешевле.

С каких это пор?

Да уж года три… Как Зюганов с коммунистами пришли к власти, так мы снова на Кубе лучшие друзья!

Зюганов?!

Серж, хряпни ещё коньячка. Хорош чертовски! Не зря папа его привёз. Я вижу что с каждым сказанным словом, твоя мозговая деятельность всё больше и больше заходит в тупик. Не напрягай мозг, тем более, не береди свою память, от этого только хуже становится. И пойдём прогуляемся. Свежий воздух, знаешь ли, никогда не повредит!

Я собственно с этим предложением к тебе с утра и ехал.

Вот и славненько. – потирая руки, Саня пошёл переодеваться, а сам в зеркало всё поглядывал на то, как я допиваю кружку чертовски хорошего коньяка от папы.

А погодка разгулялась, надо сказать, как в сказке. Птички щебечут, солнышко греет, лужи разлились… Весна, одним словом. Дошли мы молча до Поклонной горы, сели на лавочку и наблюдали за молодыми мамашками, прогуливающими своих детей, кто в коляске, кто уже без неё.

Вот надо было, Серж, тебе на Ольге жениться, сейчас бы мозг не размножал себе и другим. Вёл бы размеренный семейный быт, может уже и ляльку бы завели…

Не. Не готов я ещё жениться. Тем более на Ольге.

А год назад ты совсем обратное говорил.

Не начинай, Сань, я год назад с ней два раза в кафе сходил и понял, что семейная жизнь не для меня. Пока, во всяком случае.

Видимо для этого ты с её родителями и знакомился. Чтоб сказать, так мол, и так, не готов я быть вашим зятем.

Опять… Не знаком я с Ольгиными родителями. Когда я понял, что меня всё больше и больше засасывает трясина чувств, отвлекающих от жизненных целей, попросил её не давить на меня, после чего мы больше не встречались.

Ну ты сказочник! Ей Богу! Есть идея: пойдём ка прогуляемся до этой эстакады, под которой ты запнулся. Хочу изучить это парадоксальное место, где бьются ногой, а отшибает память.

А пойдём. Заодно проводишь меня до дома. Я не уверен в своей реакции, когда увижу бабушку. Но на улице ночевать тоже не хочется.

Подходя к месту, где я делал пируэты между опор эстакады, что-то во мне напряглось. Знаете, такое чувство, как будто стоишь под линией высоковольтки. Прям аж волосы зашевелились. Везде. Даже на руках. Ноги упрямо отказывались шагать, а горло пересохло. Я сказал Сашке об этом, но он съязвил про мою изнеженность и чувствительность и подтолкнул меня в спину. Мне пришлось сделать широкий быстрый шаг и я реально стукнулся головой во что-то твёрдое. Словно стекло на дороге поставили. От неожиданности я упал на то место, на которое обычно ищут приключения. Санёк подскочил тут же:

Ты как? Извини, не рассчитал.

Я сидя пытался ощупать впереди себя препятствие, о которое только что ударился.

С тобой всё в порядке? – не унимался Сашка.

Не понял пока. Я обо что-то ударился. Но не вижу обо что.

То что ты ударился, я заметил ещё утром. Вставай. Ещё раз проведём эксперимент.

Да иди ты, экспериментатор.

Вставай, вставай, а то не хватало ещё чтоб менты нас подобрали.

Довод был весомый. Я встал и осторожно прошёлся под эстакадой, сначала в одну, затем в другую сторону. Ничего. Потом прошёл своим обычным шагом – ничего. Потом, снова решил пробежать. И когда, как мне казалось, эксперимент был завершён, я снова ударился лицом об эту «невидимую» преграду. Но в этот раз я увидел, как воздух, в прямом смысле слова, уплотнился до состояния калёного стекла.

Обалдеть! – воскликнул великий экспериментатор и ринулся ко мне.

Ты это тоже видел?

Погоди! Давай ещё раз. Я на телефон сниму, на работе покажу!

Кому? Твоим пациентам? Ещё один такой раз и они меня увидят воочию.

Не. Митрофаныч, сторож наш, мне постоянно рассказывает про места силы, разломы и прочую чушь, чтоб я не спал. Я ему, как эксперту покажу, может он знает что это за аномалия такая.

А давай я сниму про то, как ты в эту фигню лицом втыкаешься?!

Давай! – он, в запале, даже не заметил мой гневный тон, настолько его увлекла эта невидимая стена.

Мотор! – скомандовал я, когда включил камеру на мобильнике. Санёк разбежался и… пробежал насквозь всё пространство под эстакадой.

Это лицо надо было видеть. Видели ребёнка, который разворачивает обёртку, а вместо конфетки обнаруживает там ещё кучу скомканных обёрток? Если видели – представляете. Это была смесь обиды, недоумения и ещё фиг знает чего. Разве что слезы не текли. Эта картина вызвала у меня приступ смеха, на что наш спринтер обиделся.